Карина Демина - Семь минут до весны (СИ)

• Название: Семь минут до весны (СИ)
• Автор: Карина Демина
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2014

Третья книга из "Мира Камня и Железа".  Он – матерый пес, получивший во время войны с альвами смертельное ранение, и отправившийся не зализывать раны, а в буквальном смысле слова умирать, и гадает лишь о том, сколько дней ему осталось до кончины. Она – альва, лишенная дома и родных, и тоже стоящая на краю могилы, потому что пережить то, что довелось ей и продолжать жить – просто невозможно. А душа теплится в полумертвом теле из чистого упрямства. Но случайная встреча заставляет вчерашних врагов сблизиться и дает им шанс дожить до весны…  

---

Ийлэ покачала головой.

— Я способен в какой-то мере следовать их правилам, но не более того. А им тяжело понять, что мне необходимо иное. Я сам не знаю, что именно, главное, что мне глубоко плевать на то, какое положение занимает наш род. И какие у него перспективы. И насколько это положение можно упрочить, если, допустим, заключить очередной династический брак… я знаю, что род богат, что со-родичи защищены и не голодают… мне этого достаточно. А все эти околополитические игры утомляют неимоверно. Вот поэтому я и не гожусь на роль райгрэ. Некоторых вещей я просто не понимаю. А со-родичи не понимают, как можно жить вот здесь…

Он обвел комнату рукой.

— И вот такое у нас… взаимонепонимание.

Райдо провел ладонью по волосам, осторожное прикосновение, не ласка, нет, скорее любопытство, которое он пытается сдержать.

— Но я рад, что сбежал… думал, приеду сюда, чтобы свободно помереть…

— А дома не давали?

— Свободно помереть? — уточнил Райдо.

— Да.

— Увы… там матушка… и матушкины подруги, которые являются раз в неделю на чай и еще затем, чтобы выразить сочувствие. Открытки шлют самодельные с пожеланиями скорейшего выздоровления. Цветы. Самые смелые и в комнату заглядывают. Приходится держать лицо. Представь, мне охренительно больно, орать бы во всю глотку, а я лежу и улыбаюсь, потому что не приведи предвечная жила сказать очередной дуре, куда она свою открытку засунуть может… матушка не простит грубости. Или вот она приходит… сидит у постели… вздыхает… и мне сразу совестно становится, что я, сволочь неблагодарная, сдыхаю тут. А иногда вот блевать тянет, выворачивает прямо наизнанку… но при ней же не будешь… она ведь леди…

Ийлэ согласилась: при леди блевать не следует.

Наверное, она и сама, прежняя, которая жила до войны, вела бы себя так же. Что плохого в открытках и цветах? И навещать больных следует. Исполнять долг милосердия.

А теперь кажется, что этот самый долг — глупость несусветная.

— Вот… и когда нажирался, ей не нравилось… нет, она понимала, что я от боли, что опиума не люблю и вообще, но все равно неудобно… умираю, а не умру никак… мешаю всем. Никто ни слова не скажет, только и я не совсем дурак… все понимаю. А тут поместье это… вроде как награда.

…награда.

…странно как. Ее, Ийлэ, дом и чья-то награда…

— Вот и подумал, что тут мне никто мешать не станет, хотя бы последние дни доживу так, как самому хочется… а тут ты… и говоришь, что я, быть может, совсем не умру…

— Когда-нибудь умрешь.

— Когда-нибудь все умрут…

Он снова оттолкнулся, но старое кресло опасно заскрипело.

— Новое надо, крепкое, чтобы выдержало, — сказал Райдо. — Я тяжелый… Ийлэ…

— Да?

— Я вот одно понял… нельзя растрачивать жизнь на пустое. Слишком мало ее…

И замолчал.

Он больше не произнес ни слова, Ийлэ тоже не заговаривала.

Просто сидели.

Просто слушали ветер.

Дайну Нат высадил на окраине города.

— До площади мог бы и довезти, — недовольно проворчала она, оправляя юбки.

Нат не ответил.

Женщина его злила. И злость эта была иррациональной, подталкивающей к поступкам, о которых — Нат смутно сие предполагал — он будет жалеть. А потому он молча сбросил пару тюков, притороченных к седлу.

Личные вещи.

И трогать их Райдо к огромному удовольствию Дайны не позволил, унижает его, видите ли, необходимость копаться в чужих тряпках. Его, может, и унижает, а вот Нат не гордый, Нат покопался бы и, пожалуй, отыскал бы немало интересного. Гнать ее следовало и давно…

Тварь.

Стоит, кутается в шубу из черной норки. Откуда взяла? А понятно, откуда… небось, шубка эта или альве, или ее матушке принадлежала… и вернуть бы, но не велено.

А приказы Нат не нарушал.

Старался во всяком случае. И подавив искушение взять женщину за горло, стиснуть, так, чтобы сошла эта наглая ухмылка с лица ее, Нат запрыгнул в седло.

Дел у него имелось множество.

— Эй, щенок, — раздалось в спину. — Передай своему хозяину, что Дайна ждать не станет, пусть поторопится.

— Ты о чем?

— Он знает…

А Нат догадывается. Она про ту комнату с железной дверью, и еще про ювелира убитого… про людей, которые ищут сокровище, быть может, и про альву… и надо было в лесу остановиться.

В лесу после бури тихо, спокойно.

Сугробы глубокие, конь по самое брюхо проваливался. Небось, еще насыплет… до самой весны не нашли бы, а по весне… там и волки голодные… и в окрестных лесах мертвецов множество, одним больше, одним меньше…

Райдо говорил, что женщин трогать нельзя. Слабые они.

Эта не слабая. Эта подлая. И в спину ударит, дай только шанс… внутренний голос нашептывал, что Райдо и не узнал бы… нет, узнал бы, разозлился, но простил… понял, что Нат как лучше хотел… но Нат этому голосу велел заткнуться.

В конце концов, он сам Райдо клятву принес. А свое слово не нарушит.

И потому Нат решительно выкинул Дайну из головы. Дел у него в городке имелось множество, и начать Нат решил со знакомого особняка, в котором ему точно рады не будут. Коня он оставил при таверне, бросив мальчишке-конюшему пару монет за заботу. Сам же неспешным шагом прошелся до площади, а оттуда свернул на тихую улочку.

Особняк, окруженный низкой оградой, был невелик, но аккуратен. За оградой виднелись мерзлые яблоньки и тоненькие, покрытые ледяной глазурью, вишневые деревца. Снег укрыл их, и кусты шиповника, и иные кусты, тоже колючие, но названия им Нат не знал.

Через ограду он перемахнул одним прыжком, и упав в рыхлый сугроб, затаился.

Тихо.

Ни собак, ни сторожей… и правильно, кого опасаться в месте столь умилительно спокойном? Нат нырнул под низкие плети кустарника. Он немного беспокоился, что на снежном покрывале остаются следы, с другой стороны, он не совершал ничего противоправного.

Во всяком случае, ему так казалось.

Добравшись до дома, который в ближайшем рассмотрении выглядел вовсе не столь уж роскошно, Нат замер. Он коснулся стены — деревянной, холодной. Бледно-розовая краска потрескалась и кое-где облезла, обнажая темную древесину.

Нат выпустил когти.

Это ведь не полный оборот, если только когти… а значит, можно… значит, если последствия и будут, то незначительные… он потерпит.

Когти входили в дерево легко. И на карниз, на котором висели ящики для цветов, Нат забрался с легкостью. Карниз покрывала толстая корка льда, а ящики стояли плотно, неудобно.

Окна затянуло инеем.

И как понять, которое ему нужно?

Плотно сомкнутые створки почти не пропускали запахов, и Нату пришлось сосредоточиться… немного измениться, ведь когда меняешься, то запахи становятся ярче.

Цветочный и сладкий.

Не то.

Мирра… она… ее раздраженный голос перекрывает нервные звуки клавесина, и, кажется, что Мирра не играет, но допрашивает инструмент.

Эта женщина тоже опасна.

Нельзя оставлять врагов за спиной. Райдо сам учил… и оставил… война ведь закончилась. Но он ошибается, война идет, здесь, в розовом особняке, за резными ставнями, за серыми стеклами… бархатная война, но меж тем все одно беспощадная.

Впрочем, о войне Нат думать не любил, и осторожно двинулся дальше.

Пустая комната. Запахов почти нет, а значит, заглядывают в нее редко. И следующая… острый аромат кофе и шоколада… голоса, на сей раз не Мирра, но миссис Арманди, которая тоже что-то говорит, и ноты знакомые, жаль, слов не разобрать. Нат не отказался бы послушать.

Он предполагал, что услышал бы немало интересного.

И снова пустая… ящики треклятые, которые под весом Ната опасно хрустят. Падать, конечно, невысоко и особого вреда Нату не будет, но придется начинать все наново. Ко всему, вдруг да внимание привлечет, а внимание ему не нужно.

Ей не нужно.

На ее окне висел венок из остролиста.

И запах шел сладкий, пьянящий. Нат так и замер, прижавшись к стеклу щекой, обнюхивая ставни, выискивая эти, почти стертые следы ее рук. И постучать решился не сразу. И даже почти отступил, испугавшись вдруг, хотя бояться было нечего. И на стук не отозвались, и тогда Нат решил, что его не ждут и не желают видеть, и это хороший предлог, чтобы уйти.

Он найдет себе другую девушку.

Сама мысль об этом показалась предательством, и Нат зарычал, ее отгоняя. А окно открылось.

— Нат! — Нира схватила его обеими руками за плечи. — Нат, ты… ты сумасшедший!

Она дернула его на себя, и Нат не удержался, в комнату вкатился кубарем.

Что-то сбил.

Зазвенело. И грохнуло. И Нира испуганно вскочила, оглянулась и, схватив его за руку, толкнула к шкафу:

— Сиди смирно!

Он же хотел сказать, что не безумен. В его роду уже лет триста как не отмечали случаев безумия, не успел. Дверцы шкафа закрылись.