Михаил Лазарев - Три кругосветных путешествия

• Название: Три кругосветных путешествия
• Автор: Михаил Лазарев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-61473-8

Знаменитый русский путешественник и флотоводец Михаил Петрович Лазарев (1788—1851) за свою жизнь совершил три кругосветных плавания. В ходе этих плаваний были открыты и нанесены на карту шестой материк Земли – Антарктида, сотни островов, заливов и других объектов.

Это было замечательное время. На планете оставалось много белых пятен, и серьезное путешествие было уж никак не созерцанием, а подвигом и открытием. А тут такая возможность: белое пятно, которое предстояло нанести на карту, – целый материк, значит – возможность поставить свое имя в истории рядом с великими именами Колумба, Магеллана, Кука.

Но у молодого капитана Михаила Лазарева, как и у других участников первой российской антарктической экспедиции, голова кругом от подобных перспектив не шла. Он – моряк, капитан, его готовили к тому, чтобы выполнять задания, какими бы сложными они ни были. За плечами уже был опыт кругосветного плавания, между прочим, всего лишь четвертого по счету в истории российского флота. Так что пафос и надрыв – это удел писателей, а у моряков-полярников была четкая задача – найти Антарктиду и нанести ее на карту.

Однако практичность подхода не означала, что сама задача переставала быть интереснейшей, выдающейся и рискованной. И сейчас, при просто-таки фантастическом развитии технологий, антарктические экспедиции, даже круизы вдоль берега Антарктиды на самых комфортабельных кораблях, – это все-таки испытание.

А два века назад были только паруса и самые простейшие приборы. Лазарев и его подчиненные понимали, на какой риск идут, осознавали, что вернутся не все. Но сомнений «идти или не идти» не было. И они шли, открывали новые земли и возвращались домой. И все это не на голом энтузиазме, не по принципу «на честном слове и на одном крыле», а опираясь на тщательную подготовку, точный расчет, суровую дисциплину и отработанное искусство мореплавания.

Уже одного участия в первой антарктической экспедиции хватило бы, чтобы вписать свое имя в анналы мировой цивилизации. Но Михаил Лазарев таких плаваний совершил три. А затем без малого два десятилетия посвятил Черноморскому флоту. При нем строились и развивались Севастополь, Николаев, Херсон, росли и учились в будущем великие Нахимов, Корнилов, Истомин. Теперь это называется просто: «Лазаревская эпоха». Достойная жизнь достойного человека, никогда не стремившегося к славе во чтобы то ни стало, но обретшего еe на века…

Представленные в этой книге документы, свидетельства самого Лазарева и его современников, участников экспедиций, не просто фиксируют события и открытия – они дают возможность читателю погрузиться в атмосферу прошлого, во времена великих географических открытий.

Электронная публикация книги М. П. Лазарева включает все тексты бумажной книги и базовый иллюстративный материал. Но для истинных ценителей эксклюзивных изданий мы предлагаем подарочную классическую книгу. Бумажное издание богато оформлено: в нем более 200 иллюстраций, в том числе редчайших старинных карт и уникальных рисунков, многие из которых были сделаны непосредственно в ходе плаваний. Издание напечатано на прекрасной офсетной бумаге. По богатству и разнообразию иллюстративного материала книги подарочной серии "Великие путешествия" не уступают художественным альбомам. Издания серии станут украшением любой, даже самой изысканной библиотеки, будут прекрасным подарком как юным читателям, так и взыскательным библиофилам.

---

В 2 часа пришед в Сиднийскую губу, откуда виден город Сидни, стоящий на возвышенном месте, с прелестно выстроенными дачами и красивыми каменными домами, мы салютовали городской крепости 11 выстрелами, а между тем убирали паруса и становились на якорь на определенном месте для всех приходящих иностранных судов. Мы стали на якорь на глубине 8 саж., где грунт ил с песком. В начале четвертого часа на наш салют отвечали с крепости 13 выстрелами; замедление же в ответе происходило, как мы после узнали, оттого, что посылали спрашивать приказания губернатора, который и велел отвечать двумя [выстрелами] более. В четыре часа приезжал опять прежний офицер от губернатора с уведомлением, что нашему кораблю позволено перейти на то место, где стоят английские суда. Сия привилегия здесь чрезвычайно редко дается иностранным судам, и почти никогда[38].

Мы очень удивились и обрадовались сему лестному случаю; но так как течение в сие время было противное, то и остались до утра на прежнем месте. На другой день, на самом рассвете, приехал к нам лоцман, и при сделавшемся попутном течении мы снялись с якоря, а к 10 часам перешли к самому городу Сидни и стали на якорь к N от губернаторского дома. Пока мы переходили и становились на место, то на пристани собралось великое множество народа, который с любопытством смотрел на наш корабль и удивлялся прибытию; ибо с того времени, как порт Джексон населен англичанами, то это еще [был только] второй корабль под российским флагом[39], [который] посещает сей далекий порт пятой части света, отдаленный от нас двумя великими океанами.

Радость народа при известии о взятии Парижа. Обед у губернатора. Заботы об исправлении корабля. Выбранное место для поверки хронометров. Приятные посещения

Лишь только мы успели стать совершенно на место, как гром пушек из всех крепостей возвестил полученное от нас радостное известие о взятии Парижа. Всякий спешил узнать тому причину; суетились и бегали по улицам. Наконец, после полудня сие известие было торжественно обнародовано. Тогда-то надобно было видеть, с каким восторгом радости встречали нас и с каким уважением принимали всякого, съезжающего с нашего корабля на берег: матросов насильно тащили в шинки и потчевали по-братски, приговаривая: «Рашен добра!», «Рашен добра!», «Френч но гуд!» [русские добрые, а французы плохи]. В вечеру все городские улицы были иллюминованы; пред каждым домом горели плошки; даже в самом бедном поставлено было на окнах по три и по четыре свечи, а в других и более, смотря по достатку.

Во многих местах пускали ракеты. Дом генерал-губернатора Маквария освещен был великолепно, и сожжен превосходный фейерверк. В сие время народ толпами собирался на площадь; в одном месте гремела полковая музыка, в другом хор песельников, а инде разноголосный крик подхмелевших весельчаков. Словом сказать, весь город казался в сие время счастливейшим в свете… Кто бы из нас мог вообразить, что на другой день нашего пребывания мы проведем время с таким удовольствием!

14 числа [августа] капитан [М. П. Лазарев] приказал осмотреть весь такелаж и рангоут, а между тем старался приискать конопатчиков и других мастеровых, необходимых для исправления корабля. Сильные бури, бывшие во время нашего плавания, несколько повредили палубу и корабельные борта; притом же некоторые паруса были изорваны, а другие и вовсе не годились. Также нужно было пересмотреть бывшую на корабле провизию, а особливо солонину, которая начинала уже портиться. Моя же должность состояла в проверке хронометров, для чего и выбрали нам место, именуемое Benelongs point, которое по своему положению может назваться романтическим: с одного края подымаются уступами морские скалы, у коих плещут волны, разбиваясь с пеной о камни, с другого простираются цветущие долины, осененные благовонным рощицами, откуда несется восхитительное пение птиц.

После наших утренних наблюдений мы садились обыкновенно на мягкую траву, под тень какого-нибудь кустарника, укрывающего нас от солнечных лучей, и спокойно наслаждались созерцанием прелестных окрестностей. С сего места видна большая часть города, гавань и стоящие в ней корабли. Здесь всегда много гуляющих. Многие англичанки, из любопытства, приходили к нам и смотрели на наши занятия. Мы знакомились и были так счастливы, что, нас не забывали своими посещениями. Benelongs point было местом свидания. Как весело тогда проходило время! Окончив наблюдения, мы играли и бегали здесь, по прелестному месту, до самого вечера. Вечером же снова должны были приниматься за скучные астрономические наблюдения, по окончании которых возвращались с инструментами на корабль.

…Сражение диких. Удивительная их смелость. Орудия их. Пристрастие англичан к ручным боям…

…20 числа [августа] узнал я, что в сей день будет происходить сражение между дикими на назначенном для сего месте. Сей случай столько показался мне любопытным, что я никак не хотел его упустить и решился даже оставить сего числа поверку хронометра. Получив на сие позволение от капитана, в 9 часов утра собрался идти на то место с г. де Сильве и помощником суперкарга Красильниковым. Когда мы пришли, то еще никого не было, но спустя несколько времени множество народа начало собираться, ибо англичане имеют особенную страсть к боям всякого рода. В 11 часов увидели мы около 30 бегущих вооруженных дикарей, которые были совсем нагие. Каждый из них имел при себе 3 копья, щит и дубину; все сии орудия сделаны из самого крепкого дерева, называемого англичанами железным (Iron Wood).

Наконец, прибежало еще человек с двадцать, и по данному им знаку они начали расходиться на разные партии; потом вокруг поднялся страшный шум, и мгновенно с обеих сторон полетели копья[40], от которых с чрезвычайным искусством они умеют увертываться и закрываться своими щитами. Между тем неприметно со всех сторон начало скопляться их более и более, так что напоследок собралось около ста дикарей. Сражение час от часу становилось упорнее; наконец, перебросавши все свои копья, начали драться сагайями[41], от которых также с удивительной ловкостью они умеют защищаться, застораниваясь щитами, то отступая, то подаваясь вперед, то уклоняясь в сторону.

В это время беда непроворным: тотчас дубиной ударяют прямо по голове, от чего с первого раза убивают до смерти. Нельзя даже вообразить, с какой свирепостью и отчаянием нападают они друг на друга, бьют и отбиваются; если же кто, лишившись сил, упадет, то мгновенно, с зверской радостью, добивают его до смерти, ударяя по виску сей дубиной. Треск щитов, летящие обломки копий, дикий крик победителей, жалобный вопль раненых, окровавленные лица, разбитые члены.

Признаюсь, этим только англичане могут любоваться. Сражение продолжалось более двух часов и кончилось, когда уже многие пришли в бессилие; я остался на месте побоища еще несколько минут, чтобы посмотреть раненых. Увидел – и ужаснулся! Кровь лилась ручьями: у кого из головы, у кого из груди или плеча; у одного глаз был выколот, у другого во лбу торчал конец копья; словом сказать, все почти были переранены ужаснейшим образом. Всякий бы чувствительный человек содрогнулся при сей зверской битве; но англичане вместо того, чтобы отвращать диких, стараются еще более раздражать их друг против друга. Страшно подумать, до какой степени не щадят человечества! Смотреть на мучения себе подобных – сделалось уже увеселительным зрелищем…

Неожиданное посещение диких. Любопытство их. Мена на орудия. Образ их жизни

На другой день поутру поехал я с г. де Сильве на «Benelongs point» для поверки хронометра, где случилось с нами любопытное происшествие. Лишь только успели мы сделать некоторые наблюдения, как увидели идущих к нам пятерых дикарей, в числе которых была одна женщина. Имея при себе астрономические орудия, мы несколько побоялись, чтоб их не тронули, но после успокоились, думая, что дикие нас не заметят. Напротив того, они шли прямо к нам и, подойдя, сели вблизи на траве, повторяя часто слова, которые они переняли у англичан: «How do you do?» и «Wеry well», что значит: «как поживаешь?» и «очень хорошо». Они с удивлением глядели на секстан, хронометр и артифициальный или искусственный горизонт[42].

Женщина была любопытнее всех и так близко начала рассматривать артифициальный горизонт, что, увидев свое изображение в ртути, несколько испугалась, но, наконец, посмотрев снова на оный, закричала чрезвычайно громко; на сей крик все бросились ближе к ящику. Надобно было посмотреть, как это их удивило и какие делали они странные телодвижения. Но сего еще мало, женщина всячески просила, показывая знаками, чтоб я приподнял сей ящичек, что и исполнил, вылив ртуть в нарочно сделанный для того пузырек. Не видя ничего в ящичке, они сделались печальны, но любопытство возгорелось в них еще более. Пока я выливал ртуть, а г. де Сильве убирал секстан, один из них между тем начал открывать хронометр и с удивлением показывал другим на переходящую секундную стрелку. Тогда все приступили к хронометру, и сколько я ни старался их отогнать, они так убедительно настаивали показать им оный, что даже начали нас стращать, указывая на свои орудия.