Арман Лану - Здравствуйте, Эмиль Золя!

• Название: Здравствуйте, Эмиль Золя!
• Автор: Арман Лану
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

О жизни и творчестве Эмиля Золя написаны сотни книг и статей. У читателя, берущего в руки книгу Армана Лану «Здравствуйте, Эмиль Золя!», естественно, может возникнуть вопрос: «А что нового расскажет она мне об этом всемирно известном писателе?»

Арман Лану несколько лет работал над этим произведением. Его книга об Эмиле Золя — это яркое и своеобразное художественное повествование о большом и трудном пути автора знаменитого письма «Я обвиняю!..» и вместе с тем серьезное и оригинальное исследование творчества создателя «Ругон-Маккаров», «Трех городов» и «Четырех Евангелий». Со страниц книги во весь рост встает мужественная и самобытная фигура Золя, великого писателя и гражданина. Автор показывает его жизнь и творчество на широком фоне социальных и политических событий, происходивших во Франции во второй половине XIX века.

Иногда Лану отдает дань фантазии, вымыслу. После того как герой изучен во всех опосредственных связях, его легко представить беседующим с друзьями, работающим за письменным столом, совершающим моцион. Но Лану не увлекается «приемами романа» и после живой сценки, созданной воображением художника, следует документ и факты, факты… Все эти элементы (вымысел, документ, факт) идут друг за другом, органически переплетаясь. Они-то и создают неповторимое своеобразие книги Лану.

---

С 19 по 31 августа 1892 года Золя снова в Лурде, на этот раз с Александриной. Он посещает Медицинское бюро, где беседует с докторами о случаях чудесного исцеления и об их связи с неврозами Шарко.

Ему нравилось в Лурде, когда он был там вместе с Жанной. Вот каким предстает он перед нами на рисунке Стейнлена[132], снабженном следующей подписью:

«Г-н Золя наблюдает за всем происходящим с глубочайшим вниманием, и, поспешим добавить, держит он себя великолепно… Он следует за процессией, идет позади дароносицы, помещенной под балдахином. Все его интересует, все возбуждает в нем жгучее любопытство, все восхищает его».

В ту пору все говорят об обращении Золя в веру. Подобные разговоры уже возникали, когда он ходил слушать мессу, которая была необходима ему для «Проступка аббата Муре». Да, действительно, это обращение, но обращение в веру, у которой есть вполне точное название — человеколюбие. И если страницы, которые он посвятит Бернадетту Субиру, относятся к самым трогательным, исполненным наивысшего мягкосердечия страницам в его творчестве, то причина этого в том, что в его жизнь вошли Жанна, хорошенькая Дениза и малыш.

Немногие уцелевшие из его переписки с Жанной письма показывают, что в адюльтер он вносил супружеские добродетели: «Скажи моей маленькой Денизе, что ее папа не приходит к ней оттого, что он очень занят, но что он ее сильно любит. Он думает о ней и обо всех вас каждый вечер и каждое утро».

Под впечатлением окружающей обстановки он добавляет: «Вы моя молитва!»

Пусть не возмущаются иные люди, заявляя, что это, мол, банально. Наивный Золя[133] не мог остаться равнодушным к культу Марии и маленькой пиренейской святой. Правда, он видит в них лишь женщин. Ему абсолютно чужды религиозные устремления, но он необычайно остро ощущает то, что всегда волнует в этом культе католиков, являющихся в большей или меньшей степени янсенистами. В представлении этого человека, для которого характерна путаница понятий, смешались Бернадетт Субиру, Клод из «Исповеди» с его страстным стремлением к романтической чистоте, богоматерь и Жанна!

Из-за разгоревшейся ревности Александрины Золя вынужден покинуть Париж и отправиться вместе с ней в большое путешествие, чтобы она обрела хотя бы частицу того внутреннего спокойствия, которое отныне ощущает лишь тогда, когда ее муж находится далеко от ее молодой соперницы. Они побывали в Гавре, Гонфлере, Трувиле. Золя стремится дальше — Марсель, Экс, Ницца и Генуя. Его влечет Италия. Он хочет увидеть Венецию и Рим.

Писатель только что опубликовал «Разгром». Генералы, побежденные в 1870 году, не желающие, чтобы им напоминали о поражении, ополчаются против Золя, прикрываясь заботой о возрождающейся армии и укреплении боевого духа. Это не производит на него почти никакого впечатления. У него есть время, чтобы подготовить ответ. Он сделает это лишь по возвращении в Париж, в октябре. О да! Он изменился!

Вот каким был тогда Золя в собственном изображении.

Одна газета прислала писателю вопросник. Он ответил на все вопросы с той серьезностью, какую проявлял во всем.

«Главная черта моего характера? — Мне это неизвестно.

Качество, которое я предпочитаю в мужчине? — Доброта.

В женщине? — Нежность.

Мое любимое занятие? — Работа.

Мой любимый цвет? — Красный.

Мои любимые вымышленные герои? — Те, кто не являются героями.

Исторические личности, которых я больше всего презираю? — Предатели.

Воинский подвиг, которым я восхищаюсь больше всего? — Подвиг пехотинца, который умирает, сам не зная во имя чего.

Какую смерть я предпочитаю? — Внезапную».

Хотя из скромности и исключительной сдержанности каждого из трех действующих лиц этой драмы, а также из-за «цензурных изъятий», произведенных г-жой Золя, мы лишились важных, уточняющих многое сведений, тем не менее общий характер этого конфликта не может вызывать у нас сомнений. Все трое были благожелательными людьми. На это укажет впоследствии Дениза, в ту пору розовощекий ребенок, лежащий в колыбели на улице Сен-Лазар:

«Жанна Розеро посвятила моему отцу свою пылкую любовь, преисполненную восхищения и нежности. (Нужно читать медленно. Ведь сама дочь выдвинула вопрос о взаимоотношениях между ее отцом и матерью!) Их связь была похожа на жизнь самой дружной супружеской четы, но эти два существа, поклонявшиеся правде, как идолу, страдали оттого, что вынуждены были лгать. Г-жа Золя всегда была преданной супругой и, сделав роковое для себя открытие, что у ее мужа другая семья, она испытала глубокие душевные муки…»

Конечно, трудно было поверить в это проявление добрых чувств в отношении автора «Нана». Впрочем, многие и не верили. Но думать так — значит ничего не понимать: для Золя характерно упорное стремление властвовать над собой во имя идеала, разумеется идеала спорного, но необычайно действенного. Идеал оценивается и с точки зрения его эффективности. Да, этот мужчина и эти две женщины были благожелательными людьми.

И мы располагаем на этот счет убедительными доказательствами.

После смерти своего мужа г-жа Золя, помирившаяся с Жанной Розеро, разрешит обоим детям носить имя Золя и будет следить за их воспитанием и образованием до самой своей кончины 26 апреля 1925 года[134]. Что касается верности, которую Жанна хранила Золя, то эта верность проявилась в несколько сентиментальной, но тем не менее волнующей форме. Клотильда, героиня «Доктора Паскаля», носила ожерелье под платьем. В романе говорится: «И в том, что она носила эту изящную, красивую вещицу, которую никто не видел и лишь она одна ощущала на теле, была ее заветная тайна»[135]. Это было то самое ожерелье, которое принадлежало Жанне, «тонкая золотая цепочка с семью жемчужинами». Золя сам надел его Жанне на шею. Она будет носить его до самой смерти, последовавшей во время неудачной операции в клинике на улице Ля-Шэз 22 мая 1914 года.

В «Докторе Паскале», как уже отмечалось, частично отразилась их идиллия[136]. В этом произведении, в котором необычайно тонко изображены человеческие чувства и переживания, бросается в глаза глубокая озабоченность героя: его страх перед возрастом.

«Нужно изобразить ее очень женственной (Клотильда-Жанна), если я хочу, чтобы она бросилась на шею этому пятидесятидевятилетнему мужчине». (Обязательный возраст. Паскаль существует уже как персонаж.)

Он подчеркивает:

Жанна — олицетворение той «весны, которая пришла к Паскалю с опозданием, на склоне его лет… она вернула ему молодость после его тридцатилетней работы, когда он чувствовал себя уже утомленным и страдал оттого, что так близко познакомился с людскими страданиями…»

Мы видим, что в счастливые дни Золя преисполнен тех мучительных переживаний, о которых говорил Алексис, рисуя его портрет. Этот охваченный тоской и тревогой человек писал 29 июля 1893 года Жанне в Сент-Обен, где она находилась тогда с детьми:

«Мне хотелось бы доставить хотя бы немного радости твоей молодости и не заставлять жить затворницей: как бы я был счастлив, если бы был молод и всегда был вместе с тобой, если бы я помолодел благодаря твоей молодости!.. Именно из-за меня ты старишься, и я постоянно приношу тебе огорчения… Да, да, больше всего меня удручает то, что я не смог стать хорошим отцом для моих дорогих детей. Как был бы я счастлив носить на руках мою дорогую девочку и смеяться вместе с ней, радуясь свежему дыханию моря! Я научил бы Жака строить из песка крепости, которые уносил бы с собой морской прилив».

Такова главная забота этого Сизифа в пиджаке и брюках.

Жанна живет добровольной затворницей. И, кажется, нисколько не страдает от этого. Она встречается лишь с Алексисом, его женой и их двумя дочерьми. Главные события в ее жизни — это визиты Эмиля. С какой нежностью смотрит тогда на Жанну и детей этот человек, который редко смеялся, но который умел радоваться от всего сердца!

Возвратившись из Лурда, Золя снимает в Шевершемоне, в нескольких километрах от Медана, дом, в котором Жанна и дети будут проводить летние месяцы. В 1892 году «незаконный» отец будет в бинокль следить за играми своих малышей и каждый раз поспешно прятать его при появлении в его кабинете Александрины. Бывают дни, когда он в самую жару, раскрыв над головой большой зонтик, проходит через Триель и поднимается на холм, чтобы обнять своих детей. Он вспоминает иной раз о Сезанне, который скрывал от своего отца существование Гортензии Фике и своего сына Поля! Золя чувствует, что теперь он так же смешон, как был смешон в свое время Сезанн. Но он остается тверд в своем стремлении быть справедливым. Он говорит Жанне: «Я не хочу, чтобы угрызения совести омрачали нашу любовь». Она едва заметно вздыхает. Кем восхищаться? Кого жалеть?