Роже Вайян - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Роже Вайян
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1978

В сборник избранных произведений известного французского писателя включены роман «Бомаск» и повесть «325 000 франков», посвященный труду и борьбе рабочего класса Франции, а также роман «Закон», рисующий реалистическую картину жизни маленького итальянского городка.

---

Ежедневно в семь часов утра меня будит сборщик молока. Он подъезжает на своем грузовичке, дает гудок и, не выходя из кабины, кричит: «Молоко! Молоко!» Тон у него самый насмешливый, так как Эрнестина всегда просыпает и коровы у нее еще не подоены.

Она выскакивает на крыльцо, откидывая со лба растрепавшиеся за ночь белокурые кудряшки.

— Красавчик, — молит она. — Красавчик, заверните к нам на обратном пути, я так крепко спала, что не слышала будильника.

Грузовичок разворачивается во дворе, проезжает мимо миссионерского креста. Накинув старый плащ поверх халата с мелкими букетиками роз, Эрнестина бежит в хлев. Через три четверти часа Красавчик (таково прозвище сборщика) возвращается из Нижних выселок. Он помогает Эрнестине донести ведро с молоком до грузовика, потом «принимает» у нее молоко — наливает его меркой через цедилку в бидон. Количество сданного молока Эрнестина отмечает в нескольких графах квитанционной книжки «Общества сыроварения и молочной торговли» и старательно выводит цифры.

— А складывать-то вы не умеете, — каждое утро шутит Красавчик.

Эрнестина досадливо топает ножкой и, смеясь, смотрит на него из-под белокурых кудряшек, упавших ей на глаза.

Сегодня утром у нее во время этой игры слетел с ноги деревянный башмачок, весь в сквозных прорезях и с ремешком из тисненой кожи, — такие башмаки́ выделывают в здешних краях для продажи туристам. Сборщик поднял упавший башмачок. Эрнестина протянула ногу, чтоб он обул ее, и, наблюдая эту сцену из-за оконной занавески, я заметил, что у молодой щеголихи ногти покрыты ярким лаком. Сборщик не поцеловал стройную ножку, но, должно быть, крепко сжал ее в щиколотке; я увидел, что Эрнестина густо покраснела. Она вообще то и дело краснеет до корней волос.

Немного позже, встретив Эрнестину, я спросил, почему она не красит себе ногти на руках.

— Отец с матерью да и муж рассердятся, скажут: «бесстыдница», ответила она.

— А на ножках, значит, можно, Эрнестина?

— А вы уж и доглядели! — воскликнула она. — Не то что мой Жюстен, он у меня тихоня, ничего такого не замечает.

25 марта

За последние дни мне пришлось немало поездить по железной дороге, и я всегда добирался до станции или со станции домой на грузовике сборщика молока, сидя в кабинке рядом с ним.

Сборщик молока, по прозвищу Красавчик, — итальянец, уроженец Пьемонта; его фамилия Бельмаскио, что означает по-итальянски «красивый мужчина», но здешние жители, верные традициям французов, которые превращают город Кельн в Колонь, Лондон — в Лондр, а Базель — в Баль, именуют его то Бомаском, то просто Красавчиком.

Наружность Красавчика на первый взгляд не соответствует ни его итальянской фамилии, ни ее французскому переводу. На лице у него резкие складки, хотя ему немногим более тридцати лет, черты неправильные, нос с горбинкой, а глаза запавшие; взгляд прямой и смелый, но не мягкий пронзительный, в зеленовато-серых глазах блещет искорка лукавства. Роста он довольно высокого, худощав, с прекрасно развитой мускулатурой, на груди курчавятся черные волосы.

Путешествуя с ним до станции и от станции до дому, я скоро изучил его маршрут. В четыре часа утра он выезжает из Клюзо — того промышленного городка, где работает племянница стариков Амаблей. Кроме Гранж-о-Вана, он обслуживает еще несколько горных деревень и поселков, часть бидонов отвозит в Клюзо, в молочную, а остальные должен до двенадцати часов дня доставить на сыроваренный завод в Сент-Мари-дез-Анж.

Красавчик рад оказать людям услугу. Он охотно выполняет поручения крестьян, покупает по их просьбе и привозит то, что почтарь не взял бы на свою тележку: мешки с семенами, запасные части для сельскохозяйственных машин. Заболеет у кого-нибудь корова — Красавчик дает полезный совет. Вздумают в приюте для престарелых увеличить плату за содержание чьей-нибудь бабушки — у него спрашивают, кому можно подать жалобу. «Справлюсь у секретаря профсоюзного комитета», — говорит Красавчик и на другой день привозит от секретаря ответ и образец заявления, которое надо подать. Речь у Красавчика краткая, движения быстрые, уверенные, физически он очень силен, с легкостью взваливает на плечи шестипудовый мешок и с такой же легкостью разбирается в сложном переплетении проводов электрического насоса. Мужчины почтительно говорят ему «мсье», хотя он итальянец.

Женщины величают его попросту Красавчик и любят посмеяться с ним. Нельзя сказать, что он развлекает их веселой болтовней — разве только с ласковой насмешкой бросит на ходу девушке с круто завитыми локончиками: «Здорово! Поздравляю с перманентом!» А другой моднице, обновившей красную кофточку, скажет забавную чепуху: «Осторожнее, бык забодает!» Но всякий раз, как этот парень говорит с женщинами, он чуть-чуть понижает голос, в самых простых словах его приветствия: «Здравствуй, Мари-Луиза» — звучит какая-то нежность, и Мари-Луиза, отвечая вполголоса: «Здравствуй, Красавчик», словно поверяет ему заветную тайну. Выражение глаз у него и тут остается лукавым и даже жестким, но он тотчас уловит женский взгляд. Красавчик и любая женщина понимают друг друга с первого слова, как заговорщики. Меня это немного раздражает, да, наверно, и не только меня одного.

Иной раз я невольно слышал, как наспех, полушепотом назначалось свидание. После полудня, сдав молоко на сыроваренный завод, Красавчик совершенно свободен. И тогда он встречается со своими подружками, то в риге за околицей горной деревушки, то они сами под предлогом покупок приезжают к нему в Клюзо. Но он никогда не хвастается своими победами, и мы с ним ни разу не говорили «про женщин».

27 марта

Ночью я приехал скорым поездом Париж — Турин, и нынче утром Красавчик доставил меня из Клюзо в деревню на своем грузовичке. В разговоре я случайно упомянул о верфях «Ансальдо» [9] в Генуе одном из самых больших в мире центров морского судостроения. Он тут же сообщил мне, что несколько лет работал клепальщиком на верфях «Ансальдо», и в голосе его прозвучали такие же мягкие нотки, как в разговоре с женщинами.

Я был на верфях «Ансальдо», когда там шла забастовка «с занятием предприятия». Меня провели туда и все показали руководители профсоюза. Я писал в те дни статьи об этой забастовке: двадцать тысяч рабочих заперлись в ограде морских верфей, будто в крепости. Тогда-то я узнал, как и что делает клепальщик корабельного корпуса.

Я сказал ему об этом, и он сразу стал называть меня просто по имени.

— Ах, Роже! А ты видел верфи, когда там работа на полном ходу? Видел ты, как спускают на воду корабли?

Да, я все это видел, и все это очень меня увлекло.

— Послушай, Бомаск, как же ты сюда попал? Ты ведь клепальщик, строитель океанских кораблей. Зачем ты забрался в эти скучные горы и возишь молоко на какой-то таратайке? Что у тебя общего со здешними крестьянами? Ведь они отстали от современности на целое тысячелетие!

Мой собеседник ответил, что у него были неприятности с властями и ему пришлось бежать из Италии.

* * *

Постепенно Красавчик рассказал мне всю свою жизнь. Разговоры происходили у нас в течение нескольких недель, в те дни, когда он возил меня в своей кабинке. Я не стану отвлекаться в сторону и передам вкратце только те события, которые помогут лучше понять мой рассказ.

Родился он в пьемонтской деревушке. Из поколения в поколение мужчины в его роду уезжали во Францию, работали там каменщиками; на склоне лет они возвращались на родину и доживали свой век возле старухи жены, которой аккуратно высылали все, что могли сберечь из своих скудных заработков. Французскому языку научился от деда и говорил по-французски с тех самых пор, как вообще начал говорить. Но даже и тогда, когда мы познакомились с ним, он не умел писать по-французски, так как учился только в итальянской школе; впрочем, он уверял, что скоро будет писать и по-французски — «мадам Амабль молодая» дает ему уроки, он пишет у нее диктанты и изучает грамматику.

С самого юного возраста он питал отвращение к профессии каменщика.

— Вот возьми, скажем, коров, — говорил он мне. — Они ведь тоже из рода в род, испокон веков своим делом занимаются — дают молоко, и молоко у них всегда одно и то же. Нет никакой перемены в ихнем коровьем ремесле. Так вот и у каменщиков — никаких перемен нет.

— Что ты! — возражал я. — Техника строительного дела очень прогрессирует.

— Верно, прогрессирует! Только не для итальянцев. Если каменщикам-итальянцам удается найти во Франции работу, они не смеют ничего требовать, должны соглашаться на любые условия, и подрядчикам гораздо выгоднее все делать их руками, чем разными механизмами.

Еще в детстве Бомаск решил стать механиком и до сих пор считает свое решение разумным. У слесарей, у механиков ремесло не коровье, оно развивается из поколения в поколение. Вот, например, на судостроительных верфях вместо автогенной сварки теперь применяют электрическую клепку. А будь у него сын, очень хорошо было бы, если бы малый работал по использованию атомной энергии или стал был одним из тех смельчаков, которые вызовутся первыми полететь в ракете на Луну.