Екатерина Судакова - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Екатерина Судакова
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Сережа, это ты? Сережа Карташов!..

Старик повернулся ко мне, долго смотрел, потом сказал:

- Я вас не знаю, уходите.

Я узнала потом, что он страдал тяжелой формой паранойи.

А еще несколько лет спустя я услышала по радио его пьесу, тот самый диалог о мировой революции. По окончании передачи диктор объявил:

- Мы передавали пьесу "Наша молодость", написанную по мотивам Финна...

В это время Сергей Карташов уже давно покоился на маклаковском кладбище.

... Поправлялась я бурно, рывками. Приток лишнего питания (мне давали настой хвои и дрожжи) снова вывихнул мое сердце и я налилась водой, но достаточно быстро справилась с рецидивом и восстановилась настолько, что смогла активно выступать на сцене.

Однажды меня включили в список на этап, в какую-то далекую командировку, где требовались сельскохозяйственные рабочие. Этапы всегда формировались в бане, где за столом сидела комиссия из наших теперешних и будущих хозяев и врачей, тех и наших. Обращение с нами при этом было бесцеремоннее, чем с неодушевленным инвентарем: нас раздевали почти догола, тыкали пальцами в ребра, заглядывали в рот и в задний проход, решая, брать или не брать. Нередко при этом между теми и нашими начальниками возникала перебранка: одни начальники старались сбыть с рук плохой товар, а другие его не брали.

Когда очередь дошла до меня, вольная врачиха с чужого лагпункта крикнула мне:

- А ну, спусти чулок и нажми пальцем ногу выше щиколотки!..

Я надавила, и мой палец на два сустава погрузился в рыхлую ткань.

- И такую доходягу вы хотите отправить к нам на работу? Да она еще в пути подохнет. Пошла вон отсюда!

Дважды повторять "Вон!" ей не пришлось. Откуда только у меня силы взялись? Я схватила свое белье и была такова. Слава Богу, пронесло! Все зеки боялись этапов, да и было, чего бояться: ослабленные люди нередко не выдерживали пешего перехода в 40-50 км, а то и в 120, и умирали на ходу, падали на дорогу, останавливая этап, и покидали этот свет под невообразимый мат конвоя и лай собак. Если упавший был еще жив, его пристреливали. Должна сказать, что вся осатаневшая система лагерей, казалось, более всего боялась побегов. Видимо, вожди и организаторы преступлений смертельно боялись огласки, потому что слишком хорошо ведали, что творили. Людей - истребляли. А те самозащищались. Так, в Марпункте были созданы негласные группы из влиятельных и сильных зеков, которые занимались спасением и восстановлением сил прибывавших с этапами обессиленных людей. Так, в частности, спасли меня.

Надо сказать, что сценическая моя популярность в это время выросла невероятно. Меня знала вся Марпересылка от последнего работяги до высшего начальства. Я выступала с такой наэлектризованностью, с таким подъемом всех душевных сил, что меня воспринимали, как маленькое чудо. При встрече со мной в зоне люди называли меня именами исполняемых мною в песнях ролей, то морячкой, то русалкой, то огоньком. А я бродила по зоне и по чужим баракам, как по некоему нереальному миру, и крошечная частичка безумия надолго засела в моих глазах, в улыбке, в походке. Мое состояние было похоже на состояние человека под наркотиками, и люди видели это и считали меня чуть-чуть ненормальной. Но эта самая ненормалинка и спасла мне жизнь в первые годы моего пребывания в лагерях. Да и режим в Марпересылке был ослабленным по сравнению с другими местами заключения.

Режиссер Александров затеял постановку "Русалки" Пушкина. Наблюдая меня, он решил, что я и есть та самая Наташа-русалка. Себе он взял роль мельника, а роль князя досталась учившемуся когда-то в театральной студии молодому парню Феликсу. У меня были конкуренты на роль русалки, и довольно способные. Когда начались репетиции, начались и мои раздоры с Александровым. Я не хотела исполнять роль Наташи в псевдоклассической манере - завывать, заламывать руки и метаться по сцене в истерическом припадке. Но милый старый Александров по-своему понимал исполнение этой роли, и мы с ним чуть не разошлись. Тогда я сделала вид, что покорилась, зная, однако, что на сцене я потяну эту роль так, как подскажет минута, как заговорят душа и сердце. Я ни о чем не заботилась во время репетиций, и только по ночам, лежа без сна на нарах, я четко и ясно видела, что надо делать, я видела себя - Наташу - в мельчайших изгибах роли, во всех голосовых модуляциях, в каждом шаге и жесте. У таких трагедий, как ее, нет дна, о которое ударившись, можно всплыть на поверхность. Такую душевную боль никогда ничем не измерить и не охватить. Здесь впору только очутиться на дне реки.

Милая Ирма Геккер смастерила мне из каких-то списанных простыней сарафан и символически раскрасила его под речные водоросли. Бусы-ожерелье весьма искусно были сделаны чьими-то умелыми руками из хлеба. Перед началом спектакля я помолилась Александру Сергеевичу и попросила его хоть на секунды поднять меня на высоту его вдохновения...

Играя спектакль, я поняла, что никакие оковы и никакие режимы не в силах удержать, смять, выхолостить из человека творческий дух!

Что это было, когда спектакль окончился? Шум, крики, аплодисменты! Поцелуи и объятья! Была слава! За все, чего мне не пришлось совершить на воле, я получила там, в лагерях. Получила, как насмешку, как иронию судьбы.

Лагерный фейерверк проблистал, осветил меня на мгновенье... И отправилась я в свой барак - полутемный, сырой. На свои доски без матраса с парой подшитых валенок вместо подушки. Отправилась не спать, а слушать сонные вскрики своих товарок по несчастью, их всхлипы и стоны, и долго-долго вновь переживать только что испытанное счастье.

... Я на долго укрепилась в Марпересылке. На работу меня все еще не выгоняли из-за сердца. А я тем временем пристально всматривалась в окружающих меня людей...

1964 - 1965 гг.

ПАМЯТИ ГЕРЫ ГЕНИШЕР

Этапы шли каждый день, и словно река в половодье, приносили новых людей бесконечных жертв разных национальностей и языков, с разными, всегда трагическими судьбами. Людей этих распределяли по лагпунктам. Лишь некоторые, чем-либо особо выдающиеся, временно оседали на центральном л/п, более других благоустроенном и оживленном.

С одним из таких этапов и пришла Гера Генишер, задержавшаяся на центральном л/п по слабости здоровья. Гера являла собой типичный образец лагерного доходяги, одетая в поношенную телогрейку, обутая в ЧТЗ (резиновые боты, прозванные так в насмешку - Челябинский тракторный завод) и без малейшего признака личного имущества в руках.

Вскоре я познакомилась с Герой, а затем и подружилась. Да, это была незаурядная личность! Немецкая еврейка со строгим красивым лицом, исполненная благородной сдержанности и невозмутимости.

Мне удалось протащить Геру в барак, где жили придурки - работники конторы, медики, культработники и другие, и куда проникнуть вновь прибывшему было совсем непросто. Гера поместилась на верхних нарах прямо надо мной, так что нам было легко общаться. По вечерам она спускалась ко мне, садилась на вагонку и начинала рассказывать, и так великолепно, что я вся превращалась в слух! Гера блестяще знала историю Западной Европы и несколько иностранных языков. Русским языком она овладела за несколько лет лагерной жизни. Для меня Гера явилась сущей находкой: я жадно стала впитывать образование, далеко не то, каким нам забивали головы в советских школах.

Обе мы с Герой жили без помощи извне, на одной "государевой пайке", и это нас еще больше сближало.

Как же попала Гера Генишер в наши лагеря? Эта история типична. Гера и ее сестра Вента были дочерьми берлинского миллионера Генишера, второго по известности ювелира. Образование они получили в Лихтенштейне, славившемся своими аристократическими учебными заведениями. Поступив в закрытую школу в возрасте 6-7 лет, они вышли оттуда в жизнь восемнадцатилетними. Вернувшись в Берлин, обе сестры вскоре вышли замуж. В то время среди немецкой молодежи было модно заниматься так называемым "салонным коммунизмом", рассуждая о Карле Марксе и достоинствах его учения. Но тут как раз наступила пора, когда зародился и начал быстро набирать силу фашизм. Гера и Вента с мужьями, поняв, чем он грозит миру, не задумываясь, взяли по автомашине, по крупному бриллианту из батюшкина сейфа и двинулись на восток.

В СССР их охотно приняли и быстро выдали советские паспорта. Однако, по мере продвижения вглубь страны, умные ребята быстро сообразили, куда они попали, и решили пробиваться далее на восток, теперь уже в Китай. Но затею их постиг полный крах: наивные, неопытные, воспитанные в благородных традициях высокой морали, они доверились контрабандистам, которые должны были через Монголию довести их до Китая. Те обобрали их и после этого передали соответствующим органам: уже на территории Монголии возник черный воронок и всех четверых переправили прямиком в советскую тюрьму, где разлучили навсегда.

... Однажды, когда я была в отъезде в составе своей культбригады, кто-то сунул документы Геры в этап на женский л/п. То была особо проклятая командировка, где начальствовал некий Сидоренко, яростный антисемит и пьяница. На нашем л/п Гера вязала носки и разный ширпотреб для вольного состава и жен начальства. Она прекрасно знала женские рукоделия, так как в Лихтенштейне домоводство было одним из предметов обучения. У Сидоренко же были только общие работы в поле, на земле.