Стефан Куртуа - Черная книга коммунизма

• Название: Черная книга коммунизма
• Автор: Стефан Куртуа
• Издательство: Три века истории
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-93453-037-2

«Черная книга коммунизма» — первое фундаментальное справочное издание, посвященное исследованию преступлений коммунистических режимов, существовавших в ХХ веке. Международный коллектив ученых-историков провел огромную работу, собрав воедино всю информацию о преступлениях, совершенных под флагом коммунизма во многих странах и на разных континентах. При этом использовались не только многочисленные свидетельства и воспоминания очевидцев, но также материалы из недоступных ранее архивов.

Книга, предлагаемая вниманию читателя, уже издана во многих европейских странах. Она серьезна, масштабна, туго набита фактами, многие из них уникальны своей новизной, подчас невероятностью. Это своего рода исследование о раковой опухоли большевизма, которая беспощадно уничтожала поколение за поколением во всем мире и, прежде всего, в России.

Книгу создали зарубежные историки. Жаль, что не российские. Но замечательно, что исследование выходит в русском издании.

Что же это за явление — большевизм, основанный В .Ульяновым в 1903 году?

Ленин в начале века патетически воскликнул: «Дайте нам партию революционеров, и мы перевернем Россию!»

Перевернули. Поставили с ног на голову. Что получили? Ничего, зато потеряли целое столетие. На то же столетие отстали от цивилизованных стран. Убиты десятки миллионов людей. Страна — нищая, отсталая, нация биологически вырождается. И перспективы выздоровления страны и нации отнюдь не радужны. Почему? Потому, что наше общество пусть еще не смертельно, но все еще запредельно отравлено ложью. Мы все еще продолжаем жить в каком-то кошмарном сне. Боремся за свободу, а живем по-советски.

Самое ужасное, что существует на белом свете, — это извращение прекрасного. большевистский режим родился из революционной решительности, на словах вдохновляемой гуманистическими идеалами. Ленинцы были убеждены, что только насилие является универсальным и единственным средством осуществления этих идеалов.

Большевизм и фашизм — две стороны одной и той же медали. Медали вселенского зла.

---

Реальные цели, которые преследовало это мощное движение, были прежде всего политическими, затем экономическими и, в последнюю очередь, социальными. Несмотря на то что 40 % земель было перераспределено и передано новым владельцам, сосредоточение больших земельных площадей в руках малочисленной группы крупных феодалов, а также непомерная скученность поселений в Китае помешали беднейшим крестьянам получить достаточную свободу землепользования. На долю каждого в среднем приходился надел площадью не более 0,8 га. В других государствах этой части азиатского региона (в Японии, на Тайване, в Южной Корее) в те же годы успешно завершились достаточно радикальные земельные реформы, проходившие в условиях большего, чем в Китае, имущественного неравенства сельского населения. Известно, однако, что в названных странах не зарегистрировано ни одного кровавого передела земель, и хозяева экспроприированных владений получили более или менее удовлетворительную компенсацию от правительства. Отвратительная дикость китайского варианта передела земель объяснялась, таким образом, не потребностями реформы, а политическими целями тотального захвата власти коммунистической партийной верхушкой. В Китае он сопровождался формированием активного воинствующего меньшинства, то есть надежных партийных кадров, «сделками на крови» приобщенных к расправам с крестьянством. Строптивцы и мягкотелые получили наглядный урок того, как партия в случае надобности умеет развязывать самый крайний террор. Это позволило в конце концов «внушить» народу глубокое понимание процессов и взаимоотношений в недрах деревни, призванных в перспективе создать условия для накопления промышленного капитала посредством коллективизации.

Города: тактика «салями» и методы экспроприации

Хотя движение развивалось так, как было запланировано, Мао Цзэдун решил лично одобрить кровавые репрессии и заявил в трудный момент ввода китайских войск в Северную Корею в ноябре 1950 года:

«Мы решительно должны расправиться со всеми реакционными элементами, которые заслуживают смерти».

Важность этого высказывания в том, что оно сделано отнюдь не по поводу аграрной реформы, почти завершенной в Северном Китае (а в Южном Китае, «освобожденном» несколько позже, реформа в это время разворачивалась в более оппозиционных по духу провинциях, например, в Гуандуне, где к началу 1952 года она еще продолжалась). Это высказывание обозначило начало аппаратной «чистки» в городах в рамках планомерной, целенаправленной, равномерной либо ударной серии мероприятий под лозунгом «движение масс». «Чистка» должна была немного «образумить», а потом и окончательно подчинить интересам партии разные группы городского населения: интеллигенцию, буржуазию, включая и мелких хозяев, беспартийных активистов, некоторых слишком уж независимых коммунистов — всех, кто мог угрожать тоталитарной власти КПК. Совсем немного — всего несколько лет — разделяло начало «тактики салями» и установление европейских «народных демократий». Это будет время самого откровенного советского давления — как на экономику, так и на политико-репрессивный аппарат тех стран. По-своему, но решительно, будет укрощена в Китае уголовная преступность («между оппозиционерами, классовыми врагами и бандитами — всеми «врагами народной власти» — установились опасные связи») и подавлены криминальные и криминогенные элементы общества. Все, кто связан с проституцией, игорными домами, курильнями опиума и т. п., будут искоренены; по данным самой КПК, два миллиона «бандитов» были «ликвидированы» в 1949–1952 годах и, вероятно, столько же отправлены в места заключения.

Система государственного подавления, выстроенная еще до победы революции в Китае, быстро накопила необходимые силы. В конце 1950 года в стране было 5,5 миллионов милиционеров, в 1953 году— 3,8 миллиона пропагандистов и активистов и 75 тысяч осведомителей, призванных координировать действия первых и вторых, а может быть, и умерять их рвение… Усовершенствовав отработанную еще при Гоминьдане систему соглядатайства и сплошной слежки (баоцзя), власти городов создавали у себя домкомы из пятнадцати — двадцати семей, а те, в свою очередь, подчинялись уличным или районным комитетам. Ничто не должно было ускользнуть от внимания жильцов: ни чужой припозднившийся гость, ни приезд «чужака» на пару дней к соседу. Об этом следовало сообщать в домком. Каждый горожанин должен был иметь «хюкоу», то есть справку о том, что он житель данного города. Это должно было предотвратить тайную несанкционированную миграцию из деревни. Каждый уполномоченный был связан с милицией. Ее численность росла, она формировалась сначала из тюремных или судебных служащих «старого режима», которые позднее, когда была исчерпана их временная полезность, стали естественной мишенью карательных мероприятий. После взятия Шанхая в мае 1949 года там было 103 городских полицейских участка, в конце года их стало 146. Политическая полиция — силы безопасности — насчитывала 1,2 миллиона человек. Везде, даже в самом отдаленном городке, открылись временные «кутузки». Места заключения в больших городах были безнадежно переполнены: в центральной тюрьме Шанхая, например, на 100 квадратных метрах размещались до 300 заключенных, а всего их здесь находилось восемнадцать тысяч. Скудное питание, бесчеловечное обращение, физические истязания (например, удар прикладом, если заключенный поднимал голову в строю: во время переходов она должна быть низко опущена). Средняя смертность среди заключенных, видимо, значительно превышавшая 5 % в год (это средняя цифра в тюремной системе 1949–1978 годов), на принудительных работах в Гуанси достигала 50 % за полугодие, а на некоторых шахтах Шаньси умирали до 300 заключенных в день. Садистские пытки были привычным делом. Чаще всего провинившихся подвешивали за запястья или большие пальцы рук. Известен случай, когда китайский священник умер после допроса, продолжавшегося 102 часа без перерыва. Безудержно зверствовали надзиратели; начальник одного из лагерей лично убил или заставил заживо похоронить 1320 человек: о многочисленных изнасилованиях не приходится и говорить. В начале кампании заключенные — среди них много военных с боевым опытом — еще не были сломлены морально, и многочисленные мятежи осужденных заканчивались бойней. На нефтяных полях в Яньчане была казнена не одна тысяча из двадцати тысяч работавших там каторжников. В ноябре 1949 года на одной из лесозаготовок тысяча человек из 5 тысяч восставших были живьем зарыты в землю.

Кампания за «искоренение контрреволюционных элементов» началась в июле 1950 года, а в 1951 году одна за другой были развязаны еще три кампании: «три против» (против коррупции, бесхозяйственности и бюрократизма государственных и партийных кадров), антибуржуазная «пять против» (против взяточничества, коррупции, уклонения от уплаты налогов, должностных преступлений и разглашения государственной тайны) и нацеленная против прозападной интеллигенции «реформа мышления». Участникам этих кампаний предстояло пройти все ступени «перевоспитания» и показать в своих «рабочих коллективах» (дан вэи), какого «прогресса» они достигли. Совпадение по времени всех трех кампаний означало, что ни один член общества отныне не останется в тени, а понятие «контрреволюционный» стало настолько многогранно и растяжимо, что любое идейное расхождение с линией КПК — в настоящем или прошлом — может стать достаточным для осуждения. Это означало передачу неограниченных репрессивных полномочий райкомам партии и парткомам предприятий. С одобрения Центра и при помощи «вооруженной руки», то есть органов безопасности, стало возможным творить расправу. Есть все основания вслед за Аленом Ру назвать эти кампании «красным террором», особенно страшным был 1951 год.

Некоторые цифры впечатляют: за одну ночь в Шанхае были арестованы 3000 человек, за четыре месяца — 38 000. В Пекине в один день вынесено 220 смертных приговоров с публичным приведением в исполнение, в течение девяти месяцев состоялось 30 000 обличительных митингов. В Кантоне за два месяца произведено 89 000 арестов, 23 000 из них закончились смертным приговором. 450 000 частных предприятий (из них 100 000 в Шанхае) подверглись строжайшей ревизии, после чего больше трети хозяев и множество сотрудников были признаны виновными в денежных махинациях, чаще всего в уклонении от уплаты налогов, и наказаны в зависимости от тяжести преступления (около 300 000 жертв получили разные тюремные сроки). Особое внимание было обращено на горожан-иностранцев. В 1950 году арестованы 13 800 «шпионов», преимущественно служителей культа; арестован и приговорен к пожизненному заключению даже итальянский епископ. В результате этих действий из 5500 католиков-миссионеров, работавших в Китае в 1950 году, — к 1955 году уцелел едва ли десяток. Верующие китайцы подверглись невиданной по размаху расправе без единого свидетеля: не менее 20 000 арестов в 1955 году и сотни тысяч брошенных в тюрьмы христиан всех конфессий в течение двух последующих десятилетий. Из числа политических и военных кадров Гоминьдана, с помпой амнистированных в 1949 году с единственной целью — предупредить их бегство на Тайвань и в Гонконг, в течение последующих десяти лет был казнен каждый десятый, и пресса совершенно серьезно оправдывала это тем, что «терпимость масс к реакционерам небезгранична». Уголовное законодательство способствовало усилению репрессий: различая среди «контрреволюционеров» «активных» и «исторических», и карая последних, оно произвольно вводило принцип обратной силы закона. Кроме того, иногда использовалось обвинение по аналогии (основанное на трактовке преступления с учетом наиболее близкого к нему), когда не совершивший правонарушений арестант умышленно подводился под статью закона. Выносились неоправданно суровые приговоры. Минимальный срок за «обычное» преступление, как правило, — восемь лет, но нормы приближались к двадцати.