Добрица Чосич - Солнце далеко

• Название: Солнце далеко
• Автор: Добрица Чосич
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: О войне
• Год: 1956

В основе произведения лежат дневниковые записи, которые вел Добрица Чосич, будучи политкомиссаром Расинского отряда. На историческом фоне воюющей Европы развернута широкая социальная панорама жизни Сербии, сербского народа.

---

— Не отступать! Огонь! Убью! — грозил тот же четник, держа пулемет и стоя прямо и вызывающе. Цепь четников снова залегла. Партизаны продолжали стрелять. Четники попытались обойти их на левом фланге. Вук, пригибаясь, подбежал к Павле. Они быстро приняли решение: каждый второй в цепи должен был повернуться лицом к четникам, заходившим им с тыла. Прорыв решили отложить до сумерек.

Четники несколько раз переходили в атаку и стреляли, не жалея боеприпасов. С наступлением сумерек по команде Вука партизаны пошли на прорыв. Все новички, кроме Лютицы, бежавшего в первых рядах, отставали и поминутно падали в снег. Павле вернулся к ним и, ободряя, повел вперед. Бой продолжался недолго. Четники сначала медленно, а потом бегом начали отступать. В сгустившихся сумерках на сером, истоптанном снегу чернели их трупы, словно пни на вырубке.

Стемнело, стрельба постепенно затихала. Вук скомандовал сбор. Партизаны собрались у дороги, огороженной высокой изгородью. Пересчитались. Недоставало четверых, среди них и Лютицы. Во время атаки он отделился от Павле, и тот потерял его из виду.

— Погиб?! — невольно воскликнул Павле. Взяв с собой нескольких бойцов, он отправился на его поиски. Лютица лежал между двумя убитыми четниками, немного согнувшись, словно намереваясь приподняться. Рука его сжимала новый желтый кавалерийский карабин. Павле, взволнованный, стоял молча. Когда подошли остальные, он приказал отнести Лютицу и похоронить под деревом у дороги. Они подняли его. Раны не было видно, только по новой суконной куртке тонкими струйками стекала кровь. Партизаны прикладами разгребли снег, а один из них взял винтовку у Лютицы.

— Не трогай! — сказал Павле.

— Почему? Такая хорошая винтовка!

— Была хорошая при нем, пусть и останется у него. — Павле вздохнул и пошел назад.

Вук уже построил отряд для выступления. В строю рядом с Бояной стояла писарская дочка с трофейной винтовкой и сумкой. Когда подошел Павле, она спряталась за спину Бояны, чтобы он ее не заметил. Но Павле ее и не видел. Он передал Йовану письмо для Брки и велел возвратиться с ответом.

Вук скомандовал «марш», и колонна двинулась по виноградникам.

28

Как высокое дерево в бурю гнется к земле, так и Уча на время приклонился к Павле. Но когда буря прошла, он отпрянул назад и, покачнувшись еще несколько раз, выпрямился, несгибаемый и упрямый. Следуя своему убеждению и совести, Уча нарушил план Павле. Он отказался от марша на Копаоник и остался на Ястребце.

Сначала события как будто подтвердили правоту Учи, укрепили его в мысли, что он поступил правильно. Рота произвела несколько успешных налетов на немецкие и болгарские части в горах и держала их теперь в постоянном страхе. Врагу казалось, что за каждым склоном, за каждым деревом, камнем и кустом подстерегает его быстрый и меткий партизанский залп. Партизаны снова превратились в невидимую, неуловимую силу, стали дерзким врагом, который может появиться в любую минуту и в любом месте. Вражеские колонны, рыскавшие по Ястребцу в поисках партизан, увеличились, стали действовать осторожнее и медленнее.

После неудачной попытки уйти с Ястребца и пробиться в долину, к партизанам снова вернулась вера в свои силы. Они совсем забыли тяжелые, обидные слова, сказанные Учей, и больше, чем прежде, сблизились с ним. Партизаны голодали и мерзли, но никто и словом не выразил своего недовольства, никто не осудил и не попрекнул командира, и он теперь тоже чувствовал большую близость к ним.

Крестьяне, которые ушли из своих деревень и скрывались в горах, подкармливали партизан. Бойцы брали у них хлеб и с аптекарской точностью делили его между собой сначала на куски, потом на кусочки, наконец на крохи, которые были величиной не больше ногтя. Этого было ничтожно мало для изголодавшихся людей. Но даже любители поесть и эгоисты, думавшие только о себе, теперь словно переродились: никто больше не жаловался на голод, не спорил с ротным экономом из-за якобы не одинаково разделенных порций. Пулеметчики не требовали, чтобы им помогали нести в гору пулемет; их помощники молча, терпеливо тащили боеприпасы. Не слышно было ни обычного ворчанья, ни пререканий. Когда отряду удавалось на несколько часов сделать привал, командиры отделений не назначали больных и слабых в караул или разводящими. Никому не казалось странным, что после гибели комиссара Мирко Вуксан сам взял на себя политическое руководство ротой, и никто не обижался, когда он заставлял их в двадцатый раз читать Историю ВКП(б), хотя за истекший год они так и не продвинулись дальше четвертой главы. От голода, усталости и беспрерывных, круглосуточных переходов по горам, вверх и вниз, вдоль и поперек, бойцы порой теряли сознание. Но рота все еще продолжала действовать. Она подкарауливала врага, как зверь, кусала его, врубалась в его колонны, рвала их, пробивалась, уходила дальше и снова нападала. Наперекор усталости всегда и везде рота доказывала врагу свою силу.

Рана на руке Учи зарастала быстро. При всей неопределенности ситуации он чувствовал себя спокойным и уверенным, потому что поступил так, как считал нужным. Уча твердо верил, что, приняв это решение, он не только спасал роту, но наносил немцам самые серьезные удары. Часто раздумывая об этом, он испытывал гордость от сознания, что его рота, эта горстка людей, не дает покоя нескольким тысячам вражеских солдат и оставляет в дураках немецкое командование. Ему льстило то обстоятельство, что наступлением против них командует какой-нибудь немецкий генерал, которого отозвали, быть может, с африканского или Восточного фронта; весьма возможно, что он окончил две академии, знает все существующие теории войн, побеждал советских и английских генералов и награжден железным крестом с дубовыми листьями. А он — простой сербский учитель, бывший подпоручик запаса разбитой армии, который из всей военной литературы прочитал две-три биографии великих полководцев, несколько брошюр по тактике из опыта первой мировой войны, он, этот сельский учитель, без артиллерии, почти без тяжелого оружия, имея под началом молодых парней, большинство которых до прихода в отряд, не знало даже, как держать винтовку, — он соперничает теперь с генералом и заставляет его армию таскаться по горам.

Уча надеялся, что немцы скоро поймут безнадежность своих попыток уничтожить роту, поймут, как бессмысленно содержать такую армию ради одного партизанского отряда, и уйдут. Тогда он спустится с гор, сойдет в равнину, ворвется в город, овладеет шоссейными и железными дорогами. Если Павле еще не разбили, — а его, конечно, разобьют, — ему придется сознаться, что он жестоко ошибся. Он вынужден будет признать, что Уча поступил правильно, оставшись на Ястребце. Павле придется наконец призадуматься над своей неоправданной самонадеянностью.

Потом зашумит весна, зазеленеют горы, и тогда подымется Сербия. Партизанские отряды превратятся в регулярную армию, они навсегда спустятся с гор. Рота начнет постепенно увеличиваться, станет бригадой, а в один прекрасный день, наверно, и дивизией.

Уча вспоминал Бояну, разговор о смерти, об угасающем роде Живичей, и ему было стыдно за свои слова. Только бы с ней ничего не случилось… Это был единственный страх, который он ощущал.

Но все это продолжалось только четыре дня.

Как только рота Павле начала действовать по ту сторону Моравы, немцы поняли, что на Ястребце осталась только часть партизан, и, вероятно, меньшая. Поэтому они бросили все свои силы против отряда Учи, решив уничтожить его окончательно. И даже те части, которые стояли по деревням с целью окончательно перерезать партизанам все пути снабжения, были двинуты в горы и начали систематическое преследование. По пути они убивали всех крестьян, которые ушли из своих деревень на Ястребац и скрывались здесь в пещерах и землянках. Болгарские фашисты и лётичевцы вешали их тут же, на обнаженных ветках. Началась настоящая волчья травля. Отрезав партизан, фашисты преследовали их днем и ночью, не давая ни минуты передышки.

Партизаны потерпели два поражения, потеряли много убитыми и вынуждены были оставить раненых, которых не смогли унести. Рота испуганно металась в горах. Уча больше не мог удерживать инициативу, не мог направлять даже движение отряда. Стоило партизанам пробиться сквозь вражескую цепь и вырваться из одного кольца, как они тут же попадали в другое. Укрываясь в густом хвойном лесу, они бессмысленно кружили по Соколовичской долине, куда их загнал враг и где он держал их теперь в окружении. Однажды они заночевали возле буков, на которых были повешены партизаны и добитые немцами раненые. Ночь была мглистая, и партизаны не сразу заметили повешенных. Только под утро кто-то увидел окоченевшие трупы, висевшие на деревьях, и, вскрикнув от страха, бросился бежать. Партизаны подняли головы и замерли от ужаса. Уча немедленно приказал выступать, и рота быстро двинулась через лес. Позади них продолжали раскачиваться на ветру вытянувшиеся, замерзшие трупы. Головы мертвецов свесились набок. Рота с трудом пробиралась сквозь кустарник, людей парализовал страх перед врагом, ноги у них подкашивались.