Ахмет Мальсагов - Лорс рисует афишу

• Название: Лорс рисует афишу
• Автор: Ахмет Мальсагов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1972

«Ступил на тропу — иди по ней до конца; взялся за дело — не оставляй его на полпути; посадил дерево — вырасти его сам». К такому выводу приходит герой повести ингушского писателя А. Мальсагова «Лорс рисует афишу».

Эта мысль кажется простой, очевидной и обязательной для каждого. Но чтобы следовать ей, надо дойти до нее самому и самому убедиться в необходимости такого подхода к жизни.

Автор имеет в виду тропу самую трудную — горную. На ней много препятствий и неожиданностей, и так просто — повернуть назад. Но тропа эта привела Лорса вверх, к пониманию человека и смысла труда — для людей. Конца этой тропе нет, и как много дает она не свернувшему с нее.

В занимательных эпизодах и лирических отступлениях предстанет перед читателем характер молодого героя повести — человека деятельного и задиристого, веселого и вдумчивого.

---

Перед каждым уроком по мастерству актера Лорса трясло как в лихорадке. Однажды преподаватель, разозлившись на Лорса, так здорово передразнил, как он исполняет этюд, что Лорс тогда-то и решил: до предстоящего зачета он в институте не доживет.

И вот пойти теперь работать в клуб?!

…Бабушка Чипижиха гремела в своей комнате ухватом. Вкусно запахло борщом.

Лорс вытащил из кармана деньги. Это были одни медяки. Пошарил в шкафчике. Имелся последний ломоть хлеба и кусок масла. Значит, будущее — ясное и обеспеченное (до обеда)! А это всегда давало Лорсу радостный прилив сил.

Лорс намазал масло на хлеб. Теперь следовало только разровнять, чтобы и на краях было одинаково толсто. Лорс был великий аккуратист, хотя и слышал, что чрезмерное совершенство таит одну опасность: смертельную скуку.

Он густо посыпал бутерброд крупной солью и уже шевелил нетерпеливо губами, глотая слюнки…

Бутерброд скользнул с кончиков пальцев. «Пол глиняный!» — успел подумать Лорс.

Он не решался посмотреть вниз. Пусть бутерброд пропал, черт с ним! Но что делать дальше? Ведь он просто умрет с голоду в этой деревне.

Загадать? Если бутерброд упал маслом кверху, Лорс скажет этой мирной деревне «прости», махнет ручкой сельским чудакам и вернется в город.

Бутерброд лежал, разумеется, маслом вниз. Хозяйская кошка брезгливо перевернула его лапкой (она тоже была аккуратистка), осторожно понюхала и тотчас замерла, съежившись, потому что Лорс испугал ее своим горестным смехом.

— Может, я тебе борща свежего налью? — пропел в дверях голос бабушки Чипижихи.

Лорс проглотил слюнки и ответил:

— Нет, бабушка милая! Я вот покормлю вашу кошку, а сам поем в сельпо первое, второе и третье.

Одевшись, он вышел во двор. Нестерпимо голубело небо. Сияло весеннее солнце. От плетня до плетня ошалело метался весенний ветерок.

Толстая наседка хрипло и солидно басила и тут же переходила на суетливый фальцет:

«Ко-о… ко-о… ко-о… Пыть-пыть-пыть-пыть!»

Дородная гусыня зорко караулила новорожденных гусят. Взметнулся от ветра, зашуршал валявшийся тетрадный листок, и замшевые гусята в ужасе кинулись прочь, то и дело падая на задики.

…Лорс бодро шел к чайной, на ходу пересчитывая медяки. Можно взять суп овощной. Пожалуй, еще и котлеты картофельные. А на компот явно не хватает.

Ничего, выше голову! Подняв голову выше, Лорс увидел вывеску: «Райотдел культуры». И вспомнил Яшу Покутного. Почему бы не зайти, не поздороваться со старым знакомым?

Заглянув прямо с улицы в низенькое окошко, Лорс солидно спросил у девушки-машинистки:

— Заведующий райкаруселью товарищ Покутный тут? Он меня приглашал зайти.

— Сами вы карусель. Тут учреждение!

Девушка обиженно покосилась на Лорса, холодно спросила его фамилию и полистала календарь. У Лорса екнуло сердце: ведь календари ничего хорошего ему не приносили.

— Правильно. Значит, это вам. — Девушка достала из шкафа и протянула бумагу, отпечатанную на бланке. — А товарищ Покутный уехал в город на семинар.

В бумаге значилось, что Лорс направляется на работу а Дом культуры инструктором. Подпись: «Заведующий районным отделом культуры Я. Покутный».

Лорс смутился и поспешил отойти от окна. Как он мог не угадать в Яше такого крупного начальника? «А ловкач этот Яша, — подумал Лорс. — Решил-таки затащить меня в клуб. Не выйдет!»

Лорс увидел продавца помидоров. Владелец тюбетейки сидел на пеньке возле пустой корзины и тщательно считал деньги. Это была довольно-таки пухлая пачка замусоленных бумажек.

— Где тут клуб? — неожиданно для себя спросил Лорс.

Тюбетейка не слышала.

— Извините, вы не знаете, где районный Дом культуры? — переспросил Лорс повежливее.

Продавец помидоров поднял на Лорса глаза, похожие на мокрые маслины, и снова склонился к деньгам, продолжая шевелить губами.

Лорс обозлился и постучал пальцем по тюбетейке:

— Эй, вас спрашивают! Не можете ответить?

Продавец перетянул резинкой пачку денег. Укоризненно покачал головой, по-кавказски цокая языком:

— Тц-тц-тц! Молодой. Здоровый. Грамотный. Зачем тебе Дом культуры?! — Потом он сплюнул и закричал: — Делом займись, делом! Да-а?

Лорсу показалось, что он слышит укоризненный голос своего дяди, требовавшего посвятить себя делу. Он достал из кармана направление и перечитал его. Порвать?

Но от чайной плыл такой аромат шашлыка… Так хотелось есть… От деревенского воздуха так необыкновенно разгорается аппетит!

Эдип проводит совещание

Блекло-голубой дом в парке культуры, похожий на церковь, — оказывается, это и есть Дом культуры!

По бокам широких, как ворота, и окованных железом дверей красовались в простенках тусклые, выгоревшие панно. Издали Лорс принимал их за изображение жития святых. Но сюжеты оказались вполне земные. На одном панно сияющий горец в папахе стоял среди огромных тыкв и арбузов и воздымал кукурузный початок. На другом — доярка обнимала за шею корову с большим, как тыква, выменем.

Кованые двери были гостеприимно распахнуты, зазывая сельских тружеников.

Лорс поднимался по высоким, гранитным, поповской кладки ступеням крыльца, как на эшафот. Арк. Цвиг написал бы об этом, наверное, красиво, волнующими словами: «Сын маленького ингушского народа — того народа, который не знал до революции самого слова «культура» и насчитывал всего лишь 9,1 грамотных на тысячу человек населения, — он с трепетом поднимался туда, где ему предстояло стать одним из организаторов культурной работы в горском селении».

Пожилая женщина в ватнике и со скорбным лицом, прихрамывая, хлестала глянцевито-черный от грязи пол фойе пучком веток: ширк… ширк…

— Здравствуйте. Директор здесь?

— Здесь. Совещаются с баянистом и активом. А веника все равно нету, — задумчиво ответила скорбная женщина. — Потому что положение — финансовое. Здравствуйте, здравствуйте. И тряпок нету.

Ширк… Ширк…

«Пока технический персонал готовит Дом культуры к вечеру молодежи, клубные работники горячо обсуждают свои назревшие творческие проблемы», — цитировал Лорс воображаемый очерк Арк. Цвига.

Ступив в темный и гулкий зал, словно в погреб, Лорс услышал чьи-то сдержанные вопли. Они перемежались мерными ударами. В глубине зала, перед сценой, там, куда достигал слабый свет закулисных окон, дрались двое. Один бил. Другого, следовательно, били. Валялся на полу баян, тускло сверкая челюстью клавиш.

Бил здоровенный малый в красной куртке из синтетической кожи на могучих плечах. Всхлипывая, он бил черноволосого, верткого человека об стенку, то и дело приподнимая его со скамьи. Бил с приговариванием. Судя по гулкому звуку ударов, стенка была некапитальная, а удары капитальные.

— Ну, скажи, директор, разве могу я третий месяц без зарплаты играть на баяне? — всхлипнула кожаная куртка.

Бум!.. И вопль черноволосого.

«Ага, здесь идет реставрация справедливости кустарным путем, — догадался Лорс. — Баянист выколачивает из директора свою законную зарплату». Лорс любил справедливость и решил не вмешиваться, тем более что из темного угла зала донеслось хоровое одобрительное восклицание:

— А чего, баянист прав!

Но директор наперекор голосу актива завопил:

— Чем я ему буду платить, если нет выручки! Чем?

Вырвавшись на миг из рук баяниста, он перешел на страстный шепот, обращаясь во тьму к хору:

— А разве от него самого не зависит выручка? Вот вы мой актив, вы все сами бывшие клубные директора. Скажите, можно так, чтобы баянист сыграл танец — и час перекура?! Не нужны нашей молодежи такие танцы! Она лучше в колхозный клуб пойдет…

— А чего, и Эдип Иванович прав! — сипло провозгласил хор.

— Конечно, они-то тебя всегда поддержат… — горестно всхлипнула кожаная куртка. — Разве я обязан весь вечер без перерыва играть? Пусть берет инструктора, чтоб в антрактах была игра в «почту»… — Парень в куртке еще разочек стукнул черноволосого об стенку и закончил речь: — …и в «третьего лишнего»!

— А чего, баянист опять же прав: ставка инструктора свободная! — необычайно оживился хор. — Бери, Эдип, любого из нас!

«Конкуренты… Уплывет моя должность…» — заволновался Лорс. И кашлянул как можно громче.

Директор Эдип тотчас отпихнул баяниста и вышел на свет. Он гордым движением откинул назад иссиня-черные волосы. Тяжело дыша и ворочая одновременно головой, белками страстных глаз и лопатками, подтянул галстук, отставив мизинец. Потом звучным вибрирующим баритоном (он, видимо, умел говорить только или очень звучно, или шепотом) Эдип спросил:

— Вы ко мне, молодой человек? Представитель из центра?

Лорс протянул направление, извинившись, что помешал совещанию.

— А-а… — сказал Эдип, пробежав бумажку глазами. — Знаю. Со мной согласовано. Пойдемте в кабинет, товарищ инструктор.