Алиса Ганиева - 14. Женская проза «нулевых»

• Название: 14. Женская проза «нулевых»
• Автор: Алиса Ганиева
• Издательство: Астрель
• Жанр: Русское современное
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-44157-8

Имена этих женщин на слуху, о них пишут и спорят, их произведения входят в шорт-листы главных литературных премий. Собранные вместе под одной обложкой, эти тексты позволяют понять, «как эпоха отражается в женских зрачках, что за вкус у нее, что за цвет».

«Мир, описанный в этой книге, движим женщиной. Женщина здесь живет изо всех сил и не сдается до последней минуты. Она сама может выбрать, быть ей счастливой или несчастной, – она может всё» (Захар Прилепин).

---

– Как вас зовут?

Ну вот, даже имени не угадал. Прозорливец.

– Маша.

– Я вас слушаю.

Но я ничего не говорю. Не могу. Вдруг не верю. Ну батюшка, ну и что? У нас таких своих в Москве пруд пруди, так же смотрят и такие же усталые. Как, чем он может мне помочь, тем более и проблемы-то мои – одни выдумки, никто не заболел, никто не умер, никто не сошел с ума. Семья, дети. Объяснять ему, что я больше не в состоянии жить, жить прежней жизнью? Но где он найдет мне другую? Говорить, что страшно, запредельно устала и больше не могу? А он, он не устал? Зачем было ехать сюда, стоять в очереди, бросать уборку на маму? И я говорю еле-еле, из одного чувства долга, из вежливости, потому что нельзя же стоять и молчать!

– Мне всё время ужасно грустно. И во мне почти не осталось веры…

Объяснять дальше нет сил.

Старец улыбается. И закрывает глаза. Долго, долго молчит. Кажется, он просто дремлет. Я подхожу чуть ближе, встаю напротив, возле самого стола, слышу ровное, немного сиплое дыхание – и правда заснул. Проходит еще несколько мгновений, за окном сбивчиво, весело начинает бить колокол, сегодня всем разрешают подняться на колокольню. И батюшка открывает глаза – они зеленоватые в темную крапинку. Смотрит рассеянно – кажется, он и не заметил, что задремал. Помнит ли он, что и кто я? Но, кажется, да.

– Давайте-ка помолимся вместе, Машенька.

Мы встаем перед иконой с лампадкой, и он поет кусок из пасхального канона про Пасху, таинственную, всечестную, и в конце пения делается совсем красным, достает платок, шумно (отличная акустика – школа!) сморкается – всплакнул.

– Ну, что ж, Машенька, Христос воскрес.

– Воистину воскрес.

Мое время истекло, отец Василий благословляет меня и отпускает.

Ничто не свершилось, даже крошечного сдвига не произошло, просто повстречалась с, кажется, верующим человеком, у которого есть силы слушать тысячи людей, целыми днями, даже в самый главный христианский праздник, чего там, героический, конечно, батюшка, ну и привет.

Я жму на газ. Мне стыдно, что я бросила маму ради глупой надежды решить внутренние проблемы за одну секунду! С помощью старца…

Старцы все перемёрли!!!

Старцев на свете нет!

Они!

Давно!

Сдохли!

Христиане скушали!

Их!

На обед!

Я кричу мой злобный хип-хоп в открытое окно машины, и ветер разносит его по бескрайним просторам святой Руси. На мчащемся на меня небе ни облачка, голый синий апрельский простор – солнце осталось позади и светит в спину.

Уже подъезжая к даче, я немного прихожу в себя и думаю – по этому медному батюшке, по тому, как глубоко и проникновенно он пел, по тому, как плакал и совсем просто сказал «Христос воскрес», видно: его жизнь – Бог. Ради Него он живет и терпит этих бесчисленных разновозрастных женщин, терпит, потому что в центре его планеты Христос. И у людей в очереди, кажется, тоже. Они любят Его, хотят Его… Смирение, терпение, помыслы, очищение, преодоление, Бог дал, Бог взял, помолилась – и всё за его молитвы прошло, и я решила: буду читать каждое утро канон Божией Матери, а через три недели точно рукой сняло, и мы договорились с друзьями за неделю прочитать вместе Псалтырь, каждому досталось две кафисмы, а вскоре услышали, что папе легче, через месяц его выписали совсем. А он меня вдруг как спросит: «Ну, и где твои дети?» А у меня никого и не было тогда, только через год родились, и правда, сразу «дети», родилась двойня. Мне одна женщина рассказала – надо с могилы взять немного землички, положить в пакетик, и эту землю каждый день прикладывать к больному месту…

Не верю. А если и поверю, всё равно не поможет, слишком легкий путь. Нет уж, живи, мучайся, куку-ша – так называл подружку ее муж, а я называю себя, потому что кто еще меня так назовет – чтобы каждый день, каждую секунду было невыносимо, чтоб трудно было дышать, ноги отказывались идти, руки делать, голова думать, сердце любить – всё равно, каждый Божий, напомним, день. Хочешь не хочешь, пробивай башкой эту безнадежность, прогрызай в глухой стене беспричинной муки дыру. И сплевывай отгрызенное сквозь зубы. Называется – честно нести свой крест.

Мама кормит меня поздним обедом, главный дом готов, но нужно еще разобраться в другом домике – кухне, перемыть всю зимовавшую здесь посуду, вытереть шкафы и вымыть пол, в огороде тоже полно дел, и мама решает остаться еще на день, а меня уговаривает ехать домой, к детям. Частично разбираюсь с кухней, вечером возвращаюсь в Москву. Дети бегут по коридору, кричат «мама!», они соскучились, тыкаются мордочками в ноги, по очереди беру их на руки, целую макушечки. Вкусное, пахучее тепло хлева. Вдыхаю, забываюсь на миг, раздается телефонный звонок. Сеня берет трубку, передает мне – «Гришан».

– Маша?

– Привет.

– Христос воскресе.

Ладно, можно еще пожить.

Пасха 200… года

Ирина Мамаева

Ирина Леонидовна Мамаева родилась в 1978 году в г. Петрозаводск (Карелия).

В 2000‑м окончила Петрозаводский государственный университет по специальности «экономист».

Училась в Литературном институте им. А. М. Горького на отделении поэзии. Окончила Карельскую государственную педагогическую академию (Петрозаводск) по специальности «психолог».

Работала зооинженером, берейтором (объездчиком лошадей), журналистом, фотографом, психологом.

Публикуется с 2005 года в журналах «Дружба народов», «Наш современник», «Октябрь», «Север», “Carelia” (на финском языке), альманахах «Апрель», «Литрос», «Пролог», «Новые писатели», в «Литературной газете».

Автор книг «Земля Гай» (М.: Вагриус, 2006), «Любить и жалеть» (Петрозаводск: Verso, 2007), «С дебильным лицом» (М.: АСТ, 2009).

Лауреат премии общества «Открытая Россия» (2004), премии «Соколофф-приз» (2005), премии «Эврика!» (2006), премии Валентина Распутина (2007), премии им. Антона Дельвига (2008), журнала «Дружба народов» (2010), финалист премии «Ясная Поляна» (2011).

Росомаха

Утром выяснилось, что Гришка сбежал.

Вставали рано, в пять утра, собирались все вместе на веранде за накрытым столом завтракать. Дурочка Машка, поднимавшаяся раньше всех, ставила на стол чайник, молоко, кастрюлю с кашей. Накладывали себе на тарелки, гадая вслух, пересолила она кашу или нет. Машка иногда пересаливала. Немного, но ощутимо.

– Ой, Машка-то снова влюбилась! – громко заявлял первый отведавший. – И в кого на сей раз, а, Машутка?

Машка тут же вспыхивала, отворачивалась и смущенно начинала оправдываться:

– Не говори ерунды, не говори!

Но тут уже подключались остальные и наперебой предлагали кандидатуры, начиная с самих себя и заканчивая быком Яшкой. Издевались. Пока Росомаха, сама вдоволь насмеявшись, не прекращала разговоры серьезным:

– Хорош лясить, делу время – потехе час.

Но сегодня было иначе. Едва хозяйка Галина Петровна Росомахина вошла на веранду, где все уже были в сборе и ждали единственно ее, как по общему прибитому молчанию поняла: что-то не так. Вопросительно посмотрела на верного помощника Алексея.

– Гришка сбежал, – развел тот руками. – Вечером спать укладывался с нами, а утром встали – нет его.

– Не сказал ли чего с вечера? – спросила Росомаха, усаживаясь и переводя взгляд с одного на другого.

Все отрицательно замотали головами.

– Ну и ладно, никто его не держит, – нарочито безразлично отмахнулась она. – Давайте завтракать. Работа не ждет.

Застучали ложки, полилось в кружки молоко.

– Машка сегодня невлюбле-о-онная… – начал было кто-то, намереваясь и из этого факта вывести какую-нибудь шутку, но остальные не поддержали, и завтрак прошел в молчании.

Перебиваемом разве что обычными распоряжениями-размышлениями Росомахи:

– Коров сегодня надо бы за овраг отогнать да смотреть за ними получше, чтобы на поле не ушли. А Де-кабрину сегодня оставить – телиться ей скоро, пусть в хлеву стоит. На дальнем покосе поворошить и ближе перебираться. Сено уже, почитай, высохло. Масло сбить надо, вчера на рынке хорошо шло, авось и сегодня уйдет. Забор подправить надо бы…

Никто из работников не уточнял, кому и что делать; обязанности давно уже были распределены. Доила, ходила за свиньями и курами круглая, как колобок, горластая и стервозная Люська. Ее длинный язык не раз бывал причиной мелких, а иногда и крупных размолвок между своими, но он же и выручал всех, когда надо было ехать на рынок торговать. Люська обладала бесценным даром продать всё что угодно втридорога – проще было сделать покупку, чем от неё отвязаться. За это ее не просто терпели, но и втайне уважали. На деньгах, вырученных от продажи молока, творога и сметаны, держался весь их скромный достаток.

Помогал ей маленький аккуратный и терпеливый, как женщина, Коленька, всегда носивший старую заскорузлую бейсболку и не позволявший Росомахе купить ему новую. Доил он хорошо, вежливо, до последней капельки, но долго и нудно. Казалось, что он и не доит вовсе – руки его творят что-то там с выменем, а сам он пребывает где-то далеко-далеко с мечтательной улыбкой, сдвинув козырек бейсболки на бок, чтобы не мешала. Люська всегда страшно ругалась на него, но он не слышал.