Роман Белоусов - Кровавая карусель

• Название: Кровавая карусель
• Автор: Роман Белоусов
• Издательство: ООО "Издательство АСТ", Олимп
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-7841-0058-0

Эта книга — о знаменитых преступниках, ворах, грабителях, о громких судебных процессах и уголовных делах прошлого, которые легли в основу известных художественных произведений.

Сопоставляя факты и писательский вымысел, автор как бы устраивает очную ставку с представителями преступного мира.

Перед читателем разверзаются страшные бездны порока, низменных инстинктов и морального падения. Но цель автора — не возвеличивать зло, а показать, что человека за чертой дозволенного неминуемо ожидает деградация личности.

---

Тюремный колокол заунывно возвещал о том, что наступающий день будет для многих узников этой мрачной обители последним. Все знали — колокол церкви Гроба Господня звонил только в дни казни. Из камеры смертников, называемой трюмом, доносились стоны, вопли, проклятия.

В камере, где находился Дефо и где содержались сразу несколько преступников, нечем было дышать. Вонь, грязь, гнилостные испарения, словно густой стоячий туман, наполняли воздух, проникавший в легкие, пропитывавший одежду, вызывая тошноту и головокружение.

Дефо поднялся с каменного пола.

— Пошли, — буркнул тюремщик.

Дверь заскрипела, и этот звук напомнил ему скрип телеги. Слава Богу, он еще жив, и зачумленный Лондон — это всего лишь сон. Но Дефо, можно сказать, имел на него право: в детстве был свидетелем визита черной смерти. В 1665 году, когда ему не было и пяти, чума опустошила страну, прокатившись по ней смертоносным шквалом. Люди умирали на дорогах и улицах. Дома стояли опустевшими. В самом Лондоне жизнь едва теплилась. Ужас, который испытал тогда маленький Даниель, запомнился ему навсегда. Он хорошо помнил, как в лавке отца покупателей заставляли опускать монеты в банки с уксусом, — считалось, что это спасает от заразы. Точно так же, для того чтобы не передавалась болезнь, все письма, поступавшие в дом, отец обрызгивал спиртом, после чего читал их на расстоянии, через лупу. Но это в общем- то не казалось таким уж страшным. Куда страшнее было видеть телеги мертвецов или слышать стоны и вопли соседей, умиравших под застольные песни, день и ночь доносившиеся из таверны. Там справляли пир те, кто надеялся, что лучшее средство от чумы — веселье и кутежи. Сквозь щели в ставнях окон он видел ватаги пьяных грабителей, опустошавших вымершие дома на их улице; видел, как ради самосохранения, ставшего для многих первой заповедью, взрослые дети, презрев мольбы родителей, оставляли их умирать в одиночестве, как мужья покидали любимых жен, а матери — малых детей.

Тогда их семью миновала Божья кара, никто не погиб от страшной болезни. С тех пор прошло, слава Господи, почти сорок лет. Многое пришлось ему испытать за это время, многое пережить. Но энергичный, жизнестойкий и изворотливый, он вновь возрождался, словно Феникс, буквально выкарабкивался из бездны.

В этот раз Даниель Дефо был арестован 20 мая 1703 года в квартале Спиталфилдс, где скрывался как банкрот. Два дня спустя его заключили в Ньюгейтскую тюрьму. Причем поначалу поместили в общую камеру, где содержались те, кто не мог заплатить соответствующую мзду за пребывание в помещениях для привилегированных заключенных. В таких камерах спали на каменном полу вповалку, зимой дрожали от холода, летом изнемогали от жары. Ночь здесь нельзя было отличить от дня. «Женщины рожали детей в темных углах и оставляли их там умирать; мужчины и женщины гибли от голода и болезней; молодые девушки отдавались каждому за лишние крошки хлеба; приговоренные женщины делали то же самое, надеясь забеременеть, чтобы избежать виселицы». И в то же время тюрьма, как заметил еще Г. Филдинг, была не только прототипом «ада», но и «самым дорогостоящим местом» на земле. Как только надзиратель выяснял, что заключенный не в состоянии оплатить тюремный «комфорт», участь его была решена: общая грязная камера и соответствующая компания становились уделом бедняка. Зато кредитоспособные превращались надзирателями буквально в золотую жилу. У тех, кто готов был оплачивать свой относительный комфорт, вымогали кучу денег. Первый побор следовало внести за «удобные кандалы». Чем больше мог заплатить заключенный за «удобство», тем более легкими были его кандалы. Тюремщики ловко пользовались этим обычаем и часто вновь прибывшего арестанта из богатых буквально опутывали цепями: ножными и ручными кандалами. Заплатив и освободившись от цепей, заключенный вскоре узнавал, что его расходы на этом не кончаются. Приходилось вкладывать монету в толстую лапу тюремщиков за то, чтобы погреться у огня, поесть не очень черствого хлеба, выпить не очень соленой воды, получить приличное одеяло; зато, чтобы тебя не избивали за проступки и не мучили.

Способность оплачивать свое пребывание в тюрьме влияла и на помещение, где содержался арестант. Деньги предоставляли возможность спать в лучшей части тюрьмы, называемой «замок», где было хоть немного света и воздуха и даже имелись кровати и столы. Жизнь тут обходилась очень дорого. Но и в других местах тюрьмы на все, и прежде всего на помещение, существовала своя такса. Так, самая дешевая постель стоила два шиллинга в неделю. Свобода передвижения по тюрьме также зависела не от совер- шенного преступления, а всецело от кармана заключенного. Словом, кошелек был единственным средством выжить в этом кошмаре.

Такое положение отчасти проистекало из-за скаредности городских властей. Муниципалитет просто- напросто не платил тюремщикам жалованья, тем самым поощряя незаконные поборы и взятки.

В погоне за наживой тюремное начальство развернуло также продажу спиртного. «Синяя погибель», как называли джин — можжевеловую водку, косила заключенных, так же как и тех, кто пристрастился к этому зелью на воле. Вино в тюрьме продавалось свободно, и повальное пьянство приносило солидный доход. Отсюда простой арифметический подсчет: чем больше было арестантов, тем богаче становились начальник тюрьмы и его помощники. Заинтересованное в том, чтобы судьи направляли арестованных именно в эту, а не в другую тюрьму, начальство часто вступало в сделку с блюстителями закона, щедро оплачивая их услуги. Так, известно, например, что сэр Френсис Митчел, судья Мидлсекса, получал ежегодное вознаграждение в размере 40 фунтов стерлингов от начальника Ньюгейтской тюрьмы «при условии отправки всех его заключенных только туда». Впрочем, случались годы, когда тюрьма бывала и без того настолько переполнена, что необходимость в подобных услугах отпадала. В такие «урожайные» годы за три-четыре месяца начальник тюрьмы получал около четырех тысяч фунтов стерлингов. Для того же, чтобы занять столь теплое местечко, надо было выложить всего тысячу фунтов. Как видим, игра стоила свеч. К слову сказать, за свечи в тюрьме тоже приходилось платить, причем втридорога. А так как без свечей, необходимых даже днем, жить было невозможно, то и эта торговля приносила солидные доходы.

Но самыми ужасными были частные тюрьмы. Их сдавали в наем смотрителям, и те выжимали из них все, что только могли. В тюрьме Бишоп оф Эли обитателей, в том числе и женщин, «цепями приковывали к полу». В другой долговой тюрьме под названием «Башмак» арестанты просили милостыню — кусок хлеба, высовывая свой башмак из окошка.

Герцог Портлэнда сдавал, например, тюрьму за 18 гиней в год человеку, прославившемуся своим жестоким обращением с заключенными. Под стать этому извергу был и Томас Бэмбридж — «бесчеловечный тюремщик», а проще говоря, изощренный садист — начальник тюрьмы Флит. Таким же оказался и его предшественник на этом посту Джон Хаггинс, который купил место за пять тысяч фунтов у графа Клэрендона, прежнего владельца тюрьмы.

Едва ли тогда Дефо мог предполагать, какие порядки существовали в английских тюрьмах. Со временем личный печальный опыт, а также профессия репортера позволят ему глубоко изучить эту сторону английской жизни. Пока же ему все это лишь предстояло испытать, как говорится, на собственной шкуре.

К счастью, друзья не оставили Дефо в тюрьме на произвол судьбы и помогли устроиться здесь с относительным, но все же комфортом.

Для этого, собственно, и разбудил его надзиратель этим пасмурным утром. Теперь с ним обращались по- иному, чем при аресте. В тот момент, узнав, что он не может тотчас внести «дань», его бросили в каменный мешок — страшное место под землей, куда никогда не проникал луч света.

Сейчас по узким каменным ступеням Дефо поднимался буквально со дна наверх, к свету. Страшные два дня, проведенные здесь, в обществе уголовников и крыс, могли бы показаться кошмарным сном, если бы не горькая реальность. Но до полного освобождения было еще далеко. Пришлось не на один месяц поселиться под сенью Ньюгейта. Отныне его имя навечно будет запечатлено в тюремных протоколах и архивах рядом с именами и прозвищами известных преступников. Позже ему придется познакомиться и с другими лондонскими тюрьмами — Лэдгейм, Кэмптер, Флит, Кингсбенч, Маршалси, Сэрей-хауз, Нью-джейл. В одних он окажется, хотя и не надолго, «жильцом», в других побывает как журналист в поисках материала.

В этом смысле Ньюгейт, как это ни парадоксально, принесет ему двойную пользу: личные неоднократные наблюдения как бы изнутри за нравами и законами преступного мира и непосредственное знакомство с его «героями» навсегда отложатся в кладовой памяти.

И всякий раз, когда ему вспомнится Ньюгейт, перед его глазами, как горькая насмешка над ее обитателями, будет возникать символическая фигура Справедливости на фронтоне тюремной арки, выходящей на Сноу-хилл. А внизу, словно приветствуя вновь прибывающих, статуя Дика Виттингтона, напоминающая о том, какое значение придавал этой тюрьме знаменитый лорд-мэр столицы, рьяно пекущийся о порядке и восстановивший этот оплот закона в 1422 году. Хотя известна эта тюрьма — самая большая в Лондоне — была еще в 1188 году, а может быть, и раньше. Не раз ее разрушали, не раз она сгорала. И все же ее восстанавливали ради «блага» заблудших. Особенно «величественный вид» тюрьма эта приобрела после великого пожара 1666 года, когда весь Лондон отстраивался заново. Последний раз, уже окончательно, ее снесли сравнительно недавно — в 1902 году.