Роман Сенчин - Зона затопления

• Название: Зона затопления
• Автор: Роман Сенчин
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-089482-6

У Романа Сенчина репутация автора, который мастерски ставит острые социальные вопросы и обладает своим ярко выраженным стилем. Лауреат и финалист премий «Большая книга», «Русский Букер», «Национальный бестселлер», «Ясная Поляна».

В новом романе «Зона затопления» жителей старинных сибирских деревень в спешном порядке переселяют в город – на этом месте будет Богучанская ГЭС. Автор не боится параллели с «Прощанием с Матерой», посвящение Валентину Распутину открывает роман. Люди «зоны» – среди них и потомственные крестьяне, и высланные в сталинские времена, обретшие здесь малую родину, – не верят, протестуют, смиряются, бунтуют. Два мира: уходящая под воду Атлантида народной жизни и бездушная машина новой бюрократии…

---

– Ну, чай… На работе еще надо успеть показаться. – Сын уселся, оглядел просторную кухню. – Что, сносят нашу деревеньку… Нас пытались вербовать на зачистку, но местные отказались…

– Позавчера собрание было, опрашивали, кто куда поехал бы… Списки у них, кому какое жилье положено… И нам, – Татьяна кашлянула, глотая слезы, – нам на троих вот две комнаты. Мы говорим: сын взрослый…

– Да я… – перебил было Андрей, но Татьяна не дала:

– Сын взрослый у нас, и мы сами в разводе уж столько. Все трое отдельно, адрес только один.

– Они говорят, – вступил Юрий, – по закону – правильно. С одного адреса – в одну квартиру. А у людей тут сплошь и рядом – по одному адресу десять человек. Вот Синицыны…

– Да что нам Синицыны! – всплеснула руками Татьяна. – Нам о себе думать надо. Нам-то как?

– Ну, может, это знак судьбы, – улыбнулся Андрей.

– Что – знак судьбы?

– Чтобы вас свести. Ведь это ж смешно уже, правда, – в одной ограде столько лет, а живете, как эти…

– Живем и живем, – голос Татьяны моментом стал сухим и твердым, – и кому какое дело. Не жалуемся. А если нас в одну клетку… Ты представь только, как мы там втроем!

– Я и хотел сказать: я как снимал, так и буду снимать пока. Тем более я с девушкой сейчас. Может, и серьезно получится…

– Это с той, с Дашей?

– Нет, другая… Потом познакомлю.

– А это, слышь, – вспомнил Юрий, – мы комиссии сказали, что ты на очереди стоишь, как солдат…

– Участник боевых действий, – поправила Татьяна, будто это уточнение было важно сейчас.

– Ну да… И они сказали, что первоочередной становится очередь по переселению.

– Мы возмутились с… с отцом… Только им это…

Андрей хотел что-то ответить, но передумал. Покривился, как от боли, потер ладонью подбородок.

Щелкнул электрический чайник, и Татьяна тяжело поднялась, налила чашку чая. Потом, подумав, налила еще две. Поставила на обеденный стол. Достала из буфета печенье, сахар. Постояла над столом, как бы вспоминая о чем-то, села.

– Ла-адно, – выдохнул сын протяжно, с угрозой кому-то. – Ладно, таких, как я, у нас много, мы им устроим, если действительно… Главное – пока никаких бумаг не подписывать. На своем стоять. Пускай решают.

– Подписывать не будем, ясное дело, – отозвался Юрий. – Насильно нас вряд ли станут – другое время… Хотя и три квартиры вряд ли дадут.

– А если и дадут, – заговорила Татьяна, – то по одной комнате, где и не развернешься. А тебе, – обратилась к сыну, – свою жизнь устраивать надо. Тридцать два года, а все так – один по съемным углам…

– Ну, не по углам, и не один.

– Да это тебе кажется. А скажут, чтоб освободил до конца недели, и другую снять не получится. И что? Вот тебе и углы… Свое жилье надо, свое! И семью. Детей. – И, разойдясь, Татьяна стала планировать, как устроить жизнь сына, да и свою на новом месте: – Может, дом перевезти? Об этом на собрании не было разговора, но ведь можно, наверно… Всем бы места хватило.

– Как его перевезешь? – пробормотал Юрий. – Сруб разве только… Как это все разбирать, раскатывать… штукатурка, ба́лки… И кто нам землю даст?

– Дадут, – убежденно сказала Татьяна. – Заявление написать, потребовать. Такие хоромы – три комнаты жилых, кухня вот, двое сеней… их тоже теплыми сделать можно… Или, – нашла другой вариант, – доплатить за комнату. У меня семьдесят тысяч лежит. У отца тоже, наверно, что есть.

– Тридцать с чем-то, – поспешно, чтобы не подумали, что жалеет денег для дела, объявил Юрий.

– Вот! И у тебя, сынок, найдется.

Андрей усмехнулся:

– Да это не деньги. Надо хотя бы полмиллиона. Или кредит брать.

– Нет, без кредита. Я столько случаев слышала…

– Кредит тоже под что-то дают, – продолжал сын, – просто так не выложат деньги. А может, все-таки… – Он глянул на мать, на отца. – Может, сойдетесь? Ведь легче же вместе…

Юрий, до того глядевший в пол и лишь изредка поднимавший глаза на говоривших, затяжно посмотрел на Татьяну. И она показалась ему сейчас – именно после слов Андрея – помолодевшей, симпатичной, близкой. Захотелось, как раньше, подойти, сжать ее плечи, притянуть к себе… Те обидные слова, что говорила она ему много лет назад, что кололи, не давали покоя, теперь забылись, вернее – потускнели, потеряли смысл… «Почему, действительно, не быть вместе? Ведь по-настоящему же никогда не расходились, всё рядом. И будем рядом, хоть и переедем отсюда… Сын у нас…» И он сказал:

– Я, в принципе, не против.

Лицо Татьяны исказилось – то живое напряжение, с каким, как казалось Юрию, она ждала его ответ на слова сына, превратилось в гримасу страдания и злобы.

– Не против? – не крикнула, она вообще редко кричала, а как-то полузадушенно прошипела. – Не против? В принципе?

– Мам, – голос Андрея, – чего?..

– А чего? Чего он?.. Захотелось – разбежался, теперь надо – сбежался.

– Я от тебя не убегал, – ответил Юрий. – Ты пошла на разрыв.

– Ну дак, конечно! Если ты в самое трудное время предал просто.

– Как это – я предал? – Юрий ненавидел выяснять отношения и в тот раз просто отправился жить во времянку, чтоб не выяснять…

– А так. Так! – распалялась Татьяна. – Когда муж вместо того, чтобы опорой быть, прячется, как страус, – как это назвать? Единственное, что мог, – принести бутылку и сказать: «Будем на лучшее надеяться!» Вот же!..

– Да когда я пил?!

– Не скажу, что запивался, но и не делал ничего. Сидели здесь без копейки, без ничего, когда сын там, в Чечне этой, под пулями…

– Мам, но ведь обошлось, – сказал Андрей. – Прошло. И не хуже других живем.

– Не хуже? Хуже! Раньше надо было искать выход, а не сейчас. Двадцать лет было… Тогда еще и дом можно было продать, и купить тебе отдельный… Как теперь-то нам?!

Юрий поднялся, пошел к двери.

– Ну вот видишь, – тут же как-то торжествующе сказала бывшая жена, – опять уходит. Так же и тогда уходил. Только начну разговор – он уходит.

– Да я покурить.

– Курить!..

– Мама! – выкрикнул Андрей. – Хватит… Чего теперь злиться, через столько лет? Решать нужно.

– Ну а как с ним таким решишь? Не против он… в принципе… Все я знаю, как ты тут по деревне к каждой одиночке лез, паспорт совал, что развелся.

Юрий дернулся:

– Да когда это было! И что – мне одному легко, думаешь?

– Ну вот и ступай к ним!.. Что-то ни одна не приняла.

– Го-осподи! – Юрий присел у порога; Татьяна сухо плакала, Андрей, большой, взрослый, какой-то лишний здесь, безвольно согнулся на стуле, постукивал ногой в остроносой туфле.

Казалось, так вот они и будут мучиться втроем, пока с улицы не войдут и не скажут: «Ну что, готовы? Покидаем помещение, грузимся».

Хоть на словах почти все жители Большакова были за то, чтобы держаться до последнего, добиваться самых лучших условий, но на деле уже через месяц-полтора после собрания дома стали пустеть. Уезжавшие оправдывались:

– Ну а чего ждать? Другого не будет. Пока хоть квартиры дают, а потом – хрен его знает.

Собирали вещи в коробки и мешки, сносили, свозили на берег, а с него – на подходящий, чаще всего уже забитый вещами переселенцев с верховья реки паром. Что-то ломалось, билось, что-то мочило дождем; люди ругались, проклинали всё подряд, но тащили это уже ненужное, поломанное барахло на палубу, пихали в свободные щели, ставили коробку на мешок, ящик на коробку… В конце концов паром медленно отчаливал, посылал оставшимся прощальный взвой сирены и полз дальше, в сторону плотины. За километр до нее была широкая пристань, склады, но все это временное, обреченное на скорое уничтожение и затопление. От пристани вела дорога к городу, за которым начинался огромный мир с десятками и сотнями других городов и сел, поселков, деревушек, по которым распылялись жители Большакова. Распылялись, терялись, исчезали…

Большаково – село некрупное. И, казалось бы, расселить его можно за неделю. Да когда-то за сутки целые народы грузили на транспорт и отправляли за тысячи километров. Было такое. Но теперь все делалось вроде бы по закону, с соблюдением прав, и процесс шел медленно, кое-как.

Первые семьи покинули Большаково еще в конце семидесятых, когда электростанцию только начинали строить. Но их дома заняли другие – дальняя родня или приезжие. Да и некоторые из местных вернулись – не прижились на чужбине. И по существу село и теперь не выглядело обреченным на гибель.

Погибали маленькие деревни дальше от города, даже те, что не попадали в зону затопления. Но когда стал пустеть бывший райцентр и старинные села вдоль реки, захирели и выросшие из зимовий, заимок, балков деревеньки. Фролово, Пуня, Бераямба, Боровое, Армаль… А как иначе? Одно дело, когда до ближайшего села с магазином, фельдшером десять-двадцать-тридцать километров, а другое – двести, а то и больше. И люди снимались, уходили.

Обезлюдевали деревеньки – эти несколько избушек, – и сырая темная тайга сразу наваливалась на отвоеванные у нее когда-то деляны; дикие травы засыпали огороды, дворы, улицы семенами, сосны и ели швыряли расщеперенные шишки; на срубах поселялся мох, расползался по плахам крыш лишайник. Снег и ветер валили заборы, дождь разъедал бревна, доски, слеги, по стайкам шастали лисы, напрасно вынюхивая кур, на чердаках и вышках строили гнезда белки, долбили городьбу дятлы… Природа забирала обратно свою территорию.