Даниэль Бовуа - Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914)

• Название: Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914)
• Автор: Даниэль Бовуа
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0304-2

Охватывающее более чем вековой период исследование выдающегося французского историка-слависта, профессора Даниэля Бовуа, преподававшего в университетах Нанси, Лилля, Париж I Пантеон-Сорбонна, посвящено истории Правобережной Украины – Киевщины, Волыни, Подолии – в составе Российской империи. В центре внимания – борьба между российским самодержавием и польскими элитами за господство в этом регионе и контроль над украинским крестьянством. В равной мере глубоко анализируя социальные, экономические и культурные процессы, автор показывает трудности интеграции бывших земель Речи Посполитой в империю Романовых; объясняет, почему польская землевладельческая аристократия вопреки росту русского национализма оставалась до 1917 года привилегированной и преуспевающей группой; освещает драматическую судьбу тех почти забытых историками «промежуточных» категорий населения, которые не вписались в жесткую сословную иерархию российского общества. Доказывая, что все проекты как полонизации, так и русификации основной массы населения днепровского Правобережья были нереалистичны, книга представляет формирование украинской нации закономерным продуктом сложившихся на этих землях исторических условий.

---

Еще более красноречива переписка 1830 г. того же Грохольского с царским советником по польским вопросам Н.Н. Новосильцовым. Поводом для нее стала жалоба великому князю Константину от Адама Титуса Пусловского, поляка, который арендовал казенное имение в Литве (в предыдущей главе об этой жалобе уже шла речь). Пусловский просил разрешения заставить крестьян, которые не могли выплачивать оброк, отрабатывать барщину. Константин не видел никаких препятствий к внедрению барщины в казенных имениях и даже попросил Новосильцова распространить эту меру на все «польские присоединенные губернии» (название сохранялось до 1830 г.).

Сенатор, очевидно, нашел это предложение опасным, поэтому, информируя о нем подольского губернатора М. Грохольского, он напоминал о том, что это решение должно применяться при условии точного соблюдения инвентарных записей и только к тем крестьянам, которые не будут в состоянии заплатить. Столь решительная защита крестьян Новосильцовым несомненно заслуживает внимания, однако в связи с нашей темой значительно интереснее ответ графа Грохольского.

В начале письма губернатор отмечал, что подобная просьба лишена основания в случае Подольской губернии, поскольку здесь не сохранилось ни одного казенного поместья. Староство Побереже, конфискованное Екатериной II у Любомирских, было продано и на тот момент находилось в частной собственности у других польских помещиков. Грохольский благодарил Бога за то, что барщина отрабатывается везде: ведь подольские земли обширны и плодородны. Губернатор, несомненно, выражал мнение всех землевладельцев, никогда не задумывавшихся над тем, чтобы заменить барщину оброком (по всей видимости, Грохольскому ничего не было известно о просветительских планах Чарторыйского, разрабатываемых им еще до 1815 г.). Подобная замена была бы невыгодна экономически и вредна для общества, поскольку повлекла бы «за собой упадок в хлебопашестве и повод к лености народа, который и без того весьма мало склонен к трудолюбию и обретая способы к содержанию себя другими оборотами, более похожими на промышленность, чем на занятия, свойственные землевладельцу». Далее граф, иронизируя, писал, что ни для кого не секрет, что все подольские крестьяне были бы рады вносить денежный оброк, «лишь бы освободиться от господской работы и выиграть более времени к праздности», но это бы привело к упадку сельского хозяйства – основного источника «народного» благосостояния, а подобный упадок «произвел бы испорченность нравов, всегда сопутствующую праздности».

От подобных речей Новосильцов должен был бы воспрянуть духом, однако в своем осторожном ответе Константину в июле 1830 г. он не упоминает о восхвалении польскими помещиками барщины351.

В свою очередь, другие представители власти осознали, как можно обратить против самих польских помещиков их крепостнические пристрастия. Мы знаем, что начиная с 1810 г. киевский губернатор Панкратьев развивал мысль о крепостных, страдающих от несправедливого отношения к ним местного шляхетского правосудия. Несмотря на несколько крестьянских волнений, к его идеям не прислушивались до тех пор, пока в 1827 г. Николай I не потребовал от всех военных губернаторов выслать ему отчет о проведенных инспекциях. Киевский военный губернатор генерал-лейтенант П.Ф. Желтухин не жалел сил – его отчет императору от 8 ноября 1827 г. переполняет гнев, который нельзя объяснить, к примеру, Польским восстанием, до которого еще оставалось достаточно времени352. Впрочем, ревизор не был снисходителен и к царской администрации. Он писал, что кругом видны следы беспорядка и упущений.

Оставив в стороне упреки в адрес городской администрации и гражданского губернатора И.Г. Ковалева, которого сменит в феврале 1828 г. В.С. Катеринич, обратим внимание на две наиболее интересные для нашего исследования идеи, высказанные в отчете, которые будут воплощены в 1831 г. Это реформа судебной системы и русификация администрации. Желтухин был крайне удивлен увиденным в главном Киевском суде, где лежали кипы нерассмотренных дел и куда уездные суды, предупрежденные о его приезде, в панической спешке выслали на утверждение свои дела. Он встретил лишь двух добросовестных исправников: в Умани и Черкассах; остальные, по его утверждению, были отъявленными взяточниками, о чем свидетельствовали бесчисленные как явные, так и анонимные жалобы, которые ему везде подавались. Наибольшее число жалоб касалось заседателей уездных судов, которых сам губернатор также уличил в некомпетентности: они по нескольку раз рассматривали одни и те же дела, брали материалы дел домой, не вели никаких протоколов и ни перед кем и ни в чем не отчитывались. «Большая часть заседателей, – писал военный губернатор, – выбирается по видам богатых помещиков без надлежащих сведений и опытности, и потому в действиях своих они не столько стараются об исполнении своих обязанностей, сколько о выгодах помещиков, заводя и прекращая по их желаниям дела к утеснению крестьян и к обременению присутственных мест».

Произвол, царивший в уездных судах, о котором было доложено царю, как оказывается, был отмечен задолго до расследования Бибикова 1838 г. Желтухин возмущался тем, что попытки навести порядок в журнале заседаний относились к июлю – августу 1827 г., т.е. ко времени, когда стало известно о его приезде в качестве ревизора. На протяжении двух месяцев он получил свыше 400 разнообразных жалоб и просьб (нами уже указывалось на склонность к доносам в Подольской губернии). По его мнению, следовало заменить по меньшей мере две сотни лиц, т.е. практически столько, сколько было избрано – но кем? Ревизор привел в качестве примера несколько крайних случаев – заседателя Киевского земского суда Вишетравку, который устроил в своем доме тайную камеру для допроса арестованных, а также радомысльского исправника Добровольского, который получил от евреев взятку в 2 тыс. рублей, не говоря уже о войтах Радомысля и Сквиры, которые жестоко избили своих подчиненных. Подводя итог сложившейся ситуации, Желтухин писал в отдельном письме на имя министра внутренних дел (им вновь стал В. Кочубей):

…нельзя надеяться от заседателей земских судов беспристрастного и точного исполнения их обязанностей доколе чиновники сии будут определяемы не по способностям и достоинствам, а по личным видам помещиков, а по сему я нахожу необходимым для пользы службы и для блага жителей распространить на Киевскую губернию правила, введенные по высочайшему повелению в Польских губерниях [стоит обратить внимание на это обособление. – Д.Б.] об определении половинного числа заседателей от короны. Я полагаю, что если мера сия признана необходимой в губерниях польских, то тем еще необходимее она для губернии Киевской, где крестьяне из Малороссиян [интересно, что Желтухин был склонен считать, что крестьяне Подольской и Волынской губерний принадлежат к другой национальности. – Д.Б.], а помещики Поляки, где между этими двумя сословиями существует всегдашняя ненависть, чинимая и разностью религии, и разорительным способом управления через отдачу в комиссию, и где наконец разоренный поселянин не может найти себе защиты у земского чиновника, совершенно зависящего от помещиков.

Как видим, направление предпринятой в тридцатых годах XIX в. атаки определено достаточно четко.

В отчете киевского военного губернатора был также поставлен вопрос, положивший начало процессу, который был значительно важнее для будущего Правобережной Украины, – вопрос о языке. Интересно, что в своих рассуждениях о необходимости русификации администрации губернатор опирался на Литовский статут. В связи с этим позволим себе на некоторое время уклониться от темы. Уже неоднократно констатировалось, что за тридцать лет, прошедших с последнего раздела Речи Посполитой, чиновники успели ближе познакомиться с этим правовым сводом. На сегодняшний день хорошо известно (версии Литовского устава 1529, 1566 и 1588 гг. стали предметом многочисленных научных исследований), что оригиналы всех трех кодексов были написаны официальным т.н. канцелярским языком ВКЛ, представляющим собой ранний вариант белорусского языка, а распространялись в переводе на польский язык и латынь353. На Украине к началу XVIII в. оставалась действующей вторая версия Литовского статута 1566 г., известная под названием Волынского статута. В настоящее время известно около двадцати списков на руськом языке (кроме 40 на польском и латыни), который скорее напоминает украинский, а не белорусский язык. Этот язык использовали депутаты прежних Киевского, Брацлавского и Волынского воеводств, на этом же языке составлялись инструкции, которые они получили от своих избирателей. Возглавляемый Патрицией Гримстед коллектив ученых впервые опубликовал в 2002 г. в Киеве корпус регестров т.н. «Руськой», или Волынской, метрики, т.е. «Руськой» серии Коронной метрики, куда записывались официальные копии исходящих документов польской Коронной канцелярии для украинских земель за период с 1569 по 1673 г. Вполне очевидно, что это иной язык, чем русский, на котором говорили в Российском государстве; это – книжный вариант украинского или белорусского языка, употреблявшийся в восточных воеводствах Речи Посполитой. Когда в 1698 г. сейм запретил использование этого языка в официальных актах (фактически это произошло гораздо раньше), польский и латинский языки настолько утвердились, что на востоке Речи Посполитой перепечатывался лишь польский вариант Литовского статута (в версии 1588 г.), а об оригинальной версии на руськом языке практически забыли.