Роман Белоусов - Кровавая карусель

• Название: Кровавая карусель
• Автор: Роман Белоусов
• Издательство: ООО "Издательство АСТ", Олимп
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-7841-0058-0

Эта книга — о знаменитых преступниках, ворах, грабителях, о громких судебных процессах и уголовных делах прошлого, которые легли в основу известных художественных произведений.

Сопоставляя факты и писательский вымысел, автор как бы устраивает очную ставку с представителями преступного мира.

Перед читателем разверзаются страшные бездны порока, низменных инстинктов и морального падения. Но цель автора — не возвеличивать зло, а показать, что человека за чертой дозволенного неминуемо ожидает деградация личности.

---

Итак, Антуан Берте стал семинаристом. Что же он изучал в Малой семинарии Гренобля?

В Муниципальной библиотеке Гренобля хранится «Проспект для родителей и воспитанников», напечатанный у Баратье, печатника Архиепископства, в 1821 году. В нем сказано, что религия — основа, «на которой зиждется Малая семинария и которая охватывает все ее части и проникает во все предметы». Здесь изучали языки: родной французский, латинский и греческий, «включая поэзию». Мифологию, которая, «показанная в своем истинном свете, соединяет полезное с приятным, и являет нам, каким образом люди поставили себя на место Бога и обожествили свои собственные страсти». Историю, которая включала священную историю, историю церковную, римскую историю и «особенно историю Франции». Хронологию — «науку о временах, датах и эпохах, неотделимую от истории». Географию, литературу, «включающую все жанры», а также математику и физику.

Какие отношения сложились у Антуана с товарищами?

Видимо, они были хорошими. Один из них, Пан- жон, оставил воспоминания, которые частично опубликовал его сын под названием «По поводу Стендаля» в 1903 году. Так вот, этот самый Панжон засвидетельствовал, что в семинарии «не было более мягкого человека, чем Антуан». Уточнил он и другое: «Я все еще вижу перед своей партой его длинное и белое лицо, его черные, широко раскрытые и устремленные в одну точку глаза». Это был молодой человек 16 лет (на самом деле ему было 17. — Р.Б.), хрупкий и деликатный. Звук его нежного и слабого голоса почти всегда обладал каким-то выражением жалостливого настроения. Он никогда не играл с нами; чаще всего стоял в стороне, в углу, прислонясь к колонне, в одиночку он занимался не знаю чем или смотрел, как мы играем. Довольно мало уделял внимания классным занятиям, и все-таки ум его всегда, казалось, что-то поглощал; впрочем, ничего особенно странного или особо примечательного в нем не наблюдалось. Я только вспоминаю, что он был чувствительным, раздражительным и с нетерпением, гневом и презрением переносил замечания своих учителей».

После нескольких лет пребывания в стенах семинарии настоятель вдруг объявил, что ему следует оставить учебу. Чем был вызван этот отказ, ошеломивший молодого семинариста? Причина якобы заключалась в том, что у него в чемодане обнаружили «книги, опасные для нравственности, и сочинения современных философов». Можно лишь гадать, что это были за книги; предполагали, что Антуан читал «Опасные связи» Шодерло де Лакло, о которых говорили, будто прототипы персонажей, выведенных в этом романе, жили в Гренобле. Сам же Антуан заявил на суде, что истинная причина заключалась в его бедности.

Так или иначе, он покинул семинарию, и все тот же благодетель-кюре поспешил пристроить его домашним учителем в семью Луи Мишу. Было условлено, что большая часть его жалования пойдет впоследствии на оплату его содержания в семинарии города Беллэ. (Все эти сведения фигурируют в докладе председателя суда по поводу прошения Берте о помиловании.) Итак, его вышвырнули, по крайней мере на время, из той среды, где он рассчитывал на продвижение в жизни, надеялся победить бедность, угнетавшую его. Теперь его неотвязно преследовала одна лишь мысль: неужели будущее испорчено непоправимо? (Следует отметить, что ситуация Жюльена Сореля была иной: он начал с того, что был учителем у г-на де Реналя, и его отъезд в семинарию не свидетельствовал о его падении с социальной лестницы). Антуан Берте сильно переживал свой отъезд из семинарии — неудача грозила потерей надежды добиться сана священника.

К своим новым хозяевам Антуан пришел, надо думать, не в крестьянской блузе, как Жюльен Сорель к г-ну Реналю, а в черной сутане и круглой шляпе — униформе семинариста.

Его хрупкая фигура и бледное, оживленное большими глазами, лицо произвели хорошее впечатление.

В свою очередь его поразил этот дом, являвший собой такой контраст со скромным жилищем его родителей. Ему понравился салон с креслами, покрытыми чехлами из черного полотна; на втором этаже — кабинет г-на Мишу и детская, рядом спальня г-жи Мишу — кровать, комод в стиле ампир с золотыми сизелюрами. Видимо, Антуана поселили вместе с детьми в комнате, примыкающей к спальне г-жи Мишу; их разделяла тонкая перегородка, в которой была дверь.

Хозяева были очень приветливы к Антуану. По свидетельству Викторины Сюби, внучатой племянницы Луи Мишу, «когда он пришел в дом, то был принят, словно член семьи; старые слуги видели в нем будущего священника, обращались с ним, как будто он не был им ровня. Образование ставило его выше их. Г-жа Мишу вела себя с ним, как с другом».

Поскольку было упомянуто имя Викторины Сюби, необходимо кое-что пояснить. Свои заметки она набросала в 1886 году на девяти листках, вырванных из хозяйственной книги, несмотря на «большое отвращение ко всякой писанине». Побудили ее к этому статья об Антуане Берте, опубликованная в газете «Республиканец Изера», в которой давался «ключ» к роману, и стремление восстановить «часть подлинных имен, которые скрыл Стендаль». Преследуя цель опровергнуть утверждения газеты, Викторина Сюби решилась записать свои свидетельства, так как, уточняет она, «то, что я слышала в моей семье, имело такое малое отношение к заметкам в этой книге, что я расспросила посторонних людей, чтобы побольше узнать об этом нашумевшем деле». Сведения ее были опубликованы сравнительно недавно, в 1962 году, на страницах журнала «Стендаль-клуб», но принимать их нужно с осторожностью, как считает В. дель Литто, хотя в то же время нельзя ими и пренебрегать — многочисленные подробности в них должны быть правдивыми.

Нет сомнения, что Антуан испытывал в первые недели своего пребывания в доме истинную радость. Послушаем его: «Мои юные ученики стали предметом моей самой нежной привязанности, и сам я не замедлил завоевать благожелательство и дружбу всех». Он ревностно исполнял свои обязанности. Покой вернулся в его сердце. Но, увы, сердце оказалось «слишком чувствительным», в нем бушевали бурные страсти, преследовали и «роковые мысли о любви» и «губительные образы, образы женщин». Не удивительно, что почтительное внимание, которое он изъявлял к хозяйке, госпоже Мишу, превратились в пылкую страсть. Подражая героям книг, он написал ей пылкое послание, закапав его своей кровью. Она была удивлена. Кто бы мог предположить, что этот робкий и сдержанный юноша способен на такое?! Но что это — любовь или религиозная экзальтация? В письме смешивались оба эти чувства.

Если верить рассказу Викторины Сюби, г-жа Мишу решила было рассердиться, но ее подруга по пансиону, г-жа Мариньи, сочла все это весьма забавным, пояснив, что при дворе юные пажи всегда поступали так и все фрейлины тоже получали любовные записки.

Между тем Антуан написал новое любовное письмо и положил его рядом со статуэткой Христа из слоновой кости, стоявшей в комнате г-жи Мишу.

На суде Антуан утверждал, что госпожа Мишу очень быстро ответила на его любовь, «они безумно любили друг друга, и она поклялась ему Христом, что никогда не будет принадлежать другому». Выходит, страсть была взаимной — во всяком случае на этом настаивал Антуан Берте. Другая сторона занимала тем не менее иную позицию. Госпожа Мишу в единственном сделанном ею заявлении протестовала и утверждала, что поведение ее было безупречным. Что касается господина Мишу, то он утверждал: жена при зналась ему, что учитель обращался к ней с оскорбительными предложениями.

Где же истина? Она в том, как заметили толкователи, что «никогда, ни на суде, ни кем-либо не было доказано, что госпожа Мишу виновата, но в Бранге народная молва осудила ее».

Антуан покинул дом семьи Мишу в ноябре 1823 года. Новый элемент в вопрос о причине отъезда Антуана привнесла та же Викторина Сюби. По ее свидетельству, Антуан был изгнан не за поведение, а из-за того, что «проповедовал бунт». «Он был Поль Дидье», — заявляла она, имея в виду гренобльского адвоката, организовавшего бонапартистский заговор и вскоре казенного. По ее словам, в матраце Антуана случайно были обнаружены бумаги, свидетельствующие, что он переписывался с заговорщиками.

Возможно, Викторина Сюби выгораживала свою родню, но не исключено, что так и было. И можно думать, об этом знал Стендаль, который изобразил аналогичный случай в романе, упоминая Дидье. Впрочем, если даже Антуан и находился в сношениях с заговорщиками, то в 1822 году не мог переписываться с ними, поскольку Дидье был казнен в 1816 году. Здесь Викторина Сюби допускает ошибку.

Благодаря тому же кюре, Антуану вновь повезло: он попал в Малую семинарию в Беллэ. Это, действительно, была удача — оказаться учеником колледжа, про который один из его блистательных воспитанников, поэт Альфонс Ламартин, писал в свое время, что «руководимая иезуитами семинария в Беллэ, на границе с Савойей, пользовалась тогда громкой известностью не только во Франции, но также в Италии, Германии, Швейцарии». Но нельзя сказать, что ему было здесь легко. И дело не в трудностях учебы и распорядка. Его угнетала разлука с той, кого он любил. К тому же он узнал, что у Мишу появился новый учитель, да еще бывший его однокашник, некий Жакэн. Терзаемый ревностью, он пишет госпоже Мишу письма, полные упреков и угроз. После этого ему окончательно отказали от дома. В ответ он послал письмо с вполне серьезной угрозой: «Положение мое таково, что, если оно не изменится, произойдет катастрофа».