Роже Вайян - Закон

• Название: Закон
• Автор: Роже Вайян
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1978

В сборник избранных произведений известного французского писателя включены роман «Бомаск» и повесть «325 000 франков», посвященный труду и борьбе рабочего класса Франции, а также роман «Закон», рисующий реалистическую картину жизни маленького итальянского городка.

---

Когда дон Чезаре считал, что допрос кого-нибудь из его людей затянулся, он кратко командовал:

— Уходи!

Полицейские протестовали. Им, мол, надо задать еще несколько вопросов.

— Я его знаю, — обрывал протестующего дон Чезаре. — Больше ему нечего сказать.

И бросал допрошенному:

— Уходи!

Женщин вообще допросить не удалось. Хозяин просто-напросто запретил им отвечать на любые вопросы.

— Я ручаюсь за всех женщин и девушек, проживающих в моем доме.

А на следующий день взял и вообще не пустил к себе комиссара.

Дальнейшее расследование полицейские попытались худо ли хорошо вести за свой страх и риск, заходили по очереди в камышовые хибарки, разбросанные в низине. При их приближении хибарки мгновенно пустели. Или же полиция обнаруживала там только ветхих старух, полуслепых, полуглухих, твердивших одно: «Да мне, синьоры, и сообщить вам нечего». Надо сказать, что и полицейским не так уж улыбалось бродить по болоту, особенно если учесть, что до многих хибарок можно было добраться только на ялике: а ялик легче любой лодки — сбит он из трех досок, обычно плоскодонный, узенький, с высокими бортами, верткий, норовит тут же опрокинуться, если хоть на минуту перестать энергично грести; да и вода его не несет; сунешь в воду руку — сразу же вляпаешься в тину, в вековую грязь, которая дышит, засасывает, обволакивает.

Топь во всех направлениях изрезана узкими земляными насыпями. Здесь не в редкость встретить дона Чезаре с ружьем на плече — он крупно шагает, а за ним плетется Тонио с ягдташем. Это они вышли охотиться на «железных птиц», в которых, если верить легенде, превратились спутники Диомеда, иначе говоря за редкой дичью, альбатросами, гнездящимися в низине и на озере. Идет он молча, не удостоит вас даже взглядом, и вам еще приходится переминаться на краешке насыпи, чтобы он, проходя, не опрокинул вас в воду. За ним семенит Тонио в белоснежной своей свеженакрахмаленной куртке, и тоже ни звука. Шагают они бесшумно, на них резиновые сапоги. Вскоре оба исчезают в камышах. Потом вдруг раздастся хлопанье крыльев, совсем рядом грянет выстрел, прошуршит, раздвигая камыш, ялик.

— Надо понять дона Чезаре, — говорит судья. — Он воспитан в старинных феодальных традициях. И слишком он стар, чтобы меняться.

— А вы тоже хороши, — восклицает комиссар, — когда крупного землевладельца призывают к ответу, за него вечно вступится социалист.

— Конфискуем! Конфискуем! — тоже кричит судья. — Но уж никак не в пользу ваших попов…

Завязывается обычный спор. Комиссар — член христианско-демократической партии.

Тонио на «ламбретте» медленно объезжает Главную площадь.

Безработные следят за Тонио взглядом. Подобно тому как подсолнечник поворачивается вслед за солнцем, так и их глаза обегают площадь одновременно с «ламбреттой». Это их манера смотреть. Подпирая стены домов, выходящих на Главную площадь, они уже давным-давно разучились вертеть головой. Зрачок медленно ходит в орбите глаза — совсем как те медузы, что, вроде бы отдаваясь на волю волны, сами не движутся, но на деле проплывают немалый путь, и от их взгляда никто не ускользнет.

Тонио уже выполнил все поручения, данные ему доном Чезаре. В кармане у него двести лир, «подкожных», которые удалось утаить от Марии. Вот он и раздумывает, что бы ему такое сделать на двести лир; двести лир женщина получает за полдня работы, это треть дневного заработка сельскохозяйственного рабочего, это полстакана скотча в «Спортивном баре» (впрочем, виски никто здесь и не пьет; бутылка ждет того дня, когда морской курорт Манакоре, как говорится, «пойдет в гору»). Двести лир — это также цена двухсот граммов оливкового масла, двух литров вина и одного посещения борделя; но в Порто-Манакоре борделей нет, а чтобы добраться до ближайшего, в Порто-Альбанезе, приходится платить за проезд в автобусе шестьсот лир.

Безработные следят взглядом за Тонио, не поворачивая головы. А вдруг дону Чезаре потребуются рабочие руки, ну, скажем, прочистить оросительные канавы на его апельсиновых или лимонных плантациях. «Тонио на нас не глядит, ему просто приятно тянуть и не сразу тыкать пальцем в того, кого он выберет, приятно лишние пять минут чувствовать свою значительность доверенного лица. Только бы вспомнил, что его жена — моя двоюродная сестра, и тогда он непременно выберет меня. А может, дону Чезаре в помощь рыбакам мальчишка требуется. Тогда я смотаюсь домой и приведу своего». Но Тонио кружит по площади только ради удовольствия показать всем «ламбретту». А сам тем временем думает, как бы ему распорядиться двумястами лир.

Солнце медленно спускается к островам. Дочка нотариуса, дочка адвоката Сальгадо и дочка дона Оттавио появляются на углу улицы Гарибальди; они открывают passeggiata, гулянье, заключающееся в том, что гуляющие ходят вокруг Главной площади по часовой стрелке. На девушках батистовые платьица: на одной — лимонного цвета, на другой — изумрудного, на третьей — цвета алой герани; каждая поддела еще по три нижних юбки; когда какая-нибудь из девушек под благовидным предлогом пробежит несколько шагов и резко обернется, подол платья, повинуясь законам инерции, раздувается, как венчик цветка, и приоткрывает белые кружева всех трех нижних юбок. Платья эти от самой знаменитой портнихи Фоджи, а она покупает модели в Риме. Дон Оттавио — после дона Чезаре — самый крупный землевладелец в Порто-Манакоре. Но и дочка нотариуса и дочка адвоката Сальгадо могут себе позволить тратить на летние туалеты столько же денег, сколько и дочка дона Оттавио; отцы их тоже землевладельцы, правда не такие крупные, и на худой конец вполне могли бы прожить на доходы со своих угодий; и если они избрали себе (свободные) профессии, то лишь из благоразумия: в пору их студенчества Муссолини поговаривал о разделе земель, христианские демократы тоже внесли аграрную реформу в свою программу, поэтому профессия все-таки какой-то заслон против демагогов.

Сыновья и дочери курортников в свою очередь присоединяются к гуляющим. Теперь они римляне, потому что их родители в свое время уехали из Порто-Манакоре в Рим и стали чиновниками государственной администрации. Девушки щеголяют в брючках и матросских тельняшках; юноши повязывают вокруг шеи яркий платок — словом, одеваются, как в Сен-Тропезе, а насчет того, как одеваются в Сен-Тропезе, их просветил иллюстрированный журнал «Оджи».

Подтягиваются к площади и обыватели Старого города. Они спускаются по крутым улочкам, бегущим вниз от храма святой Урсулы Урийской, по бесчисленным переходам и лесенкам, которые карабкаются вверх от самого порта до внутренних дворов дворца Фридриха II Швабского. Большинство девушек в домотканых полотняных платьицах, но, так как к дешевым журналам дают в виде приложения «патронки», платьица вполне отвечают современной моде; и вообще у здешних жителей вкус безупречный — это у них в крови, недаром Порто-Манакоре уже в VI веке до рождества Христова был настоящим городом.

Девушки из Старого города неторопливо прохаживаются втроем, вчетвером, взявшись под ручку, и молчат. Юноши, сбившись в кучки, шагают неторопливо; они тоже молчат и заводят разговор, только когда остановятся, и то не орут. Безработные, подпирающие стены домов, выходящих на Главную площадь, следят взглядом за девушками, не поворачивая головы. Одни лишь приезжие из Рима болтают громко и громко, во весь голос, хохочут.

Гуальони, подростки, шныряют в толпе в надежде стянуть какую-нибудь мелочь у рабочих, развешивающих на сосне Мюрата электрические лампочки для вечернего бала. Пиппо — их главарь и Бальбо — его адъютант, небрежно облокотясь о балюстраду, огораживающую террасу, разрабатывают план действий — в суматохе бала всегда можно чем-нибудь поживиться.

Тонио по-прежнему кружит по Главной площади на своей «ламбретте». И по-прежнему ломает голову: что бы ему сделать с двумя сотнями лир. Вскоре гуляющие запрудят всю площадь, городская стража запретит движение транспорта, и Тонио придется припарковать «ламбретту». При виде такого скопища девушек он окончательно распаляется — его тянет к любой особе женского пола, только бы у нее не было такого отвислого живота, как у его Марии; пожалуй, стоит подождать, решает он, пока его капитал удвоится, тогда, если, конечно, дон Чезаре снова разрешит взять «ламбретту», можно будет посетить бордель в Порто-Альбанезе, считая двести лир девице, плюс заправка бензином и непредвиденные мелкие расходы (нельзя же отказать девушке, если она попросит, скажем, сигарету, или не дать хотя бы двадцать лир «маммине», охраняющему дверь, — это просто моральный долг каждого гостя), то с четырьмя сотнями вполне можно выкрутиться, даже пороскошествовать. Так что разум велит ему не тратить нынче вечером эти двести лир. Но если он прикатил в Манакоре на «ламбретте», не может же он отправиться обратно в свои топи, не совершив чего-нибудь необыкновенного: такой день должен и окончиться шикарно. Например, сыграть в «закон» финал недурной. Сейчас, правда, еще рановато, но, возможно, в какой-нибудь таверне Старого города уже собрались игроки. Если ему, Тонио, хоть немного повезет, вина он напьется сколько душе угодно, не израсходовав при этом ни лиры. Если ему хоть немного повезет, он может выйти в патроны или помощники патрона, согласно правилам игры в «закон».