Стефан Куртуа - Черная книга коммунизма

• Название: Черная книга коммунизма
• Автор: Стефан Куртуа
• Издательство: Три века истории
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-93453-037-2

«Черная книга коммунизма» — первое фундаментальное справочное издание, посвященное исследованию преступлений коммунистических режимов, существовавших в ХХ веке. Международный коллектив ученых-историков провел огромную работу, собрав воедино всю информацию о преступлениях, совершенных под флагом коммунизма во многих странах и на разных континентах. При этом использовались не только многочисленные свидетельства и воспоминания очевидцев, но также материалы из недоступных ранее архивов.

Книга, предлагаемая вниманию читателя, уже издана во многих европейских странах. Она серьезна, масштабна, туго набита фактами, многие из них уникальны своей новизной, подчас невероятностью. Это своего рода исследование о раковой опухоли большевизма, которая беспощадно уничтожала поколение за поколением во всем мире и, прежде всего, в России.

Книгу создали зарубежные историки. Жаль, что не российские. Но замечательно, что исследование выходит в русском издании.

Что же это за явление — большевизм, основанный В .Ульяновым в 1903 году?

Ленин в начале века патетически воскликнул: «Дайте нам партию революционеров, и мы перевернем Россию!»

Перевернули. Поставили с ног на голову. Что получили? Ничего, зато потеряли целое столетие. На то же столетие отстали от цивилизованных стран. Убиты десятки миллионов людей. Страна — нищая, отсталая, нация биологически вырождается. И перспективы выздоровления страны и нации отнюдь не радужны. Почему? Потому, что наше общество пусть еще не смертельно, но все еще запредельно отравлено ложью. Мы все еще продолжаем жить в каком-то кошмарном сне. Боремся за свободу, а живем по-советски.

Самое ужасное, что существует на белом свете, — это извращение прекрасного. большевистский режим родился из революционной решительности, на словах вдохновляемой гуманистическими идеалами. Ленинцы были убеждены, что только насилие является универсальным и единственным средством осуществления этих идеалов.

Большевизм и фашизм — две стороны одной и той же медали. Медали вселенского зла.

---

Одновременно с конца 1923 года жизнь этих секций начала проходить под лозунгом «большевизации»; все они должны были реорганизовать свои структуры, опираясь на ячейки предприятий, и в то же время подтвердить свою верность московскому центру. Эта преобразования не встретили особой поддержки, что вызвало (в то самое время, когда велись дискуссии об эволюции власти в Советской России) значительное усиление роли и власти missi dominici[47] Интернационала.

Во Франции один из лидеров ФКП Борис Суварин выступил против новой линии и разоблачил низкие методы, которые тройка Каменев — Зиновьев — Сталин использовала в отношении своего противника Льва Троцкого. 12 июня 1924 года по случаю XIII съезда ВКП(б) Борис Суварин был вызван для объяснения. Заседание перешло в обвинение и принуждение к обязательной самокритике. Комиссия, специально созванная, чтобы заняться «случаем Суварина», постановила временно исключить его из партии. Реакция руководителей ФКП прекрасно свидетельствует о том, что требовалось отныне от членов мировой партии:

«В нашей партии (ФКП), которую революционная борьба до конца не избавила от старой социал-демократической основы, влияние личностей играет еще слишком большую роль. (…) Именно в той мере, в какой будут окончательно изжиты все мелкобуржуазные проявления индивидуалистического я, сформируется безымянная железная когорта французских большевиков. (…) Если Французская коммунистическая партия хочет быть достойной Коммунистического Интернационала, к которому принадлежит, если Французская коммунистическая партия хочет следовать по славным следам Российской ВКП, она должна, не колеблясь, сломить всех тех в ее рядах, кто не захочет подчиниться ее закону!»

(«Юманите», 19 июля 1924 года).

Анонимный автор не знал, что сумел сформулировать закон, который в течение десятилетий будет управлять жизнью ФКП. Профсоюзный деятель Пьер Монат охарактеризовал этот закон одним словом: «оказармивание» компартии.

Во время того же V конгресса Коминтерна летом 1924 года Зиновьев угрожал «переломать кости» оппозиционерам, демонстрируя таким образом политические нравы, господствовавшие в коммунистическом движении. Но эта угроза обернулась против него же. Ему самому Сталин «переломал кости», отстранив его в 1925 году от должности председателя Коминтерна. Зиновьев был заменен Бухариным, которого вскоре постигла та же участь. 11 июля 1928 года, накануне VI конгресса Коминтерна, проходившего с 17 июля по 1 сентября, Каменев тайно встретился с Бухариным, а позднее составил протокол беседы. Называя себя жертвой «полицейского режима», Бухарин объяснил ему, что его телефон прослушивается и что за ним следит ГПУ; дважды у него проскальзывал вполне реальный страх:

«Он нас задушит… Мы не хотим выступать как раскольники, потому что тогда он нас задушит».

«Он» — это, конечно же, Сталин.

Первым, кого Сталин попытался «задушить», стал Лев Троцкий. Особенность сталинской борьбы с троцкизмом — в ее размахе. Основные события развернулись в 1927 году. Но уже раньше, во время заседания ЦК партии большевиков в октябре 1926 года, зазвучали зловещие предупреждения:

«Либо исключение и легальный разгром оппозиции, либо решение вопроса путем пушечных выстрелов на улице, как в случае с левыми эсерами в июле 1918 года в Москве».

Левая оппозиция (это было ее официальное название), изолированная и все более и более слабевшая, подвергалась провокациям со стороны ГПУ, которое выдумало существование подпольной типографии, возглавляемой бывшим офицером Врангеля (в реальности — одним из агентов ГПУ), где якобы печатались документы оппозиции. Во время X годовщины Октября оппозиция попыталась выйти на демонстрацию под своими собственными лозунгами. Помешало ей в этом грубое вмешательство милиции, а 14 ноября Троцкий и Зиновьев были исключены из партии большевиков. Следующим этапом стала начавшаяся в январе 1928 года высылка самых известных деятелей оппозиции в отдаленные регионы или за границу: Христиан Раковский, бывший советский посол во Франции, был сослан в Астрахань, а затем в Барнаул; Виктор Серж был выслан в 1933 году в Оренбург. Что касается Троцкого, то его силой привезли в Алма-Ату, за четыре тысячи километров от Москвы. Год спустя, в январе 1929 года, он был выслан в Турцию, избежав тюрьмы, двери которой все чаще захлопывались за его сторонниками. Арестовывали также членов бывшей рабочей оппозиции и группы демократического централизма, их отправляли в спецтюрьмы и политизоляторы.

С этого времени начали арестовывать и иностранных коммунистов, членов коминтерновского аппарата или просто живших в СССР. Их положение все больше уподоблялось положению советских коммунистов, поскольку каждый иностранный коммунист, в течение длительного времени живущий в СССР, был вынужден вступать в ВКП(б) и, значит, подчиняться ее дисциплине. Хорошо известен пример югославского коммуниста Анте Силиги, члена Политбюро Коммунистической партии Югославии (КПЮ), которого прислали в Москву в 1926 году как представителя КПЮ в Коминтерне. Он поддерживал некоторые контакты с троцкистской оппозицией, затем начал все сильнее отдаляться от Коминтерна, где больше не было места настоящим идейным дискуссиям и руководители которого без колебаний применяли методы запугивания по отношению к своим противникам, — Силига назвал это «системой раболепия» в международном коммунистическом движении. В феврале 1929 года на общем собрании московских коммунистов-югославов была принята резолюция, осудившая политику руководства КПЮ, что равнялось косвенному обвинению руководства Коминтерна. Вслед за этим противники официальной линии, объединившись с советскими единомышленниками, организовали нелегальную (с точки зрения правил партийной дисциплины) группу. Вскоре по делу Силиги начали вести расследование, и он был исключен из партии на год. Тем не менее Силига, обосновавшись в Ленинграде, продолжал свою «нелегальную» деятельность. 1 мая 1930 года он отправился в Москву, чтобы встретиться с другими членами своей русско-югославской группы, которая очень критически относилась к тому, как проводилась индустриализация и проповедовала создание новой партии. 21 мая Силига был арестован вместе со своими товарищами, а затем на основании статьи 59 Уголовного кодекса отправлен в политизолятор Верхнеуральска. В течение трех лет, в разных тюрьмах и изоляторах, Силига, переходя от ходатайств к голодовкам, постоянно требовал предоставить ему право покинуть Россию. Ненадолго выпущенный на свободу, он пытался покончить с собой. ГПУ добивалось, чтобы он отказался от итальянского гражданства. Он был отправлен в Сибирь, но в конце концов 3 декабря 1935 года его выслали из СССР, что было исключением.

Благодаря Силиге мы имеем свидетельство о политических изоляторах:

«Товарищи нам передавали газеты, которые издавались в тюрьме. Какое разнообразие мнений, какая свобода в каждой статье! Какая страсть и какая откровенность в изложении не только абстрактных и теоретических вопросов, но также и самых злободневных! (…) Но наша свобода этим не ограничивалась. Во время прогулки, на которой собирались заключенные из нескольких камер, мы имели обыкновение проводить в углу двора собрания по всем правилам: с председателем, секретарем, ораторами, по очереди бравшими слово».

Условия, в которых содержались заключенные, он описывает так:

«Питание состояло из традиционного рациона бедного мужика: хлеб и каша утром и вечером, и так в течение всего года. (…) Кроме того, на обед подавался суп, сваренный из испорченной рыбы, консервов или наполовину стухшего мяса. Тот же суп, но без мяса и рыбы, давали на ужин. (…) Порция хлеба в день была 700 грамм, порция сахара в месяц — один килограмм, кроме того, выделялись порции табака, папирос, чая и мыла. Этой однообразной пищи также не хватало. При этом нам приходилось ожесточенно добиваться, чтобы этот скудный паек еще не сократили; что говорить о борьбе, ценой которой мы добились некоторых незначительных улучшений. Однако по сравнению с режимом уголовных тюрем, в которых гнили сотни тысяч заключенных, и, в особенности, по сравнению с условиями жизни миллионов людей, согнанных в северные лагеря, наш режим был в каком-то роде привилегированным».

Тем не менее эти привилегии были весьма относительны. В Верхнеуральске в апреле и летом 1931 года, а затем в декабре 1933 года заключенные провели три голодовки в защиту своих прав, особенно настаивая на отмене практики возобновления сроков. С 1934 года особые политические тюрьмы все чаще стали закрывать (в Верхнеуральске они сохранялись вплоть до 1937 года), и условия заключения для «политических», попадавших в обычные уголовные тюрьмы, резко ухудшились: одни заключенные умирали от побоев, других расстреливали, третьих сажали в глухие одиночки, как например, Владимира Смирнова в Суздале в 1933 году.