Алекс Белов - Зелёные Созвездия

• Название: Зелёные Созвездия
• Автор: Алекс Белов
• Жанр: Морские приключения

Двенадцатилетний Никита Ясенев отправляется в экскурсию по Чёрному морю. Но яхта, на которой он плывёт, терпит крушение, и мальчик остаётся единственным выжившим. Теперь Никита качается на волнах, и, кроме резинового круга, у него ничего нет. Погибая от голода и жажды, он начинает разговаривать с морем. И Море ему отвечает…

---

Пытаюсь ворочать языком, но не чувствую его. Вот ещё одно доказательство. Мысли разлетелись, как стая мух, стоит в них кинуть камнем. И даже когда в палату входит мама, я не верю.

* * *

Вроде бы всё та же мама: чёрные волосы закручены сзади в шишку, неровный оттенок загара на лице, зелёная модная блузка с бретельками, которую выбирали на вещевом рынке целый час (в этом вся моя мама), но я слушаю голос Моря. О мои руки слева и справа бьются волны, а кровать сейчас превратится в чёрный круг с изображением зонтика.

(…чёртовы зонтики…)

Мама вскрикивает, сначала бросается к двери, потом ко мне, пищит:

— Никита.

И снова к двери, за которой исчезает.

Теперь я ощущаю жару и равнодушно сверлю взглядом угол стены и потолка. А перед глазами небо и солнце. Кожа горит. Да, и это не в мыслях, а наяву. Одеяло неприятно трётся тканью о ноги и руки, а кажется, будто скальпель снимает с меня стружки.

Сомнений нет. Я ещё в море.

(…через какое-то время долгая голодовка рождает головную боль и правдоподобные галлюцинации…)

Так было написано в той статье, как сейчас помню.

В палате появляются медсестра и мама, я вяло гляжу на них. Мама замирает у косяка, закусив сгиб пальца — её вечная привычка, — а девушка в белом халате подходит ко мне. Она щёлкает пальцами у моего лица, и я кошусь на смуглую кисть. Лак на ногтях неровный, по краям будто обгрызенный.

Белый глюк достаёт палочку, зажигает на её конце лампочку и подносит к моим глазам. Некоторое время вглядывается, а потом начинает водить влево и вправо. Я не отрываю взгляд от насмешливого огонька, ожидая, когда он превратится в солнце.

— Никита, ты меня слышишь? — спрашивает медсестра. Я лишь смотрю на неё, но не отвечаю. Я не разговариваю с галлюцинациями. Мне хватило диалога с Морем.

Галюник в белом халате выпрямляется и подходит к маме.

— Он пришёл в себя, это хороший признак.

— Но он всё равно молчит. — Мама тревожно поглядывает в мою сторону.

— Конечно. Он ещё не отошёл от шока, ему нужно время.

— Завтра мы уже улетаем. Времени мало.

Улетаем? А это что-то новенькое. Помнится, мы приехали в Крым на поезде и уезжать собирались тем же путём.

— Всё будет в порядке, — спешила заверить медсестра. — Вас перевезут в специальных условиях. И Никита со временем придёт в себя. Он потерял пять килограммов, при его весе это немало.

— Он и так худой, — взмолилась мама.

— Я об этом и говорю. Будь в вашем сыне хоть немного жировой прослойки, он бы перенёс трагедию более стойко. А в целом. Обгоревшая кожа со временем пройдёт. Питательные вещества мы ему капаем. Плюс ко всему, у него сильно изранено горло. Видимо, он долго кричал, и сейчас ему может бытьбольно говорить. Хорошо ещё, что было что пить, иначе разрушения организма были бы глубже.

Я прислушиваюсь к ощущениям и глотаю. Слюна проходит по глотке словно комок кактуса. Про горло белый глюк сказал в точку.

Когда медсестра уходит, мама придвигается ко мне, а я её не слушаю. Если задумываться над словами галлюцинации, то снова станет очень грустно, как после нелепых снов в первую ночь на море.

Поэтому я велю себе заснуть.

* * *

В последующее время я много сплю. Первый раз просыпаюсь от терпкого прикосновения к коже. Тусклый свет за окном подсказывает: вечер. Грузный парень натирает мою кожу какой-то мазью. От мази кожа холодеет, и сладкая блажь разливается по сердцу. Шумно выдыхаю и закрываю глаза.

Снова ухожу.

Просыпаюсь второй раз. Ночь. Ожидаю увидеть созвездия и бескрайнее чёрное пятно моря, но я всё в той же палате. Моё сознание становится столь ясным, что я сажусь. Простыня, которой я накрыт, не спадает. Оборачиваюсь, и… ой-ёй-ёй! Я продолжаю лежать в кровати, точнее…моё тело. Я будто вылетел из него, и в то же время в нём. Может, я всё-таки умер? Или такие галлюцинации?

Вместо возвращения, стараюсь встать, но не получается. Мои вторые ноги привязаны к бренным. И тогда я возвращаюсь на место. Некоторое время смотрю в потолок. Что-то в этой палате не так. Не настоящая она. И не потому, что я только что вылетел из тела. Просто, мне кажется, будто я не ощущаю под собой кровати. И могу как встать, так и уйти сквозь неё вниз.

Я пытаюсь лишь немного откинуться сквозь подушку и оооооо! Будто бы на мягкой стене висит фотография, нанесённая на тряпицу, а потом тыкаешь в её центр, протыкаешь стену, и изображение начинает комкаться к точке втягивания. Такая точка сейчас я…

Потолок вздрагивает и тянется за мной, окна искривляются и тоже плывут в моём направлении, двери, стены… А главное — кровать, она будто сворачивается, скукоживается, становится толщиной с дюжину сантиметров. Всё потому, что я затягиваю её назад, в какую-то пустоту.

И чувствую, что еле держу себя. Если я захочу — смогу собрать всю силу и резко прыгнуть назад, но что тогда случится?

(…взрыв твоего сознания, коллапс матрицы галлюцинаций, какими награждает тебя Море…)

Я чувствую под собой темноту. Не вижу, а именно ощущаю спиной. В темноте шевелится Оно. Что не давало мне покоя всё время плаванья в Круге. Я медленно возвращаюсь в исходное состояние, это не сложнее, как сесть при накачивании пресса.

Происходящее нереально.

Не может такого быть.

Я брежу и умираю под палящим солнцем посреди моря.

Мысль настолько грустная, что я плачу. И на сей раз настоящая слеза стекает по моему виску к кромке уха.

* * *

Когда я открываю глаза, передо мной сидит мама. Утро. Всё та же палата. Какая-то затянувшаяся галлюцинация. Мама улыбается, что-то говорит, но я не слушаю, обследую взглядом окрестности на предмет разрыва реальности, как ночью.

Но теперь я не могу уйти сквозь кровать, и всё кажется очень реальным.

— Сынок. Никитушка. Ну хоть что-нибудь скажи, — внезапно мама начинает плакать. Беззвучно. Слёзы катятся по её красивому лицу, и становится грустно, я тоже хочу плакать.

Это тоже придумала тьма? Уловка галлюцинации номер… какая там по счёту?

— Ты помнишь? — заговорила мама. — Я отправила тебя на экскурсию четыре дня назад, а ты не хотел ехать. Потом нам сообщили, что связи с теплоходом нет, и корабль попал в бурю. Спасатели обследовали весь его путь, но никого так и не нашли. Все предположили, что корабль потонул. До сих пор ведут спасательные работы. А потом вдруг находят тебя. Ты был похудевшим, бледным, со впалыми глазами и совсем вялым. Не мог говорить, почти мёртвый. Тебя вовремя нашли. Вот, ищут других.

Из моего горла доносится клёкот. Я кашлянул и сказал:

— Все остальные умерли.

Мама затихла.

— Ты уверен?

— Я… я стоял на палубе. Держался за какую-то выемку и держал Круг… — говорить очень больно, как при сильной ангине. Я перевожу дыхание и хриплю дальше. — Корабль шатало очень сильно. Всех ребят из экскурсии смыло в воду. А потом волна размазала их о борт. Я уверен. Я видел, как из них брызгала кровь, и головы… А… потом корабль перевернуло. Я думал, что утону, но держался за Круг. Его потянуло кверху, и я вынырнул. И оказался в море один…

Замолкаю. Кажется, если я произнесу ещё одно слово, то разрыдаюсь от страха, столь реальным казались те жуткие часы, будто произошли этим утром. Мама молчит, её полные ужаса глаза льют слёзы.

— Ты восстановишься сынок, — говорит она. — Тебе повезло, что у тебя была вода. Кстати, откуда? Ты купил бутылку на борту?

Я молчу. Ничего не понимаю, хотя слабые догадки мерцают на горизонте сознания.

— У меня не было воды, — отвечаю.

Мама хмурится.

— Как же? Врачи сказали, что у тебя не было обезвоживания. Ни одна клетка не повреждена. Язык не распух…

— Распухал.

— Я… не понимаю… — растерялась мама.

Зато я теперь понимал.

— Я черпал воду из Моря… — говорю.

— Ты пил солёную воду? — глаза мамы расширились.

— Нет. Само Море питало меня водой. Правда, только в последние часы. Наверное, воду засасывало кожей. Только не солёную, а пресную. Соль куда-то уходила.

Мама вдруг улыбается и ласково гладит меня по голове. Слезинки уже высохли, только на ресницах блестит влага, и глаза красные.

— Пусть так, — говорит она. — Но знай, такого не бывает.

Я немного злюсь и говорю холодным тоном:

— Меня Море пожалело. Мы с ним очень долго разговаривали перед тем, как меня спасли. Я его уговорил спасти меня. Может, оно меня пожалело?

Улыбка меркнет на губах мамы, и она ничего не говорит. Растерялась. А когда собралась, произнесла:

— Вечером мы улетаем.

— Мы же должны были ехать на поезде, — говорю я.

— Двое суток? Тебе срочно нужно в больницу. В нашу, русскую. Поэтому я купила билеты на самолёт. Ты же знаешь, деньги у нас есть. Тебя повезут в специальном отделении самолёта на кровати, — мама снова улыбается.