Андрей Богданов - Царевна Софья и Пётр. Драма Софии

• Название: Царевна Софья и Пётр. Драма Софии
• Автор: Андрей Богданов
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-2310-9

Осенью 1689 года потерпела крах политика Софьи Алексеевны Романовой. Почему же мудрое и справедливое правление Россией, когда процветали науки, ремесла, культура и «торжествовала вольность народная», обернулось трагедией для страны? Личность старшей сестры Петра овеяна легендами. Ее усиленно очерняли на протяжении столетий, и образ «цепкой и хищной» царевны крепко вбит в сознание современного читателя.

Доктор исторических наук, профессор А.П. Богданов предлагает вашему вниманию три совершенно разных взгляда на правление Софьи, равно противоречащих стереотипу. Авторская часть книги рассказывает, откуда взялись знакомые широкому читателю представления о России конца XVII века и как они соотносятся с фактами.

---

После переворота в пользу Петра, окончательно потеряв надежду на справедливость «доброго царя», полки восстали, изгнав дворян-командиров и избрав из своей среды «выборных» для защиты общих интересов. Весть о столичных волнениях всколыхнула провинциальные гарнизоны, но главное — регулярные полки придали восстанию организованность, несвойственную скоротечному бунту (что впоследствии дало основание домыслам о «заговоре Софьи», «Хованщине» и т.п.).

15 мая 1682 г. тщательно подготовленное в «кругах» (полковых советах) и на тайных совещаниях стрелецких и солдатских выборных людей вооруженное восстание началось. Рано поутру во главе с новоизбранными командирами, с развернутыми знаменами и полковыми оркестрами, в полном вооружении и с пушками, из опоясывающих Москву стрелецких слобод и солдатских Бутырских казарм двинулись к центру города колонны лучших в России войск, прославленных за столетие многими победами, разгромивших в недавней войне (1672–1681) отборные силы янычар и знаменитейших полководцев Османской империи.

Стрельцы и солдаты были единодушны — старых командиров, прислужников и «ушников» начальства они заблаговременно истребили и разогнали, многие полковники сами бежали в страхе. Двигавшиеся со стороны Бутырских казарм выборные солдатские полки аккуратно связали генерала Аггея Алексеевича Шепелева, проявившего во время восстания такую же неустрашимость, как и в 1678 г., когда он, надев шапку на шпагу, шел впереди своих бойцов на штурм Чигиринских высот, нашпигованных окопавшимися янычарами лучшего турецкого полководца Кара-Мустафы.

Горожане, шедшие за стройными колоннами и собиравшиеся в многочисленные толпы, проявляли меньше единодушия. Так и должно было быть — ведь на улицы вышли люди и по занятиям, и по убеждениям разные: от богатого промышленника до наемных работных людей. С целью политической агитации стрельцы и солдаты послали глашатаев кричать, что бояре-изменники не только отравили царя Фёдора (вестимо отравили — иначе, откуда они знали, что он не проживет еще несколько часов, когда присягали Петру?!), но покусились уже на жизнь царевича Ивана: отравили или задушили — кому что больше нравится.

Слухи подтолкнули на Кремлевскую площадь даже неустойчивых, неверящих в успех восстания. Впрочем, сопротивления почти не было. Привилегированный белый полк царской охраны влился в ряды пестрых стрельцов (голубые кафтаны с желтыми патронташами и сапогами, коричневые с красным одежды) и солдат в темных кафтанах, частью в тяжелых кирасах и шлемах. Охранный полк открыл ворота Кремля. Несколько ружейных залпов снесли с Ивановской площади боярских и дворянских вооруженных холопов.

Выстроившиеся перед дворцом восставшие потребовали выдать им строго по составленному и тщательно обсужденному в «кругах» списку 40 «изменников»: издевавшихся над народом правителей, главных заговорщиков, отнявших власть у совершеннолетнего царевича Ивана и подозреваемых в отравлении царя Фёдора. Выведенных напоказ маленького царя Петра и царевича Ивана восставшие проигнорировали, патриарха и видных государственных мужей не стали слушать: «Не требуем никаких ни от кого советов!»

С Петром на всю жизнь остался ужас, пережитый, когда восставшие выбрасывали из дворца на копья и «рубили в мелочь» его родственников и царедворцев. Животный страх слился с ненавистью, впитанной с малолетства, когда мать и родичи царевича, предприняв неудавшуюся попытку захвата власти после смерти царя Алексея, в завистливой злобе прозябали на задворках пышного двора царя Фёдора Алексеевича.

Богомольный 16-летний царевич Иван был повергнут в оцепенение происходящим на глазах душегубством и окончательно отказался от занятий делами мирскими. Во всполошенной восставшими царской семье было множество царевен — теток и сестер Ивана и Петра, — в том числе знаменитая советница царя Фёдора, строительница и меценатка Татьяна Михайловна. Царевны вместе с царицей Наталией Кирилловной прятали преследуемых от разъяренных стрельцов, воспользовавшись даже покоями юной вдовы Фёдора, царицы Марфы Матвеевны Апраксиной. Но активно вмешаться в события они оказались неспособны.

Подавляющее большинство государственных деятелей и царедворцев, застигнутых во время ежедневного утреннего собрания во дворце, даже не отдавало себе отчета в том, что они не подвергаются непосредственной опасности, поскольку восставшие ищут именно объявленных «изменников». Правда, трудно было спокойно созерцать расправы, тем более что стрельцы убили кое-кого по ошибке, обознавшись. Гибель князя Михаила Долгорукова, а затем его отца князя Юрия Алексеевича с несколькими военными, не столько помешавшими, сколько разозлившими стрельцов сопротивлением и угрозами, усилила панику. Правящая верхушка была деморализована.

Хотя уже 17 мая восставшие, пытками добившись признания «виновных» в отравлении царя Фёдора и завершив казни, объявили о воцарении в столице спокойствия (и даже помиловали оставшихся в живых «изменников»), большинство бояр, окольничих, думных дворян и дьяков разбежались по своим вотчинам, забившись «аки подземные кроты» в дальние деревни. Лишь немногие из родовой знати — часть Одоевских, И.М. Милославский, В.В. Голицын, Хованские, М.П. Головин и др. — сочли недостойным оставить царскую семью в руках восставших.

18 мая оставшиеся в Москве вельможи образовали новое правительство вместо истребленного и разогнанного.

Сложность состояла в том, что для жителей столицы, восставших против попытки «верхов» «царством владети паче прежнего, и людьми мять, и обидети бедных, и продавать», новые власти не являлись авторитетом. Но юный Пётр и Иван, царицы и царевны оказались небеззащитны. Из их перепуганной толпы выступила царевна Софья Алексеевна, обладавшая незаурядным умом, отмеченным еще знаменитым просветителем Симеоном Полоцким, у которого она осваивала курс «свободных наук» вместе с будущим царем Фёдором Алексеевичем.

ПРЕМУДРАЯ ДЕВА

Первым побуждением царевны была, надо полагать, борьба за власть своего клана — детей первой жены Алексея Михайловича Марии Ильиничны Милославской, их родичей и окружения. На похоронах Фёдора Алексеевича 28 апреля она вопреки традиции шла за гробом, заставив Петра с матерью в возмущении покинуть церемонию. Вероятно, она действительно опасалась за жизнь единокровного брата Ивана, когда в первых числах мая возмущение народа дворцовым переворотом не удалось утихомирить даже официальными сообщениями, будто бы Пётр избран на царство Земским собором «всенародно и единогласно»{8}.

Но обстоятельства штурма Кремля и последующие действия восставших дали «мужеумной царевне» понять, что спасать следует уже не только права претендентов на престол или положение отдельных людей, а само государство. Софья стала выступать перед восставшими от имени царской семьи, не выказывая ни малейшего испуга перед смятенными толпами и окровавленным оружием. Ее поистине пугало другое — невиданная организованность бунта, строгая дисциплина, с самого начала установленная стрельцами и солдатами.

Закрыв кабаки и публично казнив тех, кто бросился грабить (в том числе нескольких своих товарищей), служивые заявляли, что решили установить свой порядок всерьез и надолго. Публично выступая от имени законного наследника престола Ивана Алексеевича (что Софья могла бы только приветствовать), восставшие довольно спокойно согласились с настоянием патриарха Иоакима и вельмож, чтобы корону сохранил и Пётр, затем позволили боярам постепенно уклониться от стрелецкого требования наречь Ивана «первым», а Петра «вторым» царем.

«Царистские иллюзии» были лишь внешней оболочкой стремления служивых стать постоянными гарантами «общей пользы», правды и справедливости для «всяких чинов людей», начиная с защиты «государева здоровья». Софья спешила удовлетворить стрельцов и солдат, истощив казну и обложив данью монастыри, чтобы выплатить недоданное служивым за десять лет жалованье, обещая новые прибавки и поблажки, наказывая по их требованию особенно ненавистных полковников.

Но зачинщики восстания выступали не только от своего имени: они требовали «жалованных грамот», удовлетворивших бы интересы всех служивых второго сорта — «по прибору» (в отличие от дворянства, служившего «по отчеству» за поместные оклады). Во избежание нового взрыва народного бунта и для успокоения волнений, охвативших многие российские города, пришлось утвердить грамоты о месте в Российском государстве, правах и обязанностях купцов, промышленников, посадских людей, ямщиков, пушкарей, воротников (городской стражи) и т.п.{9}

За казенный счет на Красной площади был воздвигнут памятник победе восставших над «изменниками-боярами», «чтобы впредь иные, помня ваше государское крестное целование, чинили правду» и не наносили «обиды» подданным. Современники по достоинству оценили это поразительное событие, как и новое название московских полков: «надворная пехота» (в противовес дворянам-кавалерам) становилась «правым крылом» царской власти! Ведь она была организованной общественной силой и в прошедших войнах сыграла главную роль, особенно заметную на фоне неудач дворянской конницы.