Тимофей Грановский - Исторические характеристики

• Название: Исторические характеристики
• Автор: Тимофей Грановский
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9551-0532-1

В книге историка, профессора Московского университета Т. Н. Грановского (1813–1855) представлены забытые и малоизвестные широкой публике работы по истории Западной Европы в Средние века и Новое время: публичные чтения 1851 г. о Тимуре, Александре Великом, Людовике IX и Фрэнсисе Бэконе, а также статьи 1845–1847 гг., написанные для различных популярных изданий.

Книга адресована историкам, филологам, философам и всем, кто интересуется историей Западной Европы, историей научной и общественно-политической мысли в России XIX в.

---

За произнесением приговора следовало так называемое дело веры (auto da fé)[504]. Читателям нашим, вероятно, известны, если не из исторических сочинений, то из романов, подробности этого страшного обряда, при котором присутствовали нередко король и двор. Гранды королевства являлись при таких торжествах служителями (familiares) священного суда. Приговоренные к смерти отличались от примиренных одеждою. Первые предавались огню, последние по окончании процессии возвращались в темницу или получали свободу, но с утратою собственности и гражданских прав. Мы сказали выше, что вместе с живыми сжигались кости умерших еретиков. Торквемада начал было жечь книги, но, несмотря на все усилия, инквизиция не успела овладеть цензурою. Впрочем, при существовании подобного судилища, всякое движение в литературе стало скоро невозможным. Число ученых и писателей, преданных суду и пострадавших от инквизиции, весьма значительно. После вступления на престол Филиппа V[505] деятельность ее ослабела; но стоит прочесть процесс Олавидеса[506], чтобы понять, с какими опасностями боролись те благородные испанцы, которые хотели перенести на родную почву результаты философии XVIII века. Инквизиция остановила умственное развитие Испании и отняла у нее все политические учреждения, которыми она по праву гордилась в течение Средних веков. Самый характер народа изменился: достаточно было таких праздников, каковы были ауто-да-фе, чтобы развратить массу, так сильно принимающую внешние впечатления. Из Испании инквизиция перешла в земли ей подвластные. Но нигде, кроме южно-американских областей, не могла она утвердиться. По вычислению Льоренте[507], инквизиция сожгла в одной Испании более тридцати тысяч человек; около 100 000 подверглись примирению. Не говорим об изгнании евреев и мавров.

Квакеры

[508]

Секта квакеров[509] возникла в самую смутную и богатую событиями эпоху английской истории. Древние формы государства и церкви клонились к упадку: республиканские идеи победоносно боролись с монархическими преданиями, англиканская церковь уступала пресвитерианизму, который, в свою очередь, едва выдерживал напор бесчисленных религиозных сект, смело высказывавших самые странные мнения и требования. Умы, еще не привычные к недавней свободе, упоенные быстрыми успехами народного дела, не ставили границ своим надеждам. Ежедневно являлись новые политические и религиозные теории. Вопросы, которых дотоле боязливо касались высшие представители умственной жизни английского народа, утратили свой таинственный характер и сошли в сферу общих толков. Неопределенное состояние общества, которого силы находились в таком брожении, не могло не отразиться на отдельных лицах. Чем более подымалось партий, чем упорнее старалась каждая навязать свою истину остальным, тем глубже становились сомнения и мучительнее требования людей, которые не решились стать ни под одно из выставленных знамен.

К числу таких независимых искателей истины принадлежал Георг Фокс[510]. Он родился в Лейчестерском графстве[511], 1624 года. Отец его был бедный ткач. Он отдал сына в Ноттингам[512] на обучение к сапожнику, который держал небольшое стадо. Хозяин поручил молодому ученику, по-видимому, неохотно принявшемуся за ремесло, к которому его назначали, присмотр за своими овцами. Одинокая пастушеская жизнь пришлась по душе Георгу, от природы мечтательному и задумчивому. Он уносил с собою в поле Библию и жадно читал священную книгу, которая служила ему единственным источником знания. Лишенный всяких пособий, он многого не понимал. От времени до времени до него долетали неясные отголоски мнений, боровшихся в английском обществе, и усиливали его внутреннюю тревогу. Ему было не более двадцати лет от роду, когда он впал в уныние, тем более тяжкое, что он не мог дать себе отчета в собственном состоянии. Он озирался на прошлую жизнь свою, но она была чиста и безгрешна, как жизнь младенца. Совесть его ни в чем не упрекала. Ответы англиканских и пресвитерианских священников, к которым он прибегал с просьбою разрешить его сомнения, казались ему слабыми и темными. Из Лондона, куда он ходил нарочно, в надежде найти там, как в средоточии народной жизни, более средств к удовлетворению своей духовной жажды, он вынес только недоверие к пользе богословских прений и к науке вообще. По возвращении на родину близкие люди советовали ему для успокоения душевных мук жениться, другие – вступить в армию Кромвеля[513]. Он не принял этих советов, но решился искать истины в себе самом, на дне собственной души. Для него настало время несказанных страданий и искушений. На скользких путях свободного исследования он было пришел к пантеизму и обоготворил природу, хотя внутренний голос неотступно требовал «живого Бога». Впрочем, этот период искания и сомнения в жизни Георга Фокса был непродолжителен. В 1648 году он достиг положительного убеждения, что истина находится не в науке университетов, не в католицизме или англиканстве и отложившихся от них сектах, а в каждом человеческом сердце. Он называет ее внутренним светом, гласом Божиим. Этот голос не возвещает новых истин веры – они уже высказаны в Св. Писании, но служит свидетельством вечного присутствия Христа в человеке, он указывает добро, отводит от греха и никогда не противоречит ясному смыслу Св. Писания и разуму.

Фокс немедленно принялся распространять это убеждение, которое ему досталось вследствие таких напряженных усилий. Одаренный сильным, но не обделанным, не сдержанным наукою умом, он сам не всегда понимал себя, впадал в мистические восторги и предоставлял другим логическое развитие учения из высказанного им начала. Число его последователей, однако, возрастало с такою быстротою, особенно между сельскими классами, что уже в 1649 году возбудило опасения пресвитерианского духовенства. Сорок священников явились пред ланкастерскими ассизами[514] с обвинениями и показаниями против основателя новой секты. Его приговорили к тюремному заключению и угрожали виселицею, но он не изменил своей деятельности и продолжал проповедовать. Многочисленные квакерские общины образовались в Валиссе[515] и Лейчестерском графстве; в 1654 г. мы находим их уже в Лондоне. «Этих людей нельзя подкупить ни деньгами, ни почестями», – сказал об них Кромвель. Круг деятельности Фокса уже не ограничивался родным островом: он написал послание к папе Иннокентию XI[516], убеждая его вступить в ряды «друзей». Ревностные проповедники внутреннего света отправились в Турцию, в Иерусалим, в Египет, в Америку; другие собирались еще далее, в Китай, в Японию, в таинственное царство попа Иоанна[517]. Большею частью это были люди простые, не знавшие даже языков тех стран, куда несли свое учение. Между ними было несколько женщин.

Молодой общине недоставало образованных и даровитых представителей, которые могли бы оправдать ее направление в глазах высших сословий и доказать нелепость обвинений, взведенных на нее пресвитерианами и приверженцами англиканской церкви. Эту услугу оказали квакерам Пенн[518] и Барклей[519] еще при жизни основателя. Уилльям Пенн принадлежал по рождению к аристократии: его богатство, просвещенный ум, прекрасная наружность давали ему право на блестящий успех в жизни. Отец его[520], покоритель Ямайки, пользовался особенною милостью короля Карла II[521]; но двадцатилетний Уилльям пожертвовал своим честолюбием, отрекся от искусительной будущности и пошел во след Фоксу. Его поступок, последующая жизнь и сочинения имели большое влияние на общее мнение и заставили многих образованных людей обратить внимание на учение, которое до тех пор находило сочувствие только между простолюдинами.

Религиозная истина, по мнению квакеров, дается человеку не преданием и не внешними чувствами, а свидетельством собственного духа. «Многие ищут правды в книгах, – говорит Пенн, – другие у ученых мужей, не догадываясь, что цель их исканий находится в них самих». Так как голос Божий слышен всякой душе, то душа должна быть свободна. Ее нельзя подчинять никаким внешним уставам, ни папским буллам, ни постановлениям соборов, ни приговорам науки. Внутренний голос всегда согласен с Св. Писанием; но и земная мудрость не подлежит безусловному осуждению: «Ибо Христос, – по словам Пенна, – пришел не угасить, а очистить языческое знание. Различие между квакерами и греческими мудрецами заключается более в наружности, нежели в сущности. В Пифагоре[522], Платоне, Плотине[523] горел внутренний свет». Всякое гонение за веру преступно. Проповедь должна быть свободным выражением вдохновения, которое приходит каждому верующему, и потому «друзья» (так называют себя последователи Фокса, на основании слов, употребленных апостолом Иоанном[524], Послан. III, 15[525]) отвергают необходимость отдельного духовенства и полагают грехом сбор десятины и всякое денежное вознаграждение за толкование или распространение слова Божия. Их богослужение отличается особенною простотою и совершенным отсутствием символизма. В местах, где квакеры собираются для совещаний и общей молитвы (meeting-houses), нет ни алтарей, ни образов; пенье и музыка изгнаны. Право проповеди принадлежит всем присутствующим, не исключая женщин; но им преимущественно пользуются лица, заслужившие доверие и уважение общины. Смешные и странные сцены, происходившие в первоначальных собраниях квакеров, т. е. вздохи, подымавшиеся crescendo[526], стоны и кривлянья теперь почти везде вывелись. Нынешние «друзья» заботятся о строгом соблюдении приличий. В их собраниях царствует глубокая тишина, прерываемая только голосом проповедников; иногда проповеди не бывает вовсе, потому что ни на кого из членов не сходит вдохновение, необходимое для такого дела, и присутствующие, проведя несколько часов в благоговейном молчании и размышлении, расходятся по домам.