Грегор Самаров - На берегах Ганга. Прекрасная Дамаянти

• Название: На берегах Ганга. Прекрасная Дамаянти
• Автор: Грегор Самаров
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8189-1537-1

Это удивительная история любви и увлекательных приключений, которые разворачиваются на фоне достоверно описанных событий из жизни индийского народа под английским владычеством в XVIII веке. Сцены ревности и нежных объяснений в любви, бешеной страсти и трогательных прощаний, счастливых встреч и трагических развязок в роскошных дворцах магараджей, непроходимых джунглях, шатрах кочевников погружают читателя в мир экзотических чувств и восточной неги.

Красавица Дамаянти — дочь жрицы — росла при храме, где воспитывался сирота-полукровка с белой кожей. Детская привязанность с годами превратилась в большую любовь. Но богатому и могущественному магарадже, плененному очарованием девушки, удается отбить ее у возлюбленного. Стремясь отомстить сопернику, юноша становится предводителем изгоев-разбойников. Отныне он называет себя Раху — демоном созвездия Дракона. Когда месть должна вот-вот осуществиться, Дамаянти, сердце которой втайне отдано не Раху и не мужу, а молодому английскому офицеру, коварно вынуждают совершить сати — ритуальное самосожжение на костре. Англичанин пытается спасти любимую…

---

— Теперь слушай, Сантосхас, — сказал он. — Ты продолжишь свой путь, отыщешь визиря в Дели и скажешь ему — слушай меня внимательно! — ты скажешь ему, что новый губернатор очень нерешителен и медленно исполняет приказания компании. Он не доверяет набобу Аудэ и потому Даула уедет из Калькутты недовольный, так что его участие в восстании почти обеспечено. Французы в Пондишери еще не готовы, поэтому важнее всего выиграть время и увериться в губернаторе. Пусть же визирь старается во всем идти навстречу желаниям губернатора, ни о чем не спорить, не делать ему затруднений. Все, что может быть утрачено теперь, легко может быть приобретено вновь, когда настанет время действий. Понял ли ты и запомнишь ли ты все это?

— Тем легче запомню, — возразил Сантосхас, — что это полная противоположность тому, что мне велено передать, если бы я почему-либо вынужден был из предосторожности уничтожить письмо.

— Прекрасно, значит, ты исполнишь в точности мое приказание. Берегись ослушаться, тем более берегись вернуться обратно к Дамбхасу и сказать ему, что у тебя отняли письмо, так как наказание твое было бы неминуемым и крайне жестоким!

Сантосхас задрожал всем телом. Слова эти как будто согласовались с его самыми тайными помыслами.

— И кто же приказывает мне это? — спросил он. — Дамбхас также карает ослушание без пощады. Разве тебе мало одного письма? Неужели же мне еще вконец погубить себя?

— Потому что я хочу, чтобы известие было передано визирю в Дели так, как я приказал тебе, а не иначе.

— Но если кто-нибудь узнает об этом, то смерть моя неминуема.

— Твоя смерть будет гораздо вернее, если ты откажешься повиноваться. Ты хочешь знать, кто я? Ну, так знай же, что я Раху, предводитель парий.

— Какой ужас! — застонал служитель. — Вести о злодеяниях Раху достигли стен нашего храма.

— Но ты узнаешь еще более! — сказал Раху, язвительно смеясь. — Знаешь ли, кем я был прежде?

Он наклонился к самому уху Сантосхаса и прошептал:

— Я был Аханкарасом, воспитанником верховного брамина, преемник которого, Дамбхас, вместе с Нункомаром выгнал меня.

— Аханкарас! — застонал служитель. — Это еще ужаснее!

— С тобой не случится ничего дурного, если ты будешь мне повиноваться.

— Я буду повиноваться! — простонал Сантосхас. — Но если об этом узнают?.. Если Дамбхас…

— Я сумею защитить тебя, — прервал его Раху. — Ступай же теперь в Дели, обратная дорога гораздо труднее. Если тебе там дадут документ, то ты сохранишь его для меня. Я узнаю, когда ты вернешься, и подам тебе знак. Понял ты меня?

— Понял.

— Так ступай же.

Раху вскочил, остановился в двух шагах от Сантосхаса и направил кинжал на грудь его, готовый пронзить ее при первом подозрительном движении. Факир, не медля ни минуты, помчался по улице.

«Он будет мне повиноваться, — подумал про себя Раху, — потому что боится меня больше самого Дамбхаса, да и Нункомара, а если даже и не будет, то главная цель достигнута: письмо не дойдет по назначению, губернатор будет доволен».

Так же тихо, как пришел, он проскользнул обратно по опушке рощи и добрался до города, перелез через стену и достиг своих покоев. Здесь он тщательно вымылся и очистился от грязи, спрятал старое платье в дальний угол шкафа, затем при свете канделябра развернул тщательно сложенную бумагу, отнятую у Сантосхаса. Она была написана по-арабски. Раху, уже успевший вполне преобразиться в капитана Синдгэма и сидевший теперь за письменным столом в изящном шлафроке, прочел письмо без всякого труда.

Сначала шла молитва, которой факиры подкрепляют свою память, а между строчками — само письмо с настоятельным требованием, чтобы двор в Дели всеми силами воспротивился передаче провинций Кора и Аллахабад и взялся бы в крайнем случае за оружие. При этом следовало обещание посредством восстания в Бенгалии и окрестностях обессилить англичан. В конце письма в обратном порядке букв имени была подпись Нункомара.

Утром капитан Гарри Синдгэм приказал доложить о себе губернатору. Гастингс тотчас же отпустил секретаря, которому диктовал что-то, и вопросительно посмотрел на своего ординарца. Синдгэм передал письмо Нункомара, к которому приложил как перевод молитвы, так и содержание письма.

Гастингс быстро пробежал последнее. Он настолько хорошо знал все восточные языки, чтобы по достоинству оценить совершенно правильный перевод.

В его глазах сверкнул луч радости, затем он с удивлением посмотрел на молодого человека, как будто только что покинувшего один из великосветских салонов в Лондоне, и в то же время так легко успевшего овладеть тайной хитрейшего и коварнейшего из всех индусов. Молодой человек в коротких ясных словах изложил губернатору, каким образом ему удалось добыть документ и как он заставил посланца отправиться в Дели с совершенно противоположной вестью.

— Ваша милость, — сказал он, — пока можете быть совершенно спокойны. Известная лень и нерешительность правления в Дели после подобной вести еще более усилятся, и никто не вздумает препятствовать передаче провинций. Но прошу вашу милость остерегаться Нункомара. Я вчера подметил один его взгляд, и на кого он посмотрит таким взглядом, тот имеет все причины быть осторожным.

— Я достаточно осторожен, — возразил Гастингс. — А вы, друг мой, должны служить мне орудием для защиты против коварства магараджи. Следите внимательнее за всеми его поступками.

— Можете быть уверены, он от меня не уйдет! — сказал молодой человек со взглядом и улыбкой Раху, не имеющими ничего общего с элегантным капитаном Синдгэмом, так что Гастингс даже испугался. Но он тотчас же ласково кивнул ему и прошептал:

— Конечно, индус против индуса, пария против брамина — это вернейшее, острейшее оружие… Вы оказали нам важную услугу, — продолжал он. — Вот, примите в виде предварительной признательности.

Он вынул из ящика несколько банковских билетов и передал их своему адъютанту. Последний вспыхнул, но принял подарок и спрятал в карман мундира.

— А теперь, — прибавил Гастингс, — проводите меня к баронессе. Мы успеем позавтракать, пока набоб совершает утреннюю молитву.

* * *

В последующие за этим дни в честь пребывания высокого гостя в губернаторском дворце один блестящий праздник сменялся другим.

Было даже несколько парадных обедов, на которых присутствовали члены совета, высшие военные чины гарнизона и форта Вильяма, а также некоторые из знатных магометан и индусов, так что и Нункомар имел возможность щегольнуть роскошью и богатством. Он старался насколько возможно приближаться к набобу Аудэ и с почти униженной почтительностью добивался беседы с ним, причем старался завести разговор на тему о настоящем положении дел в Индии, чтобы узнать что-нибудь определенное по поводу посвящения набоба, так как подозревал, что на это есть особенно важная причина. Но Суджи Даула отнюдь не уступал индусу ни в храбрости, ни в лукавстве, и Нункомар не узнал ничего, кроме того, что ему уже было известно и очевидно для всех.

Он ловко скрывал свою ярость под личиной равнодушия и приветливой улыбкой. Однако ненависть к губернатору, сумевшему провести его и сделать игрушкой в своих руках, росла час от часа. Он с нетерпением ждал вестей из Дели и Пондишери, а также прибытия трех недостающих членов суда, которые по новому уставу правления, изданному компанией, должны были свести на нет распоряжения губернатора и лишить его могущества. Пока он от души радовался падению ненавистных ему магометан в Муршидабаде и ревностно хлопотал о том, чтобы усугубить это падение, доказав виновность Риза-хана и Шитаб-Роя в подлогах. Он старался отыскать побольше свидетелей и документов, доказывавших незаконное получение денег визирем. Гастингс, несмотря на присутствие набоба Аудэ и устраиваемые в честь его Празднества, назначил новое заседание суда, куда пригласил Нункомара с поручением принести с собою все документы и представить свидетелей.

Нункомар прибыл с большой пышностью. Свидетели — мелкие купцы, хлебопашцы, землевладельцы и другие — были отведены в особую комнату. Губернатор предложил магарадже повторить обвинение и представить доказательства. Нункомар говорил долго и убедительно, и ни один публичный обвинитель в Лондонском суде не сумел бы представить такого тонкого сплетения обвинений, не представлявших и малейшей бреши, в которую бы мог проскользнуть подсудимый.

Гастингс потребовал документов, которые, пройдя через руки всех членов суда, были представлены обвиняемым. Риза-хан категорично объявил их фальшивыми. Шитаб-Рой скомкал некоторые из них и бросил под ноги Нункомара. Затем были приведены свидетели.

Тут развернулось необыкновенное зрелище. Каждый из представленных Нункомаром свидетелей повторил тождественные с обвинением и документами факты, каждый, несмотря на проклятия Шитаб-Роя и решительные опровержения Риза-хана, оставался при своем показании и даже соглашался подтвердить его клятвой. Затем Гастингс лично начал допрос, причем решительно отклонил вмешательство Нункомара. Он допрашивал свидетелей строго и резко, подмечал и останавливал малейшее их противоречие и при этом так пытливо смотрел на них, что многие не выдерживали и, задрожав всем телом, опускали глаза. Большинство свидетелей не только отказались от прежних показаний, но даже говорили совершенно противоположное. После прочтения протокола Гастингс встал и сказал: