Борис Соколов - Абхазская повесть

• Название: Абхазская повесть
• Автор: Борис Соколов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1959

Остросюжетная военно-приключенческая повесть Б. Н. Соколова «Абхазская повесть» написана в 50-е годы и повествует о трудной и опасной борьбе советских чекистов с иностранными разведслужбами. Книга написана живо, увлекательно и представляет большой интерес для самой широкой читательской аудитории.

---

— Откуда? — спросил пастух.

— Из Сухума. Лошадь хочу купить в Цебельде, — на всякий случай сказал Сандро.

— А кто продает? — пастух пристально посмотрел на Сандро.

— Авидзба, — сказал Сандро.

Пастух медленно осмотрелся кругом и, уже не глядя на своего собеседника, сказал:

— Когда пройдешь Ольгинскую, зайди в крайний дом справа, у речки. Спроси Микава Николая. Он тебе скажет, что делать.

Сандро внимательно посмотрел на пастуха:

— Зачем?

— Иван Александрович так приказал. Минасян вчера был здесь, ушел в сторону Цебельды. Курить есть?

Угостив пастуха, Сандро поднялся.

— Ну, спасибо, я пойду.

— Иди, иди. Я думал — не дождусь тебя.

— Передай в Сухум. Три дня назад Минасян ночью был в Маджарке, встречался с гульрипшским Христо.

— Передам. Ну, иди, иди.

В лесу было тихо, прохладно и сыро. Пройдя километровую лесную полосу, Сандро вышел на поляну, где расположились разбросанные домики селения. За ними, почти вплотную, стояли освещенные солнцем горы с редким лесом. Отсюда начинался подъем на Цебельдинскую возвышенность — вероятное место, где скрывался Минасян.

Сандро был готов к встрече. Он знал, что за его продвижением в горы заботливо следит Чиверадзе, готовый прийти на помощь в трудную минуту.

21

«Майсурадзе, Давид Григорьевич, 1890 г. рождения, уроженец г. Новосенаки, грузин, служащий, член КП(б) Грузии с 1929 г., образование 7 классов Тифлисской гимназии. Отец — мелкий торговец, мать — домашняя хозяйка».

Читая анкету, Чиверадзе удивился с какой легкостью Майсурадзе, после советизации Грузии менял места работы. За десять лет он успел побывать в торговой сети, в артелях промкооперации, Грузлесе, Грузтабаке. Там же был принят кандидатом в члены КП(б) Грузии («Проверить, кто его рекомендовал!»). В 1929 году направлен на работу в Абхазию для укрепления аппарата Абтабсоюза («Проверить, кто направил!»). Но если эти места работы были описаны подробно со ссылками на номера приказов о назначениях, переводах и премированиях, то в годы дооктябрьского периода, несмотря на то, что Майсурадзе был уже взрослым человеком, он, судя по анкете, не работал и «жил на иждивении родителей». Совсем не ясно, что делал в годы меньшевистского господства («Не работал? Сомнительно! Запросить Тифлис!»). Каково его окружение здесь, в Табсоюзе и в городе? Что за странные у него отношения с этим инженером СухумГЭСа Жирухиным? («Кстати, почему молчит о нем Москва?»). Дверь кабинета Чиверадзе приоткрылась.

— Разрешите? — спросил появившийся в дверях сотрудник.

— Да. Что у вас?

— Слухачи перехватили морзянку из Афона!

— Открытым текстом?

— Нет, шифром.

— Как только закончат расшифровку, давайте сюда! — приказал Чиверадзе.

— Есть!

Оставшись один, он продолжал читать. Его заинтересовало, что, будучи вполне здоровым, Майсурадзе не служил в царской армии, хотя в первый год мировой войны ему было двадцать четыре года, а к концу войны, когда нехватка в «пушечном мясе» была особенно велика — двадцать восемь. «Предположим, откупился, — подумал Иван Александрович, — ну а при Временном и при меньшевиках — тоже откупился или «на иждивении родителей»? Или служил в Народной гвардии, а то и в особом отряде Джугели? («Срочно проверить по архивам все эти годы!»). Наград не имеет («Ясно, откуда же!»). Не судился. Да, таков старший инструктор Абтабсоюза. Не слишком ли часто он ездит в Москву и Тифлис? Не слишком ли много, даже для инструктора, разъезжает по районам? И потом, это странное пристрастие к «бывшим», посещение их, долгие беседы. Наконец, встреча с приехавшим из Москвы, из ВСНХ, Михаилом Михайловичем Капитоновым на квартире у председателя Абтабсоюза Назима Эмир-оглу. Странная встреча, поздно вечером, с тщательными проверками при подходе к дому Назима. И после полуторачасовой встречи — уход по одному. На другой день, встретившись у Курортного управления, они даже не поздоровались, хотя прошли один мимо другого буквально в двух шагах. Капитонов даже отвернулся! А приезд Майсурадзе в Эшеры и его посещение Дзиапш-ипа («Предстоящий допрос, вероятно, подтвердит это!»). Нет ли связи между приездом его в Эшеры и ранением Чочуа? Или это странное, но совпадение! И, наконец, периодические свидания Капитонова с Жирухиным, вплоть до сегодняшней пьянки в «Рице». Подождем до утра, когда станет известно, как и куда они разошлись после ресторана.» Звонок телефона прервал его мысли.

— Да, слушаю. Здравствуй, дорогой, как раз вовремя! Заходи.

Положив трубку, Иван Александрович поднял ее снова и попросил соединить его с квартирой главврача. К телефону долго не подходили, и Чиверадзе хотел уже повесить трубку, когда, наконец, сонный женский голос произнес: «Кого надо?» Чиверадзе попросил Шервашидзе.

— Здравствуйте, Сандро, — сказал он, когда отозвался сам хозяин, — простите за поздний звонок. Как наш больной?

— Что больной?! Больной хочет домой! Недисциплинированный пациент!

— И вы думаете, что…

— Я думаю, — перебил его Шервашидзе, — что через несколько дней его действительно лучше перевести домой. Так дней на десять. А потом отправить куда-нибудь в санаторий, чтобы он понемногу привыкал к людям… и к своей физической неполноценности. Все равно следить за ним и лечить его мы будем и дома и в санатории. А негоспитальная обстановка свое возьмет.

— Может быть, настало время устроить встречу с женой? — спросил Чиверадзе.

— Я только что хотел это предложить, — ответил Шервашидзе.

— Ну вот, видите, какое у нас взаимопонимание, Сандро! Вот только насчет физической неполноценности — не согласен. Настоящий советский человек, а тем более коммунист, во всех случаях останется полноценным членом социалистического общества. Полезным и нужным! — подчеркнул Чиверадзе.

— Но, как врач…

— Вы не правы и как человек, и как советский врач. Но мы еще вернемся к этому разговору. Спокойной ночи!

Едва успел Чиверадзе закончить беседу с Шервашидзе, как в кабинет постучали.

— Войдите, — сказал Иван Александрович. В кабинет вошел Обловацкий. — Здравствуй еще раз, Сергей Яковлевич, — сказал Чиверадзе, — Иди, садись. Рассказывай подробно о встрече в «Рице», о пьянке. — Иван Акександрович засмеялся. — Имей ввиду, я в курсе, мне уже звонили.

— Ну, раз звонили, делать нечего, придется говорить правду, — улыбаясь, развел руками Обловацкий.

Он сел и, не торопясь, останавливаясь на деталях, рассказал о встрече с компанией Жирухина.

— Ты только подумай, какая сволочь! — не сдержался Чиверадзе, когда Обловацкий рассказал ему о разговоре. — Говоришь, нагло вели себя? — и в ответ на утвердительный кивок, спросил: — Так кто был? Михаил Михайлович — это Капитонов, из Москвы, знаю мало-мало, как говорят в Батуме. Интересная птица! Потом Василий Сергеевич — Тавокин, инженер Главэлектро, тоже гусь порядочный! Потом наш общий знакомый Александр Семенович Жирухин. А кто же четвертый?

— Он все больше молчал и пил вино, я так его и не «разговорил», — нахмурился Сергей Яковлевич.

— Смотри, какой неразговорчивый! — рассмеялся Чиверадзе и вызвал дежурного.

— Когда позвонит Леонов, пусть срочно зайдет ко мне, — сказал он вошедшему сотруднику. — Ну, а дальше? — снова обратился он к Обловацкому.

Сергей Яковлевич сказал о том, что у ресторана видел Пурцеладзе.

— Только его, а остальных?

— Других не видел, а были?

— Конечно, были. Дорогих гостей надо проводить домой, чтобы их кто-нибудь не обидел, — Чиверадзе немного помолчал и, улыбаясь, многозначительно добавил: — мне Василий Николаевич с Бахметьевым голову оторвут, если я не буду внимателен к гостям.

— Иван Александрович, — внезапно перебил Обловацкий. — Я хотел вам сказать… Тяжело ей. Мечется она. Помочь надо человеку.

— Это ты о ком? — спросил Чиверадзе.

— О Русановой, жене Дробышева, — пояснил Сергей Яковлевич.

Чиверадзе внимательно взглянул на него, как-то весь собрался, лицо его стало строгим, на лбу легла глубокая дорожка. Потом усталые глаза его потеплели. «Знает, — подумал Обловацкий, — ей-богу, знает». — И продолжал вслух:

— Помочь надо человеку! Ну, ошиблась, так что ж, добивать ее? Вот мы шли с нею, — заторопился он, — она мне все рассказала. Понимаете, все. И ведь чужому человеку! Думаете, легко ей было? Простить ее нужно, — волнуясь, говорил Обловацкий. — А если не простить, так сказать все прямо, не мучить неизвестностью и ожиданием. Неужели Федор не понимает этого? И вы тоже?

Иван Александрович, став очень серьезным, встал, обошел стол и, подойдя к удивленному Обловацкому, наклонился и обнял его за плечи.

— Ты прав, конечно, прав! Хорошо говорил, сердцем. Значит не зачерствел. Я рад, что не ошибся в тебе.

Конечно, решать должен сам Федор. Но и мы не можем, не должны оставаться в стороне. Грош нам цена, если мы, как обыватели, отвернемся от них в такую минуту! Я поговорю с ним. Будь спокоен, думаю, все устроиться.