Петру Думитриу - Буревестник

• Название: Буревестник
• Автор: Петру Думитриу
• Издательство: Издательство литературы на иностранных языках
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1957

Чтобы написать эту книгу, Петру Думитриу, лауреат Государственной премии за 1955 год, провел некоторое время на море, среди рыбаков. Сначала рыбаков удивляло присутствие чужого человека, работавшего рядом с ними. Им не хотелось давать ему весла.

Позднее, когда они подружились, писатель признался, что он не рыбак и пришел к ним с другой целью, чтобы написать книгу.

«Однако жизнь рыбаков на плавучей базе «Октябрьская Звезда» — не только трудная, тяжелая работа, — говорит Петру Думитриу. — Бывает и отдых, когда опускается сумрак, когда небо и море словно заволакивает мягким светом и тихо колышется, убаюкивая вас, волны.

В этот час завязываются разговоры, бывалые моряки рассказывают о своих путешествиях, рыбаки читают газету, а молодежь танцует на юте под звуки гармоники».

Все это постепенно заполняло страницы писательского блокнота. Так создавался «Буревестник»…

---

Анджелика с минуту колебалась, не зная, как ей быть: притвориться спящей или ответить и решила все-таки ответить.

— Что тебе? — проговорила она нарочно сонным голосом.

— Я долго говорил с Василиу, — тихо начал господин Зарифу. — У этого малого большое будущее.

Анджелика молчала.

— Большое будущее, — повторил ее отец и закрыл дверь.

Повозившись еще в соседней комнате, он потушил свет. Было слышно, как он вздыхает, как скрипят под ним пружины продавленного дивана. Потом все стихло.

Но Анджелика долго еще не могла заснуть, лежа на спине и подложив под голову свои полные, мягкие руки. «У этого малого большое будущее, — думала она, — и большая, противная лысина…» Потом вдруг повернулась на бок и, уткнувшись в подушку, горько заплакала.

Спиру Василиу не пошел домой, а, решив проветриться после выпитого коньяка, отправился гулять по пустынным улицам, откуда открывался вид на залитый электрическим светом и окутанный дымом порт. Он остановился над зданием казино и стал смотреть на море. Было слышно, как волны с шумом разбиваются о мол. За мигавшими цветными огнями маяков начиналась непроглядная тьма. Небо было затянуто тучами и вода казалась черной. Смелые мечты и планы не покидали Василиу, пьянили его. Они увлекли даже господина Зарифу. Осуществит ли он эти планы? Исполнятся ли эти мечты? И если исполнятся, то когда? В каком году? Потому что лет им осталось не так уж много. Признаков того, что мечты претворятся в жизнь, было мало. «Вернее сказать, их почти нет», — думал Спиру Василиу. Шел редкий снег. С моря дул холодный ветер, который трепал где-то в темноте и заставлял хлопать невидимые флаги.

XVIII

«Октябрьская звезда» была спущена на воду в Любеке в 1902 году. Она перевозила уголь в Северном море, всякие грузы — «general-cargo» — в Средиземном и вдоль берегов Африки, потом опять уголь, но уже в китайских водах, а иногда, кроме угля, — оружие и боеприпасы. Название парохода и флаг, под которым он плавал, менялись в зависимости от национальности покупавших его судовладельцев или пароходных обществ. За свое полувековое существование он назывался и «Теодора», и «Пунта Дельгада», и «Стёртебекер» и разными другими именами. Избороздив холодные, серые воды Северного моря, голубые и соленые Средиземного и синие просторы океанов, он плавал теперь в более пресных, пепельно-зеленых, темных и мутных водах Черного моря, в которых нередко встретишь целые стволы с корнем вырванных ветел, отнесенных течением на сотни миль от устья Дуная.

Теперь, застопорив машину, «Октябрьская звезда» медленно дрейфовала вдоль берегов Добруджи. Угрюмым, скучающим, недовольным маленькой зарплатой механикам, смотревшим на нее с рыболовных куттеров, и рыбакам на лодках, бригады которых со всех сторон окружали пароход и заполняли все видимое водное пространство, она казалась подвешенной в воздухе на линии горизонта над гладким, бирюзовым и сверкающим сегодня морем. За этим голубым пространством была более темная, дымящаяся и, вместе с тем, сиявшая на солнце полоса, отмечавшая нижнюю кромку неба, а над ней плавал голубой силуэт «Октябрьской звезды». Иногда из трубы парохода вырывались клубы черного дыма — сигнал для ориентировки рыболовных бригад. Несмотря на ослепительно яркое солнце и голубое небо, на всем лежала печать таинственности и фантастичности, словно все это происходило где-то в неведомых морях, и неподвижный пароход этот подавал дымовые сигналы каким-то судам, занятым непонятным, таинственным делом.

На самом же деле суда эти были заняты просто-напросто ловлей белуги и осетра, камбалы и мелкой акулы, которая водится в илистых впадинах и устричных полях на дне Черного моря.

В первые дни рыбакам сопутствовала удача: в этих местах было много белуги и дно казалось буквально вымощенным камбалой. Были бригады, уже выполнившие месячную норму. Некоторые из них, удовлетворившись этим, не желали больше работать, и на нескольких лодках люди уже поговаривали о возвращении домой. Даже Емельян Романов, известный рыбак и старшина передовой бригады, бросил работу и отправился на пароход.

Было утро. Два или три белых перистых облачка таяли в голубом небе. Море искрилось на горизонте, становясь там совершенно гладким и светло-голубым, почти белым.

Моторный куттер весело рокотал, выкидывая на чистую воду дым от дизтоплива, и подпрыгивал на волнах, поднимая пенистые брызги. Он слегка покачивался, и верхушка его мачты выписывала в воздухе короткие арки. Емельян лежал на боку на дне лодки, подложив руки под голову, и смотрел то на тянувший его на буксире куттер, белый пеньковый буксирный трос которого иногда погружался в воду, иногда снова натягивался, щелкая по воде, как бич, и разбрасывая брызги во все стороны, то на огромного Косму с его невероятно мускулистыми руками. Косма был занят тем, что оттачивал напильником стальное острие багра.

— Ермолай! — зычно гаркнул Емельян, поворачиваясь ко второй лодке.

Над ее бортом показалась круглая рыжая голова на могучей шее.

— Чего тебе?

— Ермолай, выпить хочешь?

Голова, не ответив, исчезла.

Емельян усмехнулся и огляделся по сторонам. На западе, на горизонте, виднелась длинная и низкая желтая песчаная коса и словно вырастали из воды камышовые шалаши. Они скоро исчезли. В море, по беловатой кромке горизонта, плыла «Октябрьская звезда» — серо-голубая, словно подвешенная в воздухе громада с надстройками, мачтами, грузовыми стрелами и приплюснутым неподвижным столбом дыма, похожим на гриб. Все это было настолько ярко освещено солнцем, море так ослепительно сверкало и переливалось алмазами, воздух был так чист и прозрачен, что Емельян снял картуз со своей лохматой, седеющей головы, поднял его вверх, потянулся от удовольствия и, положив картуз себе на нос, заснул.

Наконец, мотор застопорил и остановился. Над лодкой выросла высокая, обшитая железом стена — борт парохода. Сверху, облокотившись на планшир, на них смотрели люди. Вокруг, на мягких круглых прозрачных волнах, качались другие куттеры и другие лодки. На куттерах перекликались механики с мускулистыми, загорелыми торсами; даниловские рыбаки, сидя в лодках, узнавали знакомых из Мангалии, из Сфынту-Георге.

— Сулейман? Как живешь?.. Трифон! И ты здесь? Ну как, много наловили?

Сулейман был сухой, поджарый рыбак, туго подпоясанный шерстяным поясом.

— Черта с два! — крикнул он со смехом, вращая белками и скаля зубы, резко выделявшиеся на коричневом лице.

— Что ж, чем черт не рыба! — весело крикнул Емельян. — Особливо ежели копченый! А у вас как сегодня, Федор?

Сидя подбоченившись в лодке и лихо сдвинув набекрень картуз, Емельян, как на качелях, то взлетал, то опускался вместе с волной, оживленно перебрасываясь словечками со всеми, кто был от него на расстоянии до ста саженей. У него свободно хватало легких на то, что другим было почти не под силу. Но вот что-то так его заинтересовало, что он прервал начатый разговор со знакомцем из Сфынту-Георге и, замерев от любопытства, уставился в сторону парохода, где по штормтрапу — сети с широченными ячеями — карабкались плечом к плечу четверо или пятеро босых людей. Трое из них, голые по пояс, были совершенно коричневые от загара. Один был хорошо знаком Емельяну: у кого еще могли быть такой ширины плечи? Кто мог так косолапо и в то же время ловко — как медведь по дереву — ходить по штормтрапу? Емельян находился в чрезвычайном возбуждении.

— Косма! — завопил он, спрыгивая с банки. — Берись за бабайки! Айда!

Парень с удивлением посмотрел на старшину. У его ног лежал отточенный багор, покончив с которым, он принялся за длинный нож. Ему очень не хотелось отрываться от этого занятия, пока лезвие ножа не станет как бритва.

— Айда за Ермолаем!

С терпеливой улыбкой (как, мол, не услужить дяде Емельяну, — ведь у всякого есть свои причуды, — хотя бог его ведает, на что ему понадобился Ермолай) Косма налег на весла. Они пристали к другим трем лодкам, стоявшим рядом борт о борт. Позади них, прижавшись к пароходу, тоже стояли лодки, которые то и дело окачивало из непрерывно работающего насоса. Кузьма и Емельян полезли вслед за Ермолаем.

Палуба была запружена без умолку галдевшими рыбаками, рабочими и работницами консервного завода и матросами в коротких портках, с синей татуировкой на мускулистых руках. Отовсюду выскакивали люди, разыскивавшие кого-то, взывавшие наудачу: «Мариникэ!» и, не дождавшись ответа, снова исчезавшие где-то во внутренних помещениях парохода или на верхних палубах.

В одной из групп Ермолай беседовал с Прикопом. Рыбаки, обступившие их со всех сторон, весело смеялись. Емельян с Космой подошли поближе.

— Товарищ председатель, — говорил Ермолай, — ты у меня знаешь где? Здесь, в самом сердце!

Он ударил себя тяжелой ладонью по груди, которая загудела, как туго натянутый барабан.