Елена Некрасова - Гиль-гуль

• Название: Гиль-гуль
• Автор: Елена Некрасова
• Издательство: Ред Фиш. ТИД Амфора
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-483-00153-2

Что связывает советского инженера Василькова, переводчицу-китаянку Сян-цзэ, охранника Макса и русскую израильтянку Ольгу?

Гиль-гуль. В Каббале этот термин означает «колесо времени», переселение душ.

* * *

Что связывает советского инженера Василькова, переводчицу-китаянку Сян-цзэ, охранника Макса и русскую израильтянку Ольгу?

Гиль-гуль. В Каббале этот термин означает «колесо времени», переселение душ.

Действие романа разворачивается в Китае пятидесятых годов прошлого века и в современном Израиле. Маги древности и маоистская политика «большого скачка», иудейские догмы и коммунистические идеалы, китайский театр и стройки века, страстная любовь и будни израильской больницы, утонченные чувства и мясорубка истории… Роман, от которого невозможно оторваться, в котором каждый найдет частичку своей собственной души.

---

Старшая медсестра Шарон обладала редким даром усыплять собеседника. Или сначала гипнотизировать, а потом усыплять… Ее неподвижные черные глаза с опущенными под коровьим углом ресницами, убаюкивающий носовой тембр тихого голоса, неизменный рефрен «ну вот…» почти после каждой фразы… пять минут — и ее круглое белокожее личико начинало терять очертания в слипающихся глазах собеседника, особенно если один на один… Если Шарон делала доклад на утренней линейке, то клевал носом даже бодряк Гарти, его заместитель Пик придумал щипать себя за щиколотку, а весь остальной персонал (за редким исключением) беззастенчиво посапывал… Хана чувствовала, что еще пару минут, и уже не будет сил бороться со сном… а ведь только восемь вечера, вся ночь впереди…

— …ну вот, ты же знаешь Мирьям, да? Ну, из хирургии, толстую такую, с ежиком? Ну вот… Она, оказывается, христианка, ты представляешь? Я ей говорю: покажи украшение, — и за цепочку так потянула, шутя, ну вот… а у нее там крест, так неудобно получилось, ну вот… Ужасно неудобно. А она так растерялась, бедная, вообще кошмар, вся покраснела, я говорю извини, я же не знала… так лучше бы я этого не говорила, а то она еще больше обиделась, ну вот… теперь мне понятно, почему она так рвется в эту больницу в Иерусалиме, как ее… Асаф Ха Рофе… А, нет… это, кажется, в Тель-Авиве… ну не важно, просто она хочет жить в Иерусалиме, ну вот…

— А-а-а-а-а… Слушай, Шарон, извини, совсем забыла, я Дине один телефон обещала… Так что я сбегаю в приемник, заодно узнаю, как там у них…

— Так набери ее…

— Да нет, надо размяться, а то глаза уже слипаются…

Нигде не взбодришься лучше, чем в приемнике, это точно… Дина говорит, что вой сирен ей по ночам уже снится… вот она и не поправляется, потому что вся на нервах. А эти безумные родственники, не говоря уже о больных… ужас. Все же Хана надеялась, что ей удастся немного посплетничать с подругой, ну, может не сейчас, но ночью уж точно… Несмотря на свою вопиющую стервозность, Дина действовала на нее умиротворяющее. Вот странно, Дину терпеть не могут в отделении, из-за ее шуточек… издерганная, резкая, как засмеется — мороз по коже… но только с ней Хана находит общий язык… Почему так бывает? Вот к Шарон относятся хорошо… хотя чего, собственно? Шарон добрая, всем помогает… просто она нудная туповатая клуша… Хана достала из кармана зеркальце, в который раз оглядела свою новую прическу. Вчера она наконец решилась. Следуя настоятельным советам Дины, состригла пышную рыжую гриву, выпрямила и покрасила волосы, став жгучей геометрической брюнеткой. Нельзя сказать, что Хана Фирбер не боролась за свою любовь… но, похоже, ее шансы с каждым днем таяли. Та ночь, вернее, те десять минут… все испортили. Взгляд доктора Шама не задерживался больше на ее лице больше доли секунды… «Привет!» — и пробежал мимо. Конечно, они общаются по работе, но не так как раньше… никаких анекдотов в курилке, мимолетных прикосновений… Ничего. И еще седьмая палата… надо признать, что причина в этом… черт, ей же надо сделать массаж этой Веллер…

— Привет, док, как дела?

— А, привет, Хана… херово дела, весьма-весьма херово…

До нее не сразу дошло, что измочаленный Гиль вышел из «шоковой»… значит, неудачная реанимация, кому-то не повезло… Вот на него уже набросились девицы… одна рыдает… да, весело тут у них… Хотя сегодня еще более-менее, из двадцати коек занято меньше половины, все вроде спят… Где же Дина… Ни фига себе! Цилю везут. Этого еще не хватало… Оглашая пространство хлюпающими стонами, в приемный покой въезжала огромная Циля Вайс, «ночной кошмар» терапевтического отделения… Ее страдальческое лицо контрастировало с беззаботным видом санитаров, старшая сестра Дина шла позади каталки, весело болтая с одним из парамедиков…

— О, привет, Хана! Слышь, док! Твою девочку привезли, иди скорее ее поцелуй…

Молодой дежурант Товий затравленно втянул голову в плечи. Именно он пару лет назад на своем первом дежурстве припаял сумасшедшей старухе диагноз «стенокардия», после чего она и стала качать права… И все. Если раньше ей давали кислород и отправляли домой, то теперь она имела полное право пару дней понежиться в отделении…

— Совсем обнаглела, мы же ее на той неделе только выписали…

Циля продолжала представление уже на койке: закатывала глаза, прерывисто дышала, а в перерывах шпарила наизусть симптомы ишемии миокарда. Смущенный док Товий уже подключал ее к кардиомонитору, Ашер готовился вколоть успокоительное… Припаять сердечный диагноз легко, а снять невозможно.

— Прикинь, эта тварь Эдика укусила! Он припугнул ее психушкой, так она его за руку укусила… кофе будешь?

— Ага… Мне массаж вообще-то делать надо… этой, из седьмой.

— Да ладно, рано же еще… пойдем во двор, а то здесь кофе в горло не лезет… Вот прикол, да? Как раз Товий сегодня на дежурстве, видела, он чуть не усрался…

— Я, кстати, забыла, почему ее в дурдом не берут?

— Так не хочет! У этой же суки справка есть, что она не опасна для окружающих… А как там ваша подопечная? Роман продолжается?

— Издеваешься?

— Ну да.

— Я, можно сказать, страдаю…

— А ты не страдай. Чего париться, если так вышло? Ну, не судьба. К тому же они оба русские… Но это даже неплохо, что ты трахнулась с Шамом, хоть на человека стала похожа, классно выглядишь…

— Думаешь?

— А то! Роковая женщина. У тебя и походка изменилась… раньше бегала пудельком туда-сюда… Шам тебя хоть оценил, сказал что-нибудь?

— Абсолютно… даже не посмотрел.

— Вот и забей.

Ей, лесбиянке, легко так рассуждать…

— Ладно бы он тебя еще поразил сексуально, а то перепихнулись по-быстрому, есть отчего страдать… Вечно находишь себе какое-то несчастье — отца этого многодетного, как его… Лефлера? То теперь с Шамом мудянку затеяла. Лучше бы уже с Эдиком трахалась, ты ему нравишься, между прочим, он мне сам говорил… Мне вот тоже нравишься, даже очень…

— Э-э-э! Перестань, я не по этому делу…

— А многие наверняка думают, что по этому, ты же дружишь со мной… Так что репутация твоя подмочена, ничего не потеряешь. Правда, давай разок, вдруг тебе понравится? Или тебе замуж сильно хочется? Детей завести, все такое…

— Ну ладно, Дин, закроем тему…

— Ну ладно, закроем пока. У тебя легкие сигареты? Дай мне тоже…

— Меня эта Ольга бесит, понимаешь… Сегодня родители мальчика опять приходили, ну, который был за рулем… они, оказывается, в Беер Шеве живут, тут его и похоронили… так вот, когда ей сказали, что он погиб — ноль эмоций, я тебе рассказывала, да? Ну мало ли — шок у человека, не всегда же понятно… А тут прикинь, картина — сидят старички, плачут, фотографии какие-то ей принесли, она тоже с таким типа грустным видом… а только они ушли, до лифта еще не дошли, она уже с Шамом кокетничает, глазки строит, и так оба заливаются, что слышно на весь коридор…

— Ну и что? Он же не муж, откуда ты знаешь, может, парень просто подвозил ее? Что ей, траур теперь нацепить? И так ее чуть не угробил… Ты, Хана, себя доведешь, это точно…

— Да нет, я уже как раз… короче, все нормально. Просто она вся какая-то… ну раздражает она меня. Подруги ей ноутбук привезли, так она пишет теперь целыми днями с умным видом, типа писательница… видения свои записывает, из прошлой жизни, нормально?!

— А ты откуда знаешь?

— Сама мне сказала.

— Видишь, вы уже почти подружки… А она писательница, да?

— Ну конечно! В Министерстве абсорбции она работает.

— Какая разница, где работает? Нет, Хана, тебя пора уже трахнуть по-человечески… ты ж, мать, совсем озверела… Все. В пятницу прихожу к тебе в гости, даже не возражай.

* * *

Макс погиб. Если бы он не успел вызвать «скорую», мы погибли бы оба… так что он меня спас. Так и не доехал до своего моря… Родители Макса подали в суд на транспортную фирму, перевозившую какие-то жидкие удобрения, якобы они пролились на дорогу и машина потеряла управление. Я тоже подписала бумаги… но Макса нет. От живого человека осталась вазочка с пеплом, где-то неподалеку… но лучше не думать об этом, хотя о чем тут уже думать? Можно только представлять поэтапно, как за пару минут человек становится горсткой пепла, и не найти его больше… очень тошно. Смерть Макса поражает своей обыденностью. Не так много людей умирает рядом с нами, вообще-то умирает много, а рядом — мало. Все, что по телевизору, — не в счет, и даже смерть хороших знакомых… И все эти жуткие взрывы, изуродованные дети… Нет, на каком-то духовном, общечеловеческом уровне сопереживаешь, но не на физическом. Вот у меня за всю жизнь умерли бабушка и отчим. Бабушка долго болела, лежала в подушках, пересматривала дедовы дневники и заодно всю свою жизнь, все письма от родственников перечитывала, а также все журналы «Огонек», подшивки «Правды» и «Знамени коммунизма», весь этот бумажный хлам, хранившийся десятилетиями. Сама себе сшила синее бархатное платье для гроба, а нам с мамой — черные косыночки… Она так опухла, что надеть это платье было невозможно, пришлось разрезать его сзади и накрыть им бабушку. А отчим хоть и умер довольно внезапно, но… на самом деле это не так. Он здесь потух и слишком часто повторял, что ошибся, что его жизнь кончилась… вот и кончилась. А Макс буквально на полуслове. Как и многие другие.