Феликс Светов - Чижик-пыжик

• Название: Чижик-пыжик
• Автор: Феликс Светов
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Писатель имеет право на высокое поражение, - сказал я, - в этом его подлинное мужество и подлинная свобода. Они значительно более ценны, чем любые усилия власти, неважно - тоталитарной или демократической, улучшить человеческую жизнь путем увеличения производства нефти, презервативов или "стингеров", - и все это якобы во имя рекламируемой властью Свободы, Демократии, Гуманности и прочей Белиберды. Впрочем, коль ему, писателю, охота, он волен сотрудничать с властью, даже властью становиться. И Бог ему судья, если он оставит письменный стол, поменяет перо на мундир чиновника или эполеты солдата. Это его выбор, его совесть, а он стоит перед своим Богом...

Мне вежливо похлопали, и я направился к своим девушкам.

Еще полчаса мы соблюдали приличия, а потом тихонько выбрались из зала.

Я был совершенно свободен!

За нами вышел один из устроителей:

- В три часа обед в ресторане на той стороне Фонтанки...

Кто это сказал, что в Петербурге нет ничего лучше Невского проспекта? Более того, - что в Петербурге он составляет все?.. Известно кто, но не забудьте - когда это было? Сегодня здесь, несомненно, только Фонтанка, и ее более чем достаточно.

Солнце освещало дворцы и особняки - от Аничкова моста до Летнего сада. Мы шли мимо дома княгини Лиговской, бывшего цирка Чинезелли, мимо... И вот уже...

- Обратите внимание, - сказал я голосом экскурсовода, - Инженерный, он же - Михайловский замок, в котором учились Достоевский, Петрашевский и другие, его всегда красят в цвет перчаток фрейлины Нелидовой. Уже двести лет красят. Вам известно - чья она была любовница?..

- Знаток, - сказала моя барышня, - а делал вид, что тебе наплевать на то, что рассказывает младший брат? Все время норовил от него убежать. Надо ж - все услышал и запомнил! Но теперь я заставлю тебя посмотреть самое-самое... Тина, держи его с другой стороны!

Они прижали меня к парапету и заставили заглянуть вниз. Фонтанка втекала тут в Мойку (или вытекала из нее), на той стороне здание Третьего отделения, подальше Шереметьевский дворец, флигель, в котором жили Ахматова и Пунины...

- Не упадешь, не бойся, - твердила моя барышня. - Тина, держи его за ноги!

Я отбивался, как мог - смертельно боюсь высоты... И тут увидел...

На вогнутой каменной стене, сопрягающей Фонтанку с Мойкой, у самой воды поблескивало что-то маленькое и блестящее... Птичка! Медная головка отсвечивала, вроде даже шевелилась - поворачивалась...

- Чижик? - спросил я, - тот самый, о котором...

- Разглядел, - сказала моя барышня, - а сколько раз я тебе о нем...

- Разве ты его уже видела?

- Твой брат обещал завтра утром показать нам город с воды, вот тогда, может, и разглядим получше...

Маленький, беззащитный, он стоял на какой-то полочке, весь в сверкающих брызгах, один, посреди всего этого великолепия...

- К Мраморному дворцу! - крикнул я. - Их надо смотреть вместе, рядом - то чудище и это чудо. В них все!.. - Не какой-то Всадник с Шиллером...

- Мы именно так вчера и смотрели, - сказала моя барышня, - это ты...

- Кабы я вчера его увидел, - сказал я, - я бы не говорил сегодня глупости про зайца, я бы им...

Я и не заметил, а мы уже оказались возле Дома ученых. По Неве все так же шел ветер. Мы снова ели холодные пельмени с теплой водкой. Потом... Потом, не понять как, но оказались в Летнем саду.

- Посиди тут, - сказала моя барышня, - вот тебе книжка с картинками, чтоб не заглядывался на скульптуры, а то тебя заберут.

- А вы куда?

- Нам надо на Невский, в один-другой магазин. Ты же не пойдешь с нами? Подарки в Москву.

- А он еще стоит - Невский? - спросил я с удивлением.

Они растолкали меня часа через два - в Летнем саду хорошо спится.

Потом был ресторан на той стороне Фонтанки. Я пришел с двумя дамами, хотя они стеснялись и упирались.

- Вы обе участвовали в дискуссии, - сказал я твердо, - и у вас все права на обед. А кроме того, вы, надеюсь, пришли не с пустыми руками?..

Дальнейшее стало совсем смутным. Я не уверен, но мне помнится, словно бы мы присутствовали на вечере поэзии в Пушкинском доме. Я запомнил знаменитого московского поэта. Он появился на эстраде в шортах, и, поглядев на его волосатые ноги, я заскучал и, кажется, отправился покурить. Питерские поэты были значительно скромнее и симпатичней.

Вообще город мне все больше и больше нравился...

Внезапно, не понять как, но мы оказались у входа в нашу гостиницу. Стояли и курили. Вдвоем. Наступал вечер, верней, еще одна белая ночь.

- А куда делась Тина? - спросил я.

- Ты ж только что с ней прощался? Она поехала утешать Изольду - она плачет, не переставая. Ты очень трогательно Тину напутствовал и был с ней нежен - неужто не помнишь?..

Телефон зазвонил как только мы вошли в номер.

- Пойдете ужинать? - мой московский приятель был, как всегда, точен и заботлив.

- Мы только вошли.

- Вот и хорошо. Как твой доклад?

- А как твоя работа?

- Норму мы выполнили. И более того.

- Что более?..

- Перевыполнили.

- Я вроде тоже...

- Итак, ждем, коньяк я уже поставил в сумку...

Мы снова сидели в полутемном ресторане. Горели свечи, но цветов не было.

Коньяк сначала смягчал, смягчал, потом начал снижать. Или наоборот.

- Как грустна наша Россия, сказал один гений другому, - напомнил я им. Причем, здесь сказал. В этом самом городе.

- Ты к чему это? - спросил мой московский приятель.

- Я про чижика, - сказал я. - Мы пьем коньяк и закусываем шашлыком. А он там, на ихней Фонтанке, - один, мокрый и маленький.

- Да, пока нам неплохо, - сказал мой московский приятель. - Ты сделал доклад, а я успел двинуть работу. Причем далеко.

- Кому везет - везет, - сказал я.

Она стала кашлять, как только мы вчетвером вошли в лифт. Отчаянно и надрывно.

- Давай, пока не поздно, поищем врача, - сказал я.

- Не надо, это от коньяка - я не привыкла.

- Коньяк хороший, - мой московский приятель очень огорчился. - У меня с ним никогда никаких проблем...

- При чем тут коньяк, - сказал я, - она просто слишком впечатлительная, а мы живем как бы в контрасте - то холодные пельмени, то теневая экономика.

- У меня есть какие-то лекарства, - сказал помощник моего московского приятеля и тоже очень за нас огорчился: помощник был очарователен. - Я сейчас посмотрю, подождите минутку...

Нам выдали лекарства, и мы открыли свой номер.

Все те же каменные кровати. И мерзкая тумбочка.

Она кашляла, не переставая. Очень жалобно.

- У тебя коклюш, - сказал я, - у взрослых это бывает, хотя и редко. Но ты вообще редкое вещество. Хорошо бы покатать тебя на самолете, говорят, помогает.

- У меня был коклюш в пять лет, - сказала она. - Он дает иммунитет и не повторяется...

Она сидела на кровати, согнувшись, - маленькая и несчастная, похожая на птичку. Под лампой сверкали светлые волосы.

- А на коньяк у тебя иммунитет, видать, отсутствует, - сказал я, - очень жалко...

И подумал вслух:

- Может, у них не только лекарства, но и кипятильник? Он хозяйственный мужик, а поскольку они всю ночь работают, то, наверно, кипятят чай и варят кофе. Мы вскипятим молоко, и оно забьет в тебе коньяк.

- Они трудятся над книгой и докладом, - сказала она сквозь кашель и горько усмехнулась. - Всю ночь работают и работают, а мы с тобой... Я никогда не пью молоко, не говоря о том, что его у тебя все равно нет.

- Тогда ложись, - сказал я, - я укрою тебя двумя одеялами, а утром ты отряхнешься - и вспорхнешь...

Я притащил из ванны полотенца, завернулся в них и потушил свет.

Она кашляла и гремела...

Я бежал по зимнему лесу, на сей раз - безо всякой дороги, проваливался в глубоком снегу, падал, поднимался, натыкался на деревья, за мной что-то гремело, звенело, трещало...

От кого я убегаю? - думал я. Как тот самый заяц в белорусском лесу во время больших маневров: танки грохотали, крушили деревья, над их макушками рокотала одна эскадрилья за другой, меж деревьями батальон за батальоном бежала пехота в белых маскхалатах... А заяц метался и думал, что вся охота за ним и против него...

Но я не был зайцем. Или был?.. От кого я спасался?..

На усыпанной красными ягодами ветке сидел, качался... чижик. Маленький, взъерошенный, с медной головкой. Потом он спрыгнул в снег и скакнул ко мне, ближе, ближе... Я его разглядел: он был в мундирчике - училище правоведения! криво, не в те петли застегнутом, в пуху и перьях. Из коротких рукавов торчали помороженные красные лапки, растопыренные и дрожавшие... Несло перегаром... Может, от меня? Нет, это он явно с большого бодуна.

"Ваше превосходительство, - произнес он пискляво и с хрипотцой, - оставьте меня, зачем вы меня обижаете?.."

Я проснулся в поту, полотенца валялись на полу, за окном гремел, звенел, скрипел трамвай, подбирался к десятому этажу - вот-вот въедет...

На соседней кровати она посапывала, вздыхала, уже не кашляла.

Мадам литература, с тоской думал я, одна только мадам литература... Но, быть может, не во мне все-таки причина - это город путает всех и каждого, кто сюда попадает, однажды он кому-то приснился, и тот, кому он приснился, попытался его воссоздать, построить... И построили, воссоздали -из ничего, из болотного тумана, из нелепых снов... С тех пор город и не оставляет никого из тех, кто сюда приезжает, морочит, закручивает, путает, делает с ними все, что хочет, захочет, и никто не может понять - как, почему, зачем?.. Никто не в состоянии добраться до смысла того, что с ними здесь происходит... Да уж писали об этом, все давно написано - но разве в том дело?..