Михаил Скобелев - Стою за правду и за армию!

• Название: Стою за правду и за армию!
• Автор: Михаил Скобелев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-57042-3

Россия всегда благоговела перед эпическими героями, чьи победы достаются не столько выучкой и ратным трудом, сколько доблестью и Божьей помочью. Слава богу, в России таких хватало: Александр Невский, Александр Васильевич Суворов, Федор Федорович Ушаков. И – Михаил Дмитриевич Скобелев (1843—1882),– пожалуй, последний из тех, кто достоин называться «народным полководцем».

Эпичность Скобелева – не только в его неизменных победах: из более 60 сражений, в которых он принимал участие, ни одно не проиграно. Она – в народной любви к Скобелеву, в искреннем почитании его простыми солдатами, которым много приходилось терпеть от других начальников. А Скобелева они просто боготворили – за то, что никогда не были для него пушечным мясом, за то, что полководец всегда щадил их жизни.

В народной памяти Скобелев остался полумифическим богатырем, «Суворову равным» «белым генералом», который первым бросается в битву, разит врагов направо и налево, и при этом ни сабля, ни пули его не берут. Битва завершилась победой, кругом раненые, убитые – а у него ни единой царапины…

И вдруг в 38 лет – смерть-загадка. И современникам, и историкам остается только выдвигать версии – то ли убит недругами России как потенциальная угроза их антиславянской политики, то ли своими – как чрезвычайно популярный, а потому опасный человек. Способный в миг поднять армию, откровенно недовольный политикой нового царя, сворачивающего реформы, да к тому же имеющий реальную возможность стать если не князем Болгарии, то ее военным министром.

Но может быть все проще – и страшнее? Не выдержало сердце, которому было нанесено столько ударов. Недаром же Михаил Дмитриевич после последнего штурма Плевны, где он 30 часов просил о поддержке и не получил ее, сказал: «До третьей Плевны я был молод, а вышел из нее стариком». А ведь потом был еще позорный Берлинский конгресс, и тяжелая Ахалтекинская экспедиция, и смерть отца, и убийство матери, и безумие крестного, и исчезновение миллиона, собранного Скобелевым для какого-то важного дела…

Похороны белого генерала стали квинтэссенцией народной любви и горя от потери, которую невозможно восполнить. Говорят, корреспондент британской «Таймс» Чарльз Марвин был настолько поражен увиденным, что, не сдержав эмоций, воскликнул: «Такое у нас было бы невозможно!» – «Невозможно было бы и у нас,– ответил кто-то из русских.– Но ведь это же Скобелев…Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только склонить голову…

Электронная публикация материалов жизни и деятельности М. Д. Скобелева включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

---

После переправы через Дунай о Скобелеве заговорили. Но только со второй половины июля Михаил Дмитриевич начал приобретать доверие Главнокомандующего, а вместе с ним и более ответственные назначения. К тяжелым дням третьей Плевны Скобелев уже делается популярным не только среди своих подчиненных и сослуживцев, но и в армии. С его именем связывается представление о победе и славе. 30 и 31 августа, полные героизма, создают ему ореол любимого вождя, кумира солдат, больше – народного героя. Увлекателен образ Скобелева в памятный день 30 августа, изображенный двумя участниками боя, совершенно различными и по своему положению, и по своим личным свойствам. Один из авторов – штатский корреспондент, художник слова Немирович-Данченко[22]. Другой – ближайший помощник Скобелева, его боевой товарищ в этом бою – А. Н. Куропаткин.

Вот страничка из «Воспоминаний о Скобелеве» Немировича-Данченко:

«Происходит штурм одного из турецких редутов под Плевною 30 августа.

Из-за гребня-пригорка выехал на белом коне кто-то; за ним на рысях несется несколько офицеров и два-три казака. В руках у одного голубой значок с красным восьмиконечным крестом… На белом коне оказывается Скобелев – в белом весь… красивый, веселый.

– Ай да, молодцы!.. Ай да, богатыри! Ловчинские! – кричит он издали возбужденным нервным голосом.

– Точно так, ваше-ство.

– Ну, ребята… Идите доканчивать. Там полк отбит от редута… Вы ведь не такие? А? Вы ведь у меня все на подбор… Ишь, красавцы какие… Ты откуда, этакий молодчинище?

– Вытебской губернии, ваше-ство.

– Да от тебя одного разбегутся турки…

– Точно так, ваше-ство, – разбегутся.

– Ты у меня смотри… чтобы послезавтра я тебя без Георгия не видел… Слышишь? Вы только глядите – не стрелять без толку… Слышите?

– Слышим, ваше-ство.

– А ты, кавалер, не из севастопольцев? – обернулся он к Парфенову. – За что у тебя Георгий?

– За Малахов, ваше-ство…

– Низко кланяюсь тебе! – И генерал снял шапку. – Покажи молодым, как дерется и умирает русский солдат. Капитан, после боя представьте мне старика. Я тебе именного Георгия дам, если жив будешь…

– Рад стараться, ваше-ство…

– Экие молодцы! Пошел бы я с вами, да нужно новичков поддержать… Вы-то уже у меня обстрелянные, боевые… Прощайте, ребята… Увидимся в редуте. Вы меня дождетесь после?

– Дождемся, ваше-ство.

– Ну, то-то, смотрите, дали слово, держать надо…»

А. Н. Куропаткин в своей книге «Ловча и Плевна» дает следующую полную красок и захватывающего интереса картинку боя того же 30 августа:

«Успех боя окончательно заколебался. Тогда генерал Скобелев решил бросить на весы военного счастья единственный оставшийся в его распоряжении резерв – самого себя. Неподвижно, не спуская глаз с редутов, стоял он верхом, спустившись с третьего гребня наполовину ската до ручья, окруженный штабом, с конвоем и значком. Скрывая волнение, генерал Скобелев старался бесстрастно-спокойно глядеть, как полк за полком исчезали в пекле боя. Град пуль уносил все новые и новые жертвы из конвоя, но ни на секунду не рассеивал его внимания. Всякая мысль лично о себе была далеко в эту минуту. Одна крупная забота об успехе порученного ему боя всецело поглощала его. Если генерал Скобелев не бросился ранее с передовыми войсками, как то подсказывала ему горячая кровь, то только потому, что он смотрел на себя, как на резерв, которым заранее решил пожертвовать без оглядки, как только наступит, по его мнению, решительная минута.

Минута эта настала. Генерал Скобелев пожертвовал собою и только чудом вышел живым из боя, в который беззаветно окунулся. Дав шпоры коню, генерал Скобелев быстро доскакал до оврага, опустился или, вернее, скатился к ручью и начал подниматься на противоположный скат к редуту № 1. Появление генерала было замечено даже в те минуты, настолько Скобелев был уже популярен между войсками. Отступившие возвращались, лежавшие вставали и шли за ним на смерть. Его громкое – “Вперед, ребята!” – придавало новые силы. Турки, занимавшие ложементы перед редутом № 1, не выдержали, оставили их и бегом отступили в редуты и траншею между ними.

Вид отступавших от ложементов турок одушевил еще более наших. “Ура”, подхваченное тысячами грудей, грозно полилось по линии. Скользя, падая, вновь поднимаясь, теряя сотни убитыми и ранеными, запыхавшиеся, охрипшие от крика, наши войска за Скобелевым все лезли и лезли вперед. Двигались не стройными, но дружными кучками различных частей и одиночными людьми. Огонь турок точно ослабел или действие его, за захватившей всех решимостью дойти до турок и все возраставшею уверенностью в успехе, стало менее заметным. Казалось, в рядах турок замечалось колебание. Еще несколько тяжелых мгновений – и наши передовые ворвались с остервенением в траншею и, затем, с 4 часов 25 минут пополудни, в редут № 1.

Генерал Скобелев, добравшись до редута, скатился с лошадью в ров, высвободился из-под нее и из числа первых ворвался в редут. Внутри и около редута завязалась короткая рукопашная схватка. Упорнейшие турки были перебиты, остальные отступили назад к своему лагерю, лежавшему в 300 саженях к северу от линии редутов. Другие отступили к редуту № 2.

Интересен следующий эпизод: схватка еще не всюду была кончена, как офицеры и солдаты, шедшие на редут за Скобелевым, как за знаменем, окружили его и умоляли идти назад, умоляя поберечь себя. Тяжелораненый майор Либавского полка тащил его за ногу из седла. Лошадь, на которую Скобелев сел, была повернута и выведена из редута. В эти минуты каждый от сердца готов был прикрыть своею грудью начальника, раз уверовал в него и видел его личный пример, личное презрение к смерти…»

Много подобных воспоминаний дает богатая литература о «белом генерале».

Много в этих рассказах очевидцев разбросано отдельных эпизодов, рисующих и кипучую деятельность Михаила Дмитриевича, и его безумную порой отвагу, и его теплое душевное чувство к солдатам и подчиненным.

Заботливость Скобелева была исключительная. Его дивизия всегда была одета, обута и сыта при самой невозможной обстановке.

То и дело при встрече с солдатами, в период Плевненского сидения, Скобелев останавливал их вопросами:

– Пил чай сегодня?

– Точно так, ваше-ство.

– И утром, и вечером?

– Так точно.

– А водку тебе давали?.. Мяса получал сколько надо?

И горе было ротному командиру, если на такие вопросы следовали отрицательные ответы. В таких случаях Михаил Дмитриевич не знал милости, не находил оправданий.

Но заботы Скобелева о солдате шли дальше вопросов его продовольствия – 13 октября 1877 года он пишет следующий собственноручный приказ по 16-й пехотной дивизии:

«Лагерь наш слишком скучный. Желательно было бы, чтобы чаще горели костры, пели бы песни; назначать по очереди перед вечернею зорею в центре позиции играть хору музыки. Разрешается петь и поздно вечером. Во всех ротах обратить серьезное внимание на образование хороших песельников; поход без песельников – грусть, тоска». И музыка у Скобелева была всюду и всегда – под музыку шли в бой, музыка заглушала предсмертные стоны, музыка торжествовала победу, музыка, наконец, завораживала диких текинцев, когда под стенами Геок-Тепе раздавались торжественные звуки вечерней зори и молитвы.

Но наряду с заботливостью о солдате шло строгое взыскание за нерадение и невнимательное отношение к службе, особенно в бою. Вступая в командование войсками, действующими в Закаспийской области, Скобелев писал в приказе:

«…Считаю священным долгом напомнить доблестным войскам, ныне мне вверенным, что основанием боевой годности войска служит строгая служебная исполнительность, дисциплина. Дисциплина, в полном значении этого слова, быть там не может, где начальники позволяют себе относиться к полученным им приказаниям небрежно. Это должно отзываться на отношениях нижних чинов к долгу службы. Строгий порядок в лагере, на бивуаках, строгое исполнение всех, даже мелочных требований службы, служит лучшим ручательством боевой годности части».

Законность отношений есть первое основание дисциплины: «…Всеми действиями военнослужащих должен руководить закон. Им, а не личным произволом должен руководствоваться всякий начальник, как в своих действиях вообще, так и в наложении дисциплинарных взысканий в особенности, чтобы и нижние чины знали, чем они должны руководствоваться в своей служебной деятельности, и сами бы приобрели уважение к закону».

Говоря об отношении Михаила Дмитриевича с солдатами, нельзя не отметить, с какой настойчивостью развивал он в них чувство собственного достоинства. Раз как-то на глазах у Скобелева один из командиров ударил солдата.

– Я бы вас просил этого в моем отряде не делать… Теперь я ограничусь строгим выговором – в другой раз должен буду принять иные меры.