Эдуард Корпачев - Тройка запряженных кузнечиков

• Название: Тройка запряженных кузнечиков
• Автор: Эдуард Корпачев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1973

Повести и рассказы о деревенских ребятах, которые помогают колхозникам и работникам конезавода.

Дела большого хозяйства, заботы взрослых людей — все это становится частью их жизни.

Кто жил в деревне, навсегда запомнил летние вечера, поездки в ночное, невероятные истории, услышанные у костра, теплый круп коня…

А ребятам из повести «Последний круг» и вовсе несказанно повезло: они всадники, жокеи, они ходят в конноспортивную школу при совхозном ипподроме, ухаживают за лошадьми, состязаются в скачках.

На конезаводе живет и Авера, главный герой повести «Тройка запряженных кузнечиков». Здесь, на луговом приволье, вблизи Днепра, происходят с Аверою события обычные и необычные, потому что кончается его детство, с выдумками, сказками, и начинается иная пора мальчишеской жизни. Что такое доброта и мужество, честь и великодушие — над этими вопросами задумываются ребята в книге.

---

Нет, было что-то неладное в том, как прикидывался незнакомцем Харитон Иванович, как скрылся в облаке пыли на своей качалке отец, как бормотали нечто невнятное конюхи. И тогда Авера ступил на узкую колею, отпечатанную отцовой качалкой, и вновь направился на луг, замышляя хитрый, как ему казалось, план.

Там, на заречном лугу, где опять стрекотали сенокосилки, он стал возиться с палаткой, стал распутывать веревки, рушить палатку, укладывать ее, совсем не тревожась, что палатка может опять понадобиться для ночлега. Он хотел удружить Харитону Ивановичу и выведать правду о Связисте, горькую правду, хотя и захотелось тешить себя обнадеживающей выдумкой.

Переправившись через Днепр, он потащил брезентовый скарб на плечах, с этим скарбом доплелся до поселка, с этим скарбом вновь вошел в кабинет, где по стенам были развешаны оголенные, причудливо раскрашенные кони.

И несколько мгновений Авера и Харитон Иванович пристально смотрели глаза в глаза, и каждый, конечно же, понимал, ради чего пришел сюда один из них и почему помалкивает другой.

Потом Авера скинул ношу на пол.

— Больше никогда не спрашивай о Связисте. Ясно, Аверкий Иванович? — тихо произнес Харитон Иванович и вдруг закашлялся, раскраснелся, стал утирать выступившие от внезапного кашля слезы и раздосадованно смотрел слезящимися глазами на Аверу, как будто это он, Авера, напустил ему в глаза едкого дыма.

Авера испугался и шмыгнул за дверь, улавливая и за дверью мужской кашель, возгласы досады, громкий стук передвигаемого кресла.

Как запрягают кузнечиков

Все ясно: нечего больше искать Связиста. И от этого хочется броситься на подсыхающие валки травы, спрятать лицо и лежать вот так, уже ни о чем не думая.

Ах да, ведь есть у него еще плененные кузнечики!

Как о своем спасении, вспомнил он о забаве, достал и раскрыл спичечный коробок, но кузнечики, привыкшие к плену, даже и не попытались выскочить вон. Конечно же, эти кузнечики ни для какой упряжки уже не годились, были истомлены заточением. И пускай они обретают волю, пускай! Солнце освещало узников, их удлиненные тельца с бронированными спинками, звало на свободу, а кузнечики и не посягали на нее, дремали в лоне спичечного коробка. Пришлось даже встряхнуть коробок, чтобы выпали эти опьяненные мраком, духотой, бездействием жильцы.

А потом Авера встал и побрел охотиться за новыми голенастыми кузнечиками, чтобы случайно не попались опять эти, уже утратившие свой азарт, уже побывавшие взаперти.

Великолепен июньский день! То налетит ветерок и словно бы мягкой кисточкой коснется щек, плеч, то повеет запахом усохшей, обратившейся в сено травы, то повеет запахом свежескошенной травы, напоминающим запах речного, осотистого побережья…

Туда, где виднелись у леса потерявшие за далью свой стрекочущий голос сенокосилки, где работали люди и где разъезжал в запряженной качалке отец, совсем не тянуло Аверу. Ну, допустим, посадит отец к себе на колени, понесутся они по логам и буграм, а все равно не успокоит отец, не избавит от горестных мыслей о Связисте.

И вот бродил Авера вдоль берега Днепра, гонялся за кузнечиками, а все не отступала как будто и впрямь зримая им когда-то картина: как уносит от врага шустрая кобылка, матка Связиста, мальчугана, похожего на отца… И как потом уже, в отряде, появляется у кобылки стригунок, которого кормит с ладоней то один мальчуган, чем-то напоминающий отца, то другой, чернявый мальчуган, чем-то напоминающий Харитона Ивановича…

Давно уже вырос тот стригунок, давно отбегал свое на ипподроме, и нечего теперь звать Связиста, нечего допытываться, куда, в какую даль ушел Связист: всему на земле есть срок. Впервые потрясенный таким открытием, Авера противился ему, потому что несправедливым представлялось ему исчезновение Связиста именно теперь, в разгар июня, когда такое солнце, такой длинный, бесконечный день, такое цветение…

Прочь эти мысли! Лучше забыть обо всем и охотиться на кузнечиков!

Очень скоро он натолкал в спичечный коробок красивых кузнечиков, среди которых могли быть и коренники, и пристяжные в необычайной упряжке. Все они шуршали, пощелкивали о крышку, все искали выхода из западни.

К парому идти было далеко, и он стал выискивать на реке знакомых ребят. Ему повезло, он сразу же различил в лодке своего, поселкового парня, трубно закричал, чтоб тот повернул к берегу.

А парню в широкой ковбойской шляпе из грязно-рыжей соломки и самому, наверное, захотелось заняться делом, доставить на другой берег Аверу. И обленившийся под этим иссушающим солнцем парень в ковбойской шляпе воспрянул духом, легко стал выгребать, дружелюбно посматривая на пассажира.

Как хорошо, что дома никого не оказалось и что можно было одному приняться за дело! «Никакая это не сказка», — мысленно возражал он Харитону Ивановичу, его вчерашним словам, и ловко пристегивал кузнечиков ниткой к их общей дуге — тоненькой спичке. Пристегивал так, чтоб они не смогли распрямить свои крылья, чтоб только лапки их оставались свободны.

Некоторые кузнечики сигали из рук, скакали по комнате, запутывались, увязали в оконных гардинах. Авера их ловил и отправлял в спичечный коробок.

А повозочка у него давно была приготовлена — такая узенькая, вылепленная из пластилина, с двумя пуговками — колесами.

Ему не терпелось поскорее испытать, не тяжела ли будет повозка для кузнечиков, и вот он осторожно пустил тройку запряженных кузнечиков по коричневому скользкому полу, а сам склонился над ними, стоя на четвереньках.

И, лишенные возможности распустить свои крылья, отягощенные грузом повозки, кузнечики рывками потащили, потащили пластилиновую карету!

Авера в изумлении хлопнул в ладоши, быстро спрятал упряжку в новый коробок, а старый, ветхий коробок раскрыл у окна и выпустил всех остальных пленников.

— Ты чего кидаешься спичечным коробком? — насмешливо сказал старший брат Санька, проходивший в это время под окном. — Это же тебе не кирпич.

Саньке он до поры до времени не раскрывал тайны, не говорил об упряжке кузнечиков, а просто, льстя его самолюбию, принялся восхищаться, какой он молодец, Санька, что тренируется каждый день и что отцу будет нелегко выиграть на бегах у него, у Саньки.

— Ну что отец, — махнул рукою Санька. — Все думают, что он лучший наездник. А постоянные тренировки ему лень проводить. Да и некогда, некогда, я понимаю!

— На нем же весь совхоз, не только конезавод, — напомнил Авера. — Вон как он извелся — все на сенокосе, на сенокосе…

— Так что не это главное для меня состязание, попомни, — продолжал Санька. — Я, может, гляжу дальше. Я, может, хочу стать чемпионом республики. И стану, попомни! Хотя не эта главная моя цель в жизни. Надо быть чемпионом во всем, понимаешь?

С завистью и с прежним, постоянным восхищением наблюдал Авера за старшим братом, высчитывал, сколько лет еще пройдет, пока он станет таким большим, как Санька, и сможет тоже сесть в качалку, дернуть поводья — эй, посторонитесь! И никакой пока другой цели в жизни Авера не видел, а только мечтал о том времени, когда сядет в качалку и твердыми руками натянет поводья. Ведь вот почему он и для кузнечиков приготовил упряжку.

Не раскрывал он до поры до времени тайны, ожидал возвращения отца. А когда отец в полдень осадил свою лошадь у окон и зашел, весь пропахший травами, в белой, ослепительной рубахе, от которой исходило тепло, Авера громко возвестил:

— Ну, начали! Необыкновенный номер — тройка запряженных кузнечиков!

И тут же распахнул спичечный коробок и опустил на пол запряженных кузнечиков с их повозкой.

— Эге, знакомая сказочка! — усмехнулся отец и раздвинул оконные портьеры, чтобы лучше видеть на свету игрушечную тройку.

Кузнечики стали вспрыгивать, тянуть повозку в разные стороны, повозка тут же опрокинулась, а один из кузнечиков, коренник, непонятным образом распростер свои крылья, дал стрекача в открытое окно, унося пристяжных невольников. И лишь повозка осталась на полу, как опрокинутый экипаж.

Авера рванулся было к окну, да отец поймал его руками:

— Ну и что? Пускай. Будет у тебя со временем настоящая тройка.

— Дали деру — и правильно! — порадовался и старший брат. — Вздумал запрягать каких-то блох.

— Это у одного русского писателя есть о том, как народный искусник подковал блоху. Англичане отковали из стали блоху, а наш искусник превзошел их, подковал ту металлическую блоху. — И отец с этими словами подошел к книжному шкафу, стал раздвигать нарядные, по-особенному приятно пахнущие обрезы книг.

И видел Авера: отец и Санька довольны тем, что упорхнула за окно тройка кузнечиков. Он думал, что они порадуются его выдумке, его затее, а они были довольны, что разлетелись голенастые кузнечики. Да и сам он, честное слово, был очень рад неудаче своей, неосуществленной сказке, и поражался, почему он сам словно бы вздохнул свободнее, словно выбрался на волю, едва выбрались на волю кузнечики.