Петру Думитриу - Буревестник

• Название: Буревестник
• Автор: Петру Думитриу
• Издательство: Издательство литературы на иностранных языках
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1957

Чтобы написать эту книгу, Петру Думитриу, лауреат Государственной премии за 1955 год, провел некоторое время на море, среди рыбаков. Сначала рыбаков удивляло присутствие чужого человека, работавшего рядом с ними. Им не хотелось давать ему весла.

Позднее, когда они подружились, писатель признался, что он не рыбак и пришел к ним с другой целью, чтобы написать книгу.

«Однако жизнь рыбаков на плавучей базе «Октябрьская Звезда» — не только трудная, тяжелая работа, — говорит Петру Думитриу. — Бывает и отдых, когда опускается сумрак, когда небо и море словно заволакивает мягким светом и тихо колышется, убаюкивая вас, волны.

В этот час завязываются разговоры, бывалые моряки рассказывают о своих путешествиях, рыбаки читают газету, а молодежь танцует на юте под звуки гармоники».

Все это постепенно заполняло страницы писательского блокнота. Так создавался «Буревестник»…

---

Прикоп молчал, судорожно сжимая зубы.

— Понял? А теперь ступай к чертовой матери! — без всякой злобы докончил старик.

Прикоп яростно выругался сквозь стиснутые зубы и пошел прочь. В его голосе звучало бешенство и отчаяние.

* * *

Одним из первых последствий партийного собрания явилось предложение выбрать другого председателя профсоюза, а именно Продана. Этого потребовал прибывший из Констанцы инструктор профсоюза. Созвали профсоюзное собрание, на котором Маргарита Киву пожаловалась, что к ней приставал Прециосу, и кинула в физиономию Прикопу полученную ею по его настоянию премию.

— Знаю я, зачем ты мне ее выдал! — кричала она. — За своего дружка Прециосу хлопотал! Разве я лучше других работала?

Она заплакала. Прикоп, которому стыдно было глядеть людям в глаза, поспешил нагнуться, чтобы подобрать деньги.

На том же собрании рыбаки горько жаловались на тот отдел треста, где хозяйничал Спиру Василиу: бригады, в которых недоставало людей, месяцами не пополнялись, месяцами флотилия не получала нужных материалов. Инструктор профсоюза все это записал и послал радиограмму в трест. Начальник рыболовной флотилии вызвал к себе Спиру Василиу.

— Такие служащие, как вы, мне не нужны, — сказал он, объяснив, в чем дело. — Если вы не способны справляться со своими обязанностями, то с завтрашнего дня можете не являться на службу.

— Как прикажете, — покорно проговорил Спиру.

— Вы свободны.

— Честь имею кланяться, — пробормотал Спиру Василиу и, на цыпочках выбравшись из кабинета, тихонько прикрыл за собой дверь.

Когда-то он был старшим помощником капитана на «Арабелле Робертсон», когда-то у него было много денег, когда-то он был красавцем и молодцом и самоуверенно покрикивал на барменов, матросов, комиссионеров, проституток. Но тот Спиру Василиу умер. Его больше не существовало.

XLII

За последнее время Спиру Василиу похудел и осунулся. Глаза его, из-за бессонных ночей, горели странным, болезненным блеском, сердце глодало ни на минуту не оставлявшее его беспокойство. Он до сих пор не знал, выйдет ли за него Анджелика. Во всяком случае уверенности в этом не было. Он даже не знал наверное, любит ли она его. Бывали дни, когда счастье казалось ему возможным и даже близким. Это случалось, когда Анджелика бывала к нему ласкова, хотя сдержанность и некоторая таинственность никогда ее не покидали. На следующий день все менялось: девушка держалась как чужая и бывала с ним холодна, насмешлива и казалась даже неприятной.

«Что мне делать? — недоумевал, приходя в отчаяние, Спиру. — За что она на меня сердится? Чем я провинился? Чем не угодил?» Он снова спешил к Анджелике, хотя заранее знал, что найдет дверь ее комнаты запертой. Она не выходила к нему, ссылаясь на плохое самочувствие или на головную боль, а он часами разговаривал с Зарифу, который тоже иногда обращался с ним холодно, чуть ли не презрительно:

— Ну как? Ты продолжаешь думать, что нам что-нибудь удастся? А может, ты просто хвастался?

И напряженно посмеиваясь, он ждал ответа с видом осужденного на гибель человека, который сделал отчаянную попытку спастись и с ужасом видит, как рушится его последняя надежда. Спиру приводил в порядок свои мысли, притупленные постоянным страхом потерять Анджелику, и принимался доказывать, что все обстоит прекрасно, притворяясь изо всех сил, что он по-прежнему уверен в себе и в ожидающем всех их светлом будущем.

— Да, но мы не можем больше ждать, — говорил Зарифу с упрямством впавшего в детство старца. — Нет, Спиру, ждать больше нельзя: ни одного года, ни одного месяца, даже ни одного дня. Сколько еще, по-твоему, я должен ждать? Ведь я могу умереть не дождавшись! Анджелика тоже не может больше ждать. Около нее увиваются какие-то шалопаи — знаешь, из теперешних, — прибавлял господин Зарифу.

Одержимый своей навязчивой идеей, он говорил это нарочно, чтобы произвести впечатление на Спиру. И действительно, от таких слов у Спиру болезненно сжималось сердце и он на некоторое время смолкал.

— Я ее, конечно, берегу, даю ей хорошие советы, — продолжал Зарифу в припадке откровенности. — Я-то знаю, какая была бы у нее жизнь, будь я богат, знаю, зачем ей нужно себя беречь, но она еще так молода, Спиру, так неопытна! Все, что я говорю, кажется ей сказкой, мечтой. Ведь она не знала той жизни — обильной, богатой, элегантной, — какую знали мы с тобой. Понимаешь? И я боюсь, как бы в один прекрасный день она не наделала глупостей…

— Что мне делать? Как быть?! — с отчаянием восклицал Спиру Василиу. — Не могу же я превратиться в пароход! Украсть пароход и бежать? Но как? Как?

Нужно что-то предпринять. Необходимо! Ты молод, умен, предприимчив, смел! Ты должен что-нибудь придумать! — твердил господин Зарифу, хватая его за лацканы пиджака и обдавая легким запахом разлагающегося трупа.

Спиру Василиу вставал и, выйдя на лестницу, хватался за голову. Потом бесцельно бродил по констанцским улицам, забирался в кабачок к Панайтаки и просиживал там целыми часами перед четвертью литра цуйки, пока хозяин его не выгонял. Тогда он шел к себе на квартиру и ложился, но не мог заснуть и долго ворочался с боку на бок, пытаясь найти выход и не находя его в своем разгоряченном мозгу. Но проходило два-три дня, Анджелика меняла гнев на милость. Спиру снова парил в небесах и потом снова, когда на нее находил дурной стих, впадал в отчаяние. Он чувствовал, что больше не может, что у него не хватает сил терпеть эти капризы. Иногда ему даже приходила в голову мысль покончить с собой, но одна улыбка, один взгляд черных, глубоких глаз Анджелики переполняли его восторженной, униженной, рабской радостью.

В один из таких счастливых дней он купил билеты в цирк и пригласил Анджелику, которая, по этому случаю, нарядилась в узкое розовое шелковое платье с короткими пышными рукавами, которое очень шло к ее черным, как воронье крыло, волосам. Но вместе с тем это платье напоминало чем-то ночную рубашку, и Спиру Василиу не мог удержаться от гримасы. Он на своем веку видел немало хорошо одетых женщин и знал, как должно выглядеть красивое платье. Безвкусный наряд Анджелики унижал его. В прежнее время он никогда не решился бы выйти в город с дамой в таком наряде. Но Спиру слишком боялся рассердить Анджелику малейшим намеком на ее платье. Стиснув зубы, он старался не глядеть по сторонам, но не мог не чувствовать на себе любопытных, а иногда и насмешливых взглядов окружающих.

Выйдя из цирка, он пригласил ее есть мороженое в ресторан «Морские чары».

— У нас будет много денег — у твоего папы и у меня, — говорил он ей по дороге. — Мы будем одевать тебя в лучших парижских домах.

— Все это сказки, — улыбалась Анджелика. — Какие деньги?

— Увидишь, — твердил Спиру. — А деньги у меня были и будут, так же как и у твоего отца. Ты будешь одеваться у лучших портных, дорогая: у Скиапарелли, у Баленсиаги, у Пату, у Пакэна; будешь ездить на примерку в их роскошные салоны, где нога утопает в толстых, пушистых коврах. Откуда-то струится мягкий, невидимый свет; воздух насыщен ароматом тонких духов Ланвэна: «Moment supreme», «Adoration», «Desir», «Invitation». Закрой глаза и представь себе, что ты там. Примерка кончена, ты спускаешься на улицу, где тебя ждет сверкающая, роскошная машина. Веду ее я. Мы катим по бульварам к Елисейским полям… Вечером мы приглашены к кому-нибудь из знаменитостей. Там тебя окружают международные богачи, почтительно целуют тебе руку, какой-нибудь Вормсон, нефтяной король, или модный ювелир Мастокьян, богатые американцы, приехавшие развлекаться в Париж, аргентинские или бразильские плантаторы с бриллиантовыми перстнями чуть ли не на всех пальцах — у одного такого, я помню, в кольце и в галстуке было по крупному розовому бриллианту, — словом, Анджелика, люди, у которых есть власть и деньги. В прежние времена я видал, бывало, как где-нибудь в Александрии или в Марселе им грузили на пассажирские пароходы собственные машины — только для того, чтобы они могли, не покупая другого лимузина, ездить играть в карты, заворачивать миллионными, аферами в Египте или кататься по южной Франции. Я в те годы был глупцом. Меня не интересовали деньги, хотя у меня были в этом отношении великолепные возможности. Но теперь для тебя я скоплю горы золота, и ты будешь у меня так же богата и элегантна, как любая из женщин, которых можно встретить в больших международных отелях. Ты сможешь вести шикарную жизнь в одной из таких гостиниц, где нам будут отведены целые апартаменты; мы познакомимся с мировыми богачами, нас будут приглашать на приемы, где ты встретишь знаменитых киноартистов, модных художников и нашумевших в Париже писателей. Все будут любоваться твоей красотой… твоими нарядами… потому что ты действительно будешь хорошо одета, — закончил он с усмешкой, боясь рассердить свою капризную спутницу.