Даниэль Бовуа - Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914)

• Название: Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914)
• Автор: Даниэль Бовуа
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0304-2

Охватывающее более чем вековой период исследование выдающегося французского историка-слависта, профессора Даниэля Бовуа, преподававшего в университетах Нанси, Лилля, Париж I Пантеон-Сорбонна, посвящено истории Правобережной Украины – Киевщины, Волыни, Подолии – в составе Российской империи. В центре внимания – борьба между российским самодержавием и польскими элитами за господство в этом регионе и контроль над украинским крестьянством. В равной мере глубоко анализируя социальные, экономические и культурные процессы, автор показывает трудности интеграции бывших земель Речи Посполитой в империю Романовых; объясняет, почему польская землевладельческая аристократия вопреки росту русского национализма оставалась до 1917 года привилегированной и преуспевающей группой; освещает драматическую судьбу тех почти забытых историками «промежуточных» категорий населения, которые не вписались в жесткую сословную иерархию российского общества. Доказывая, что все проекты как полонизации, так и русификации основной массы населения днепровского Правобережья были нереалистичны, книга представляет формирование украинской нации закономерным продуктом сложившихся на этих землях исторических условий.

---

Подводя итог развитию школьного образования в период неутомимой деятельности Т. Чацкого и признавая огромные успехи Кременецкой гимназии (о которой еще пойдет речь), следует сказать, что именно благодаря Чацкому польская национальная и шляхетская идея на Украине достигла своего апогея. В то же время необходимо признать, что в случае Чацкого мы имеем дело с определенного свойства патриотизмом, который отвечал тону петиции 1808 г. Волынского шляхетского собрания к царю, проанализированной нами в предыдущей главе. Свидетельством тому – скупые взносы в образовательный фонд, отказ от ревизии бывших иезуитских владений, а также повсеместная барщина, которую в 1809 г. Чарторыйский пытался отменить395, – все это лишний раз указывает на то, что шляхта главным образом стремилась к жесточайшей эксплуатации своих крепостных и извлечению прибыли из имений. Этому сопутствовала также ее убежденность в собственном превосходстве над русскими.

Во время войны с Наполеоном неожиданно появился новый самозваный инспектор, который переместил центр политического тяготения землевладельческой шляхты, сумев очень быстро убедить ее в преимуществах, которые могут ниспасть на нее, обрати она свои взоры к русской идее.

Учебные заведения Украины и шляхетский патернализм

В Петербурге все большее влияние стали приобретать мнения «истинных русских». Провозглашенные в 1802 – 1803 гг. просветительские идеи ушли в небытие, как только стало ясно, что их воплощение Сперанским может быть опасным для самого дворянства. Карамзин, который в начале царствования Александра I с энтузиазмом приветствовал рождение новой школьной системы, в 1811 г. в «Записке о древней и новой России» присоединился к консерваторам и заявил о необходимости покончить с энциклопедизмом: «Доселе в самых просвещенных государствах требовалось от чиновников только необходимого для их службы знания: науки инженерной – от инженера, законоведения – от судьи и проч. У нас председатель Гражданской палаты обязан знать Гомера и Феокрита, секретарь сенатский – свойство оксигена и всех газов. Вице-губернатор – пифагорову фигуру, надзиратель в доме сумасшедших – римское право, или умрут коллежскими и титулярными советниками»396. Подобное проявление иронии в отношении просветительских идей объясняется страхом перед возможным подъемом в России разночинцев, которых подозревали в распространении ужасного французского духа. После того как в апреле 1810 г. министром народного просвещения стал А.К. Разумовский, полностью находившийся под влиянием обскурантистских идей Жозефа де де Местра, который буквально засыпал его своими текстами397, уже в августе 1810 г. был основан Царскосельский лицей. С открытием этого элитарного учебного заведения для дворян наметился существенный перелом в образовательной системе, основы которой были заложены в 1803 г.

Через год, 26 августа 1811 г., министр внес очередную поправку в оригинальную концепцию автономного мира ученых и преподавателей, вернув зажиточной шляхте возможность интересоваться деятельностью школ. Речь шла о том, чтобы, согласно идее Местра, не оставлять преподавания в руках «педантов из коллегиумов». Разумовский указывал на якобы царящее в мелких городах предвзятое мнение о тех, кто не умел делать ничего, кроме как преподавать, и был известен лишь в научных кругах. По его мнению, директора школ, не занимающие высоких чинов и не имеющие земельной собственности, редко пользовались уважением, что вредило школам. Если бы, напротив, директора школ назначались из числа землевладельцев, это вернуло бы доверие дворян к этим учреждениям, а общественность благосклоннее бы отнеслась к учебе. Однако такое решение привело бы к тому, что большая часть директоров потеряла бы занимаемые должности. Именно поэтому было решено дополнительно избирать почетных директоров, которые бы отвечали перечисленным критериям398. Такое явное пренебрежение к ученому сообществу в России (в шляхетской среде Украины такое отношение было известно и ранее) противоречит мнению Алена Безансона, который считает, что интеллигент, в русском значении этого слова, пользовался уважением, поскольку был явлением редким399. Еще в 1804 г. Виленский университет отверг предложение Т. Чацкого об участии предводителей шляхты в школьной жизни (а именно об их присутствии во время ежегодных экзаменов во всех уездных школах). Теоретически в «польских губерниях», по сравнению с остальной частью империи, не было необходимости в подобной патерналистской опеке помещиков над школами, поскольку кроме нескольких иностранцев все преподаватели (500 – 600 человек) уездных школ и гимназий Виленского учебного округа были по своему происхождению шляхтичами. Как правило, они принадлежали к бедной шляхте, однако сам факт их происхождения должен был в достаточной степени гарантировать то, что обучение велось ими в духе шляхетской солидарности и добродетели. Патерналистские устремления в очередной раз указывают на существовавшую разъединенность шляхетского сословия. О шляхетском происхождении «педагогического состава» было забыто, преподаватели же воспринимались крупной шляхтой как отдельная небольшая группа, живущая по собственным законам. Половина этой группы состояла из монахов (среди которых наиболее обеспеченными, как мы видели, были базилиане), другая половина (около 100 учителей во всех трех губерниях) в условиях отсутствия на Украине разночинцев могла показаться необычной. Эта малочисленная группа представляла собой зачаток шляхетской интеллигенции. В своем стремлении вернуть былой блеск шляхетской идее она обратилась к совершенно новому, а потому не поддающемуся контролю оружию – знанию и оплачиваемой профессиональной компетентности.

Беспокойство волынской шляхты, а также властей, вызванное появлением этой небольшой группы, было ловко использовано графом Филиппом Плятером, который, несмотря на еще большую, чем у Чацкого, приверженность барочному, бесшабашному, стилю поведения, настолько сумел угодить властям, что на протяжении 1818 – 1824 гг. оставался в должности вице-губернатора этой губернии.

После смерти Чацкого в феврале 1813 г. Плятер не стал акцентировать роль Кременецкой гимназии в качестве оплота польской культуры, однако приложил все усилия для того, чтобы она стала восприниматься как социально важное явление, идеальный образовательный центр для людей благородного происхождения в противовес серости и ограниченности университетского мира. Через пять лет Кременецкая гимназия приобрела статус лицея, т.е. была приравнена к Царскосельскому лицею и предназначалась для обучения главным образом польской аристократии на Украине.

Подобное отличие со стороны властей свидетельствовало о решительности действий волынской землевладельческой элиты, лучшие представители которой входили в дворянское собрание и образовательную комиссию. В начале войны с Наполеоном эта группа воспользовалась временной опалой попечителя Чарторыйского, чтобы наладить непосредственные контакты с Петербургом, что выглядело вполне естественно, поскольку в конце июня 1812 г. французы оккупировали Вильну. Еще при жизни Чацкого Плятер посчитал возможным проинформировать Разумовского о предусмотренных местной шляхтой планах по эвакуации гимназии. Приняв это во внимание, министр разрешил молодому графу обращаться к нему, как он писал, «droitement» – напрямую (переписка велась по-французски), что дало основания Плятеру надеяться на удачную карьеру в будущем. После смерти Чацкого он при поддержке «сограждан» не колеблясь предложил себя на должность инспектора – в противовес предложенной Чарторыйским кандидатуре князя Дмитрия Четвертинского из Подольской губернии400.

Хотя официально Плятер не был утвержден в должности инспектора трех губерний, однако он и в дальнейшем пользовался поддержкой министра Разумовского в оказании давления на Чарторыйского, для которого становилось все более очевидным, что возвращение на должность попечителя Виленского учебного округа потребует от него отказа от исповедуемых им до 1812 г. идей. В условиях создания Священного союза все большее влияние на Чарторыйского с 1815 г. начали оказывать волынские консерваторы, которые предпочли идеи Ж. де Местра просветительским идеям и планам Комиссии национального просвещения.

Шляхетские покровители просвещения решили не откладывать в долгий ящик открытия гимназии в Подольской губернии. И хотя в 1812 г. им вновь удалось найти причину для отклонения кандидатуры директора, предложенной из Вильны для Винницкой гимназии, в 1814 г. они согласились на кандидатуру пиара Мачеёвского. Он был известен тем, что ради женитьбы снял с себя монашеский обет, а затем, бросив жену, вернулся в монастырь. Во время войны с Наполеоном ему удалось заручиться поддержкой русских в Белостоке. Открытие гимназии положило конец монополии Кременца как единственной польской гимназии на Украине и значительно облегчило диалог с Петербургом. Отныне шляхта могла заботиться о защите и расширении своих привилегий, якобы узурпируемых «ученым сословием».