Михаил Скобелев - Стою за правду и за армию!

• Название: Стою за правду и за армию!
• Автор: Михаил Скобелев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-57042-3

Россия всегда благоговела перед эпическими героями, чьи победы достаются не столько выучкой и ратным трудом, сколько доблестью и Божьей помочью. Слава богу, в России таких хватало: Александр Невский, Александр Васильевич Суворов, Федор Федорович Ушаков. И – Михаил Дмитриевич Скобелев (1843—1882),– пожалуй, последний из тех, кто достоин называться «народным полководцем».

Эпичность Скобелева – не только в его неизменных победах: из более 60 сражений, в которых он принимал участие, ни одно не проиграно. Она – в народной любви к Скобелеву, в искреннем почитании его простыми солдатами, которым много приходилось терпеть от других начальников. А Скобелева они просто боготворили – за то, что никогда не были для него пушечным мясом, за то, что полководец всегда щадил их жизни.

В народной памяти Скобелев остался полумифическим богатырем, «Суворову равным» «белым генералом», который первым бросается в битву, разит врагов направо и налево, и при этом ни сабля, ни пули его не берут. Битва завершилась победой, кругом раненые, убитые – а у него ни единой царапины…

И вдруг в 38 лет – смерть-загадка. И современникам, и историкам остается только выдвигать версии – то ли убит недругами России как потенциальная угроза их антиславянской политики, то ли своими – как чрезвычайно популярный, а потому опасный человек. Способный в миг поднять армию, откровенно недовольный политикой нового царя, сворачивающего реформы, да к тому же имеющий реальную возможность стать если не князем Болгарии, то ее военным министром.

Но может быть все проще – и страшнее? Не выдержало сердце, которому было нанесено столько ударов. Недаром же Михаил Дмитриевич после последнего штурма Плевны, где он 30 часов просил о поддержке и не получил ее, сказал: «До третьей Плевны я был молод, а вышел из нее стариком». А ведь потом был еще позорный Берлинский конгресс, и тяжелая Ахалтекинская экспедиция, и смерть отца, и убийство матери, и безумие крестного, и исчезновение миллиона, собранного Скобелевым для какого-то важного дела…

Похороны белого генерала стали квинтэссенцией народной любви и горя от потери, которую невозможно восполнить. Говорят, корреспондент британской «Таймс» Чарльз Марвин был настолько поражен увиденным, что, не сдержав эмоций, воскликнул: «Такое у нас было бы невозможно!» – «Невозможно было бы и у нас,– ответил кто-то из русских.– Но ведь это же Скобелев…Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только склонить голову…

Электронная публикация материалов жизни и деятельности М. Д. Скобелева включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

---

Для меня и священников был приготовлен стол и скамейки. Старейшины окружили меня и просили, чтобы я разрешил наших лошадей подержать болгарам, пока казаки пообедают. Сначала я не решался на это, опасаясь, как бы турки из гор не напали на нас врасплох, и хотел даже немедленно отправить разъезд, но братушки уверили меня, что не предвидится ни малейшей опасности и что, наконец, на всех возвышенных пунктах в окрестностях стоят конные юнаки[132], которые тотчас же дадут знать об опасности условными знаками. Оказалось, что болгары уже сами организовали разумную охранительную службу, и я со своею полусотней совершенно спокойно отдыхал под охраной юных милиционеров[133], воинов-крестьян, пробуждавшихся из векового рабского состояния к самостоятельной гражданской жизни.

Усевшись за стол, я с аппетитом занялся истреблением болгарских яств, запивая их очень хорошим красным вином. Духовные отцы тоже оказались молодцами по части выпивки и закуски и ничуть не отставали от меня. Казаки, разместившись на земле, шумно и с аппетитом ели, любезничая с угощавшими их веселыми болгарками. Лошади наши оставались под присмотром болгар всех возрастов, причем на одно животное приходилось чуть ли не десять коноводов. Каждый считал за особую честь и удовольствие держать казачьего коня. Во время трапезы болгары рассказали мне, между прочим, что на их селение несколько дней тому назад нападали черкесы и башибузуки, отступавшие от Дуная, с намерением отнять у них скот, лошадей и каруцы[134].

Жители решились отчаянно защищать свое имущество: все выходы из деревни были забаррикадированы, стар, млад и даже женщины вооружились вилами, ломами, железными прутами и проч. Кто же имел ружья и ятаганы[135], вышли в поле и образовали особый отряд, действовавший активно. Черкесы и башибузуки, не ожидавшие такого энергичного сопротивления, были отбиты с уроном, а ободрившиеся болгары начали даже преследовать отступавшего неприятеля, вооружаясь оружием убитых. Стоявшие возле меня два молодых болгарина, в доказательство своей победы, показали мне две магазинки, отбитые ими у черкесов. Я похвалил храбрость братушек и сказал, что если их хорошо вооружить и обучить, то они, наверное, не уступят в мужестве русским воинам и что скоро вот, когда мы освободим их, они будут иметь свою собственную армию. Слова мои быстро облетели толпу, и она радостно начала кричать «ура». Многие упрашивали меня дать им оружия и патронов, чтобы они могли защищаться от нападения башибузуков. Я, конечно, не мог удовлетворить их желание, но посоветовал отправить депутацию к генералу Гурко в Тырнов, который, может быть, и выдаст им часть турецкого оружия.

Отдохнув, таким образом, часа полтора и изрядно подкрепившись, мы распростились, наконец, с гостеприимными и радушными жителями д. Горные Раховицы, уселись на коней и двинулись дальше. Перед выездом я предложил священнику денег за угощение себя и казаков, но он энергично отказался принимать плату, а окружавшие нас старики стали тоже его подталкивать и уговаривать не брать денег. «Ну, в таком случае, – предложил я, – примите эти монеты на вашу церковь и, когда будете молиться за нашего царя и сражающихся русских воинов, зажигайте постоянно свечи…» Священник и окружавшие его почетные жители остались, видимо, довольны моим предложением, и маленькое недоразумение окончилось обоюдным согласием.

При выступлении полусотни с площади на казаков вновь посыпались свежие цветы из группы хорошеньких юных болгарок, которые провожали нас даже за окраину селения. Прощание с жителями было самое искреннее, дружеское. Крепким рукопожатьям и теплым пожеланиям не было конца. Громкие крики провожавших нас болгар долго еще раздавались по пути нашего следования.

Было около семи часов вечера, когда мы через Дольние Раховицы доехали до Ласковац и расположились на ночлег бивуаком близ дороги на Осман-Базар и к востоку от деревни версты на полторы. Так же как и в Раховицах, нас встретили здесь жители очень радушно и упрашивали ночевать в самой деревне. Но я не рискнул на это, потому что, по слухам, в горах рыскали шайки башибузуков, и можно было ожидать ночного нападения. На бивуаке же опасность была гораздо меньше, а боевая готовность, напротив, больше.

Жители немедленно доставили нам на бивуак сена, соломы, дров и разных съестных припасов – всего в изобилии. Старшина деревни (чордбаджий), по собственной инициативе, сейчас же назначил несколько братушек в охрану – на помощь нашим казакам.

Ночь прошла совершенно благополучно, тихо. Утром я направил один разъезд на юг в горы, а с другим двинулся сам по дороге к Осман-Базару. Кроме жителей-турок, убегавших со своими пожитками, мы никого не видели.

Часов в 11 я встретился с уланским разъездом отряда генерала Леонова[136], поделился с ним своими сведениями и узнал, что неприятельских регулярных войск близко нет.

Вернувшись на бивуак, я собрал полусотню и прямой дорогой направился обратно к Тырнову, куда и прибыл около 4-х часов дня. По пути валялась масса разного турецкого тряпья, ранцев, манерок[137] и даже патронов, которые они бросали при поспешном отступлении из Тырнова.

О результатах своей миссии я доложил командиру полка.

Глава III

28 июня сотня наша занимала аванпосты верстах в шести по направлению к Габрово, а на следующий день, 29-го, мы двинулись через деревушку Калофер и присоединились к маленькому авангарду генерала Рауха[138], шедшего впереди всего передового отряда генерала Гурко. Главная цель последнего состояла в том, чтобы овладеть Балканами, которые представляли на пути движения русской армии вторую после Дуная серьезную преграду. Так как самый удобный из проходов – Шипкинский, сильно укрепленный турками и обороняемый значительными силами, очень трудно было взять с той стороны, откуда враги ожидали нас, т. е. с севера, то очень умно и хитро решено было в главной квартире пробраться как-нибудь неприятелю в тыл и овладеть проходом с юга, со стороны Казанлыка, откуда нашего появления совершенно не ожидали, действуя в то же время и со стороны Габрово.

Для этой цели выбрана была дикая и почти недоступная горная тропинка, ведущая от Тырнова в долину реки Тунджи у селения Ханкиой. Преодолеть этот трудный и опасный путь и должен был передовой отряд Гурко, впереди которого двигался авангард Рауха.

Русскому солдату, бывавшему не раз уже на Балканах, удалось и на этот раз успешно выполнить предприятие, на первый взгляд кажущееся просто безумным. Он не любит долго ломать голову и рассуждать, это не в характере русского человека: ему приказано взять, стало быть, нужно это сделать во что бы то ни стало, хоть тресни!..

Героями этого трудного и опасного перехода явились саперы (конно-пионеры), которые мужественно и неутомимо, с топором и киркой в руках и с винтовками за плечами, прокладывали горную дорогу, расширяли ее, устраивали спуски для артиллерии, разбивали громадные каменные глыбы, растаскивали столетние исполинские дубы, лежавшие поперек горных потоков, на дне которых пролегал путь… Словом, главную тяжесть перехода несли на своих плечах.

Работа, действительно, египетская[139] и в мирное время, а тем более при постоянной боевой готовности, ежеминутно рискуя получить пулю в голову, при известном нравственном тревожном настроении, и притом в страшную дневную жару, сменяемую холодными, сырыми ночами. Все выше и выше поднимались мы, борясь с негостеприимною природой и, шаг за шагом, завоевывая себе узкую, опасную тропинку. Горные орлы парили над нашими головами, очевидно, недоумевая неожиданному появлению непрошеных гостей.

Пот градом катился с лиц тружеников-саперов, но они и не думали об отдыхе.

Я с полусотней шел непосредственно за саперами, первым из нерабочих людей проходя, таким образом, по новой дороге и невольно любуясь величавыми и живописными горными пейзажами, открывавшимися перед нашими глазами. Позади нас двигались пластуны[140].

Поздно вечером прекращались работы по проложению дороги и рано утром снова начинались с еще большею энергией и поспешностью.

Три ночи провели мы в глухом Ханкиойском проходе, и ночи эти, наверное, живо сохранились в памяти у каждого из участников этого смелого и счастливого предприятия!..

На высшей точке перевала (близ деревни Паровцы) командир конно-пионеров, отважный полковник граф Роникер, устроил очень оригинальный памятник в честь прохода русских героев через этот пункт: из громадного столетнего дуба, толщиною в четыре обхвата, был вырублен большой столб около трех сажен длины и зарыт на одну треть в землю. На четырех обтесанных сторонах вырезаны были фамилии офицеров, унтер-офицеров и урядников, перешедших здесь первыми Балканы.

Один из саперных офицеров очень искусно нарисовал на белом шелковом платке наш национальный герб и прикрепил этот импровизированный флаг к небольшому шесту, утвержденному наверху дубового памятника. Картина вышла очень эффектная!