Даниэль Бовуа - Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914)

• Название: Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914)
• Автор: Даниэль Бовуа
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0304-2

Охватывающее более чем вековой период исследование выдающегося французского историка-слависта, профессора Даниэля Бовуа, преподававшего в университетах Нанси, Лилля, Париж I Пантеон-Сорбонна, посвящено истории Правобережной Украины – Киевщины, Волыни, Подолии – в составе Российской империи. В центре внимания – борьба между российским самодержавием и польскими элитами за господство в этом регионе и контроль над украинским крестьянством. В равной мере глубоко анализируя социальные, экономические и культурные процессы, автор показывает трудности интеграции бывших земель Речи Посполитой в империю Романовых; объясняет, почему польская землевладельческая аристократия вопреки росту русского национализма оставалась до 1917 года привилегированной и преуспевающей группой; освещает драматическую судьбу тех почти забытых историками «промежуточных» категорий населения, которые не вписались в жесткую сословную иерархию российского общества. Доказывая, что все проекты как полонизации, так и русификации основной массы населения днепровского Правобережья были нереалистичны, книга представляет формирование украинской нации закономерным продуктом сложившихся на этих землях исторических условий.

---

В целом за период с мая по декабрь 1810 г. казенные палаты трех украинских губерний послали министру финансов Д.А. Гурьеву списки шляхтичей, которые не вернулись и на чьи имения следовало наложить секвестр. Все это время Александр I делал вид, будто находится в хороших отношениях с Наполеоном, поздравил его с женитьбой на Марии Луизе, а в то же время не дал ходу «слишком французскому» проекту гражданского кодекса Сперанского и наказывал польскую шляхту, поверившую в возможность присоединения к Княжеству Варшавскому. В Киевской губернии, расположенной вдали от границы, таких было немного: здесь лишь два имения подле/ жали конфискации – А. Бежинского и Ф. Запольского. Подольские казенные палаты хотели наложить руку на десять имений, а именно: Августина Тшечецкого, Юзефа Дверницкого, Юзефа Лескевича, Клеменса Роговского, Юстина Модзелевского, Петра Поповского, Михала Березовского, Михала Прокоповича и двух крупных владельцев: Яна и Кароля Сераковских. Правда, в случае 43 отправившихся в армию Княжества Варшавского безземельных шляхтичей забирать было нечего. Ожидали информации по делу князя Миколая Сапеги и прежнего каменецкого предводителя дворянства Швейковского.

Больше всего конфискаций было в Волынской губернии: 44 помещика и 35 простых «шляхтича» (речь шла о чиншевиках, которых все чаще стали называть просто шляхтой). Количество последних, скорее всего, занижено, поскольку с точки зрения казенной палаты их число не имело никакого значения. Помещиков представляли по уездам, в которых были расположены их владения. В Кременецком уезде не вернулись граф Тарновский, Каетан Собещанский и житель Дубно – Хрущ. Дальше шли уезды: Староконстантиновский (Эразм Тшебинский302, сыновья Каетана Данилевича, Юзеф Петшиковский303, Казимир Квятковский, Каетан Телешинский); Новоград-Волынский (сыновья Избицкого, Кароля Прушинского, двое сыновей Малиновской и безымянный помещик); Заславский (граф Влодзимеж Потоцкий, Каетан Минушевский); Острожский (сыновья Т. Сарнацкого); Ровенский (Алоизий Прушинский, Антоний Поструцкий, Миколай Ворцель, Адам Бежинский, Петр Чарнак); Луцкий (сын Вильчинского, Завадзкий, Яворский, а также бывший полковник польской армии Кольберг); Ковельский (Каетан Чарнецкий); Владимирский (трое сыновей Видзяча, Адам Стецкий и Блендовский); Овруцкий (Антоний Прушинский, Феликс Тшечяк и бывший полковник Понагловский); Житомирский (двое сыновей Закшевского304, сыновья И. Плятера, Тележинского, Рышковского, Абрамовича и сами помещики: Соколовский, Пеньковский, Антоний Петровский, Рогозинский, Жабокрыцкий, Литвинский)305.

Относительно установленного нами общего количества – свыше 9 тыс. землевладельцев и арендаторов в Волынской и Подольской губерниях – следует сказать, что количество известных участников войны в Галиции было достаточно ограниченным, как, впрочем, и количество участвовавших в шляхетских собраниях. Проявление активной политической позиции не было массовым как в пользу Наполеона, так и Александра I. Хорошо было бы найти способ распознавания пассивных симпатий…

Естественно, в таких условиях привычное течение жизни шляхты было нарушено. Докладывая Комитету министров о беспорядках в Волынском и Подольском дворянских собраниях в 1809 г., министр внутренних дел А.Б. Куракин пытался не отмечать патриотического подъема среди помещиков, обращаясь к старому аргументу – это «анархия», спровоцированная «шляхетской толпой», которой манипулируют «партии». Сознательно обходя молчанием низкую явку на выборы и ограничения, навязанные российским законодательством, он прибегает к уже устаревшему клише, заявляя, что «порочный состав самого сословия дворянского, где первейший помещик имел равную свободу избрания, равный голос с так называемым шляхтичем; между тем, как под сим именем всегда почти был человек без всякого понятия о чести, без собственности и часто наемщик какой-либо партии. Нужно было очистить сословие дворянское от сей толпы, к буйствам обыкшей, и изгладить тем все, что могло оставаться похожего на безобразие бывших в Польше диетин [сеймиков – в тексте дается транслитерация французского слова. – Д.Б.] – сих народных скопищ, где воля нескольких партий, раздиравших государство, знаменовалась и поддерживалась криком их наемников»306.

Такое карикатурное, устаревшее и стереотипное видение отношений внутри шляхетского сословия давало основу для введения ограничений в свободе слова и выражении национальных чувств участников шляхетских собраний, чему способствовало и то, что в Литве, где проявление польских патриотических чувств было значительно более ярким по сравнению с украинскими губерниями, заседания дворянских собраний сопровождались подобного рода беспорядками. Литовский историк Тамара Байрашаускайте обнаружила архивное дело о возмущениях шляхты Тельшевского уезда за 1809 г., где речь идет о распространении печатных листовок, в которых разоблачались деспотизм и злоупотребления местного предводителя дворянства Яна Хризостома Пилсудского, а также указывалось на его пренебрежительное отношение к лишенной права голоса шляхте, т.е. чиншевикам. Местная полиция конфисковала листовки, а их автора, Ежи Яковича, отдали под суд307. Подобный протест был бы немыслим, если бы не обнадеживающее территориальное расширение Княжества Варшавского. В Подольской же губернии выборы в известной степени были балаганом, однако преувеличенная и противоречивая реакция на них властей указывает на степень общей предубежденности и нервозности царской администрации, что следует и из записки Куракина308.

Официальные отчеты не раскрывают, почему во время выборов 1809 г. в Каменец-Подольском царская полиция, которая обычно следила за их ходом, арестовала пятерых помещиков. Можно, впрочем, допустить, что обмен оскорблениями превзошел допустимое для изложения на бумаге. Полицмейстер Равич лишь сообщил вице-губернатору об аресте графа Стадницкого и помещиков Модзелевского, Вильчека, Голинского и Мархоцкого, потому что трое первых «в дворянском собрании произвели шум и оказали ему разные обиды», а двое остальных вмешались в то, что их не касалось. Это неясное дело по сути своей напоминает бурю в стакане воды, хотя не исключено, что во время ссоры было сказано многое и о политике и Княжестве Варшавском. Но в Российской империи не шутили с дворянским достоинством: дело было передано на рассмотрение Сената, который достаточно логично рассудил, что сообщение Равича не является достаточно обоснованным и что он вмешался в выборы, являющиеся неприкосновенной привилегией дворянства. Сенат осудил лишь поведение Голинского, который, как уроженец Каменец-Подольского, не должен был вмешиваться в дела Ушицы. Он также осудил И. Мархоцкого, известного своей вспыльчивостью, за то, что в споре с маршалком графом Стадницким тот заявил, что «на его тонкое пение он может ответить басом». Произнесенные им слова, по мнению сенаторов, «неприличны ни званию его, ни месту, где присутствовал». Дело на этом должно было бы завершиться, тем более что Сенат прибавил, что «виновники» и так достаточно наказаны, поэтому на следующих выборах им следует напомнить, «что подобные поступки в благоустроенном обществе терпимы быть не могут и никогда не останутся без строгого по законам взыскания». В конечном итоге Равича, подчинявшегося губернатору, больше не потревожили. Отметим, что Игнацы Мархоцкий (1749 – 1827), которого поэт Юлиуш Словацкий называл «королем Ладавы» и «графом Редуксом», – прекрасный пример человека, объединявшего в себе сарматскую оригинальность с духом Просвещения. Он отменил крепостное право в своем имении, включавшем местечко Миньковцы и несколько сел, и провозгласил его независимым королевством или республикой. Им ежегодно устраивались для крестьян патриархальные дожинки (праздник урожая), во время которых те должны были чтить богиню плодородия и урожая. Этот обряд сохранялся в данной местности до 1881 г., когда православная церковь приняла окончательное решение о его отмене. Сын И. Мархоцкого – Кароль (1794 – 1881), несмотря на то что он был сослан после восстания 1831 г. на десять лет, сохранял добрые отношения с генерал-губернатором Д.Г. Бибиковым.

Итак, как видим, на тот момент Сенатом не были приняты во внимание достойные пера Н.В. Гоголя страх и трепет, которые польская шляхта вызывала в приближенных к трону кругах Петербурга. Однако уже через год, 11 сентября 1810 г., т.е. в период охлаждения отношений с Наполеоном, Александр I, увидев решение Сената, наоборот, стал требовать признать виновными всех перечисленных шляхтичей, а министру юстиции П.В. Лопухину было приказано подготовить для Комитета министров дополнительный отчет таким образом, чтобы лишить права голоса на три года всех участников инцидента. Министры, естественно, поспешили исполнить волю царя и подготовили соответствующий указ309.