Джон Вэйллант - Тигр. История мести и спасения

• Название: Тигр. История мести и спасения
• Автор: Джон Вэйллант
• Издательство: АСТ, CORPUS
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-078601-5, 978-985-18-2210-8

1997 год. В забытой богом глуши, на окраине дальневосточного поселка Соболиный, объявился кровожадный убийца, какой не снился авторам криминальных триллеров. Его жертвы обречены — даже самый отважный охотник бессилен против разъяренного тигра. Команда инспекторов призвана найти его и ликвидировать. Но недаром местные жители почтительно называют тигра царем тайги. Раненый и одинокий, он остается грозным противником: ни численное превосходство, ни хорошее вооружение не гарантируют людям победы в этой войне…

«Северные джунгли» Приморского края — последнее прибежище вымирающей популяции амурского тигра. Канадский журналист Джон Вэйллант, посвятивший жизнь проблемам защиты диких животных, проводит двойное расследование: леденящая кровь погоня за людоедом разворачивается на фоне истории взаимоотношений человека и хищника, с которым у нас поразительно много общего. Сегодня звучат финальные аккорды этой древней симфонии: что впереди, месть или спасение? Наградила ли нас эволюция той мудростью, что позволит уберечь от гибели соперника, а в долгосрочной перспективе — и самих себя?

---

Чья бы версия — Труша, Смирнова или Василия Дункая — ни была наиболее близка к истине, у Маркова, несомненно, были основания полагать, что тигр его преследует. Неизвестно точно, как долго он отсиживался в хижине после того, как ранил тигра, но утром 3 декабря что-то заставило его выйти из дома и отправиться в рискованное путешествие к реке Амба — за пять с половиной километров. Возможно, он искал своих собак или надеялся найти подкрепление, чтобы вернуться и прикончить тигра. Неизвестно, думал ли он при этом о возможности материальной выгоды для себя. Как бы то ни было, Марков не пошел сразу к своему приятелю Ивану Дункаю, а заглянул сперва к его сыну Михаилу, брату Василия. Сотрудники инспекции «Тигр» никогда не допрашивали Михаила, но в мае 2008 года он наконец поделился воспоминаниями о своей последней встрече с Марковым.

Михаилу Дункаю недавно исполнилось пятьдесят. Как отец и брат, он промышляет охотой. Это невысокий коренастый человек с копной черных волос над прямым лбом — единственной прямой линией на его круглом лице. Темные глаза сверкают из-под тяжелых век. Как и отец, он поддерживал с Марковым теплые отношения и на протяжении многих лет делил с ним еду, водку, а порой и крышу над головой — то в своей хижине, то у Маркова. Марков появился у него вскоре после полудня 3 декабря, явно чем-то расстроенный. «Он был очень зол на тигра, — вспоминал Михаил, стоя на едва отошедшей ото льда центральной улице Красного Яра, среди бессчетных луж и коровьих лепешек. — Он матерился, повторял, что мы должны убить, уничтожить, стереть всех тигров с лица земли. Слишком много их развелось, говорил он. Я видел, что он очень обеспокоен: не стал ни есть, ни пить, даже от чая отказался. Только курил непрерывно — одну сигарету за другой, одну за другой, и все жаловался, что они больно слабые. Давай лучше махорки набьем в них, сказал он мне. Не меньше получаса курил».

Многие удэгейцы и нанайцы, включая Михаила Дункая, разделяют убеждение Петра Жоркина: если тигр положил на тебя глаз, ты почти не имеешь шансов спасти свою жизнь. «Он был обречен, — просто сказал Михаил. — Я по его глазам видел. Они были такие странные, пустые, когда мы с ним разговаривали, — как у мертвеца. Это был злобный и мстительный тигр, а Маркиз, очевидно, совершил какую-то ошибку. Лично я думаю, что он стрелял в тигра и тот ему этого не простил. Если бы тигр чувствовал за собой какую-то вину, если он перед этим убил его собаку или еще что-то сделал, он бы попросту ушел».

Антропологи, описывающие жизнь и быт коренного населения, часто отмечают тенденцию к очеловечиванию животных. И хотя къхонгам и нанайцам (как и бессчетному количеству других охотничьих племен) этот подход очень помогал в охоте, западных ученых он подчас нервировал: попробуй докажи — в теории или на практике, — что животные руководствуются человеческими мотивами и эмоциями. Такие заявления юристы и философы называют «ничтожными» — безосновательными и недоказуемыми. Они дают почву бесконечным кривотолкам, придиркам и спорам о терминологии, за которыми упускается главное: подобное взаимопонимание и общение между разными видами основано не на уподоблении животных человеку или человека — животным, а скорее на внимательном отношении каждой из сторон к присутствию и тонкостям поведения другой. Если большую часть своей жизни вы проводите в окружении дикой природы, будучи неразрывно связаны с животным миром и даже зависимы от него, вы несомненно — неминуемо — почувствуете определенное родство с животными, даже если изначально у вас не было такого намерения.

Наглядный пример такой близости был получен в 1940 году на территории Намибии. В мае двое немецких геологов, Хенно Мартин и Герман Корн, бежавшие из нацистской Германии, предпочли раствориться в пустыне, лишь бы не прослыть вражескими агентами в приютившей их Южной Африке. Оба были опытными путешественниками и хорошо представляли себе жизнь в условиях пустыни. Тщательно подготовившись, они погрузили в грузовик все самое необходимое, включая пса по кличке Отто, и отправились в путь по извилистому каньону реки Куйсеб в двухстах километрах на юго-запад от Виндхука. Испытывая голод и жажду, а также постоянный страх быть обнаруженными, они вели отшельнический образ жизни, ночевали в пещерах, охотились, стараясь крайне экономно расходовать патроны, спали прямо возле своей добычи, чтоб ее не растащили гиены. Они провели два с половиной года в этом заброшенном мире, где что животные, что растения мало изменились за последний миллион лет.

В каньоне Куйсеб вода оставалась, даже когда на равнине все озера и реки пересыхали. Тогда леопарды, шакалы, гиены, страусы, антилопы и зебры устремлялись на дно каньона — искать среди камней ручейки и грязные лужицы, чтобы напиться. Для Мартина и Корна погружение в мир животных являлось побочным следствием их добровольного ухода из мира людей. Будучи учеными, оба с большим вниманием и интересом отнеслись к открывшимся им возможностям; Мартин вел подробный дневник своих наблюдений — «Спасительная пустыня» (1957). В нем он описывает, как они были вынуждены приспособиться к существованию в условиях дикой природы, когда вся жизнь строится вокруг трех основных потребностей: безопасность, пища и вода. Впрочем, их положение включало элемент сюрреализма: они захватили с собой ветряной электрогенератор и могли слушать радио. Туда, в сердце пустыни, где Южный Крест господствует в ночном небе, в темноте слоняются стада зебр, а жажда пугает больше всех других напастей, новости о войне в Европе долетали, словно послание с другой планеты. Двое ученых в буквальном смысле слова застряли между двух миров. Их объявили в розыск, они бежали от фашистского режима XX века, но при этом были вынуждены заново открывать и возрождать в себе навыки и инстинкты, дремавшие в человеке со времен каменного века.

Большую часть года пустыня Намиб безжизненна, если не считать редких кустиков и деревьев, так что рацион Корна и Мартина в силу обстоятельств преимущественно состоял из мяса. Они зависели от животных — вся их жизнь вращалась вокруг этих постоянно перемещающихся центров жизнеобеспечения. Поскольку имевшиеся в их распоряжении пули были старыми и обладали низкой пробивной способностью — такой низкой, что порой попросту отскакивали от шкуры, — Мартину и Корну приходилось подбираться к своим потенциальным жертвам на расстояние выстрела из лука. Однако, несмотря на то что с каждым днем их жребий становился все труднее, они не прекращали своих наблюдений, играя таким образом двойную роль — как исследователей, так и объектов исследования. «Наша одежда, пропитанная кровью и потом, стояла колом и была вся изодрана, потому что нам вечно приходилось ползать по раскаленным острым камням»[109], — писал Мартин.

«Наступил момент, когда мы перестали носить белье и брюки… Завернувшись в полотенца, как в набедренные повязки, мы сидели и отрывали ребра антилопы… и обгладывали их, как настоящие хищники. Но наши мысли были свободнее, чем когда-либо, и вечером того дня скрипка Германа наполнила песней триумфа обступившую нас черноту ночи»[110]. Корн тогда расчувствовался и сказал: «Моя душа родом из палеолита — здесь она чувствует себя как дома».

Войдя в древний ритм дождей и засухи, охоты и покоя, Мартин и Корн изучали окружавших их животных, и их социальные связи, иерархия, межвидовая динамика вызывали у них неизменное восхищение. Естественно, со временем оба начали чувствовать себя частью этого мира. «Они были вроде людей[111], которых ты постоянно встречаешь на улице, но не знаешь, как их зовут, — писал Мартин. — Вскоре мы начали воспринимать их как соседей». В сущности, этот суровый, но на удивление оживленный лабиринт из кустарника и каменных глыб являлся своего рода общественным умвельтом, проникнув в который Мартин и Корн наладили своего рода эмпатическую связь с его обитателями: «Мы научились чувствовать[112] их настроение и намерения по тому, как они наклоняли головы или ставили копыта. Мы могли понимать их и их поведение, как вы понимаете своих друзей даже без слов… Чем дольше мы жили среди животных[113], тем яснее нам становилось, что поведение человека и животного очень похоже».

Мартин не переставал удивляться сложности взаимоотношений окружавших его животных и тому, как тонко они чувствовали ситуацию: соперничающие в другое время самцы зебры спокойно уступали друг другу место на тропе, ведущей к водопою; страусиха расправляла крылья в попытке остановить паническое бегство других страусов, заметивших вдалеке угрозу; павиан планомерно разбирал на составные части бинокль; гиена сперва пропускала леопарда на тропе, а после того, как он благополучно проходил мимо, могла разразиться ему вслед визгом и хохотом, словно трус, выкрикивающий угрозы издалека. «Я был поражен: типично человеческое поведение оказалось на самом-то деле типично звериным», — описывает он свои наблюдения.