Энн Эдвардс - Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару

• Название: Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару
• Автор: Энн Эдвардс
• Издательство: Дрофа
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7107-0164-5

«Бессмертная американская классика», «самый знаменитый роман XX века», «волнующая история любви и ненависти» — все это сказано о романе Маргарет Митчелл «Унесенные ветром». О романе, тиражи которого в США и во всем мире уступают лишь тиражам Библии, а фильм, снятый по нему, до сих пор, спустя 50 лет после выхода на экран, остается непревзойденным по числу посмотревших его зрителей.

Какова же история этой прекрасной книги? Как случилось, что скромная домохозяйка — Маргарет Митчелл из Атланты — стала автором супербестселлера? Что должна была узнать и пережить эта женщина, чтобы создать произведение, вот уже более полувека волнующее миллионы читателей во всем мире? Существовали ли в реальной жизни люди, похожие на Ретта Батлера и Скарлетт О’Хару? Все это можно узнать, прочитав историю жизни М. Митчелл «Дорога в Тару». Написанная живо и увлекательно, книга заинтересует не только поклонников романа «Унесенные ветром», но и тех, кто увлекается американской историей, издательским делом и кино.

---

Во время войны за независимость Нэнси Харт убила одного тори и в одиночку захватила в плен отряд мародеров, состоявший из британских солдат, ворвавшихся в ее кухню. Впоследствии часто цитировались слова, якобы сказанные ею при этом: «Я не собираюсь кормить всяких тори своим пудингом».

На следующий день после выхода статьи Энгус Перкенсон пригласил Пегги в свой кабинет и показал ей груду писем, полученных газетой, в которых читатели выражали протест против содержания статьи. Автора обвиняли во всех грехах: от клеветы на женщин штата Джорджия до фальсификации истории в интересах сбыта газеты. Страшно расстроенная этими обвинениями, Пегги спросила шефа, не сможет ли она опубликовать статью, в которой докажет подлинность всех исторических фактов, но получила отказ, а кроме того, к ее великому сожалению, и остальные статьи из задуманной ею серии были отменены.

Пегги с большим трудом воспринимала критику, которая надолго отбивала у нее всякую охоту к написанию чего-либо. Поэтому, чтобы защитить ее от подобной опасности, Медора никогда не показывала Пегги никаких отрицательных отзывов на ее статьи, поскольку высоко ценила журналистские способности Пегги и не желала потерять ее для газеты.

И именно чрезмерная чувствительность Пегги к критике, непреодолимая потребность писать пространные ответы на любые критические замечания, ее мгновенная вспыльчивость в ответ на критику и были причиной того, почему Медора и Энгус Перкенсоны так редко поручали ей более или менее значительные статьи. И хотя это помогало сохранять мир и спокойствие в отделе очерков, но в то же время не позволяло Пегги добиваться каких-то весомых достижений на ниве журналистики.

Хотя было уже около пяти часов дня, яркое желтое солнце все еще ослепительно сияло на летнем небе, когда Пегги сошла с трамвая и стала переходить улицу. Было 10 июля 1923 года. Солнечный свет был так ярок, что она уже почти дошла до тротуара, прежде чем увидела зеленый спортивный автомобиль, припаркованный у ее дома. Ред Апшоу, загорелый и подтянутый, вышел из машины и стоял, загораживая ей дорогу.

Она была уверена, что если еще когда-нибудь увидит его, никаких чувств, кроме ярости и гнева, не испытает. На деле же все оказалось иначе. После короткого обмена приветствиями она пригласила его зайти.

Дома была одна Бесси: Стефенс с отцом — все еще на работе. Некоторое время Пегги и Апшоу разговаривали в гостиной, рассказывая друг другу, чем каждый из них занимался в течение этих шести месяцев их раздельной жизни, причем Пегги даже не упомянула о том, что встречается с Джоном Маршем.

В показаниях, данных ею месяц спустя под присягой, когда в суде слушалось дело о разводе, Пегги заявила, что примерно через десять минут разговора они с Апшоу покинули гостиную и поднялись в их общую спальню. Она, однако, не упомянула о почти полугодовом раздельном проживании, не сказала и о том, добровольно или нет поднялась она с Редом наверх. Как-то, находясь в уединении больничной палаты она заявила: «Мистер Апшоу потребовал от меня выполнения моих супружеских обязанностей после того, как ударил меня кулаком по левой руке, чуть выше локтя». Судебный уполномоченный спросил ее тогда: не давала ли она повода для подобной жестокости мужа? «С самых первых дней нашего супружества я всегда была доброй и любящей по отношению к мужу, и у него никогда не было ни малейшего повода выражать недовольство мною», — ответила Пегги. Она отказала ему в удовлетворении его супружеских прав из-за боязни, что он может обойтись с нею «грубо и бесчеловечно».

При этом адвокат добавил, что Апшоу «бросил ее на кровать, превратив все ее тело в сплошной синяк, поскольку она успешно пыталась сопротивляться». «Это правда, миссис Апшоу?» — спросил судья. «Да, сэр», — ответила Пегги и продолжила свои показания, рассказывая, как ее крики и вопли наконец-то были услышаны Бесси и как та появилась в дверях в тот момент, когда Ред покидал спальню, а Пегги, истерически рыдая, бежала за ним и кричала, чтобы он убирался из дома. К ужасу Пегги, он вдруг развернулся и со злостью ударил ее в левый глаз.

Пегги доставили в больницу, и прошло две недели, прежде чем она достаточно оправилась от последствий этого избиения и смогла вернуться домой. Ее болезнь держалась в секрете даже от самых близких друзей, поскольку унижение, испытанное ею, было почти непереносимым. Ее синяки и ссадины все еще были видны, даже когда она выписалась из больницы, а потому и ее пребывание дома было также окутано завесой секретности.

Пегги попросила брата сказать Медоре, что ей якобы пришлось уехать из города, чтобы ухаживать за больной родственницей, и что ее не будет на работе недель шесть, если Медора, конечно, не возражает. Медора не возражала, но словам Стефенса не поверила, подозревая нечто, более близкое к истине.

Правда… Ее знали только двое — Пегги и Ред. Однако был еще и Джон Марш, которого вновь пригласили на роль посредника.

Покинув оскверненную им спальню Пегги в доме на Персиковой улице, Апшоу отправился прямо к Маршу, которому сразу признался в своем нападении на Пегги, утверждая при этом, что она сама спровоцировала его, а затем, попросив у Марша денег взаймы (и получив их), сказал, что будет безоговорочно согласен на развод и не вернется больше в Атланту, если Пегги не будет настаивать на его судебном преследовании за побои. Он надеется, что Марш возьмет на себя в этом деле роль посредника, на что Джон действительно согласился.

Учитывая, что скандал в случае судебного разбирательства был бы неизбежен, и Пегги, и Стефенс, и мистер Митчелл сочли предложение Реда наилучшим решением. Но Апшоу вдруг покидает город, так и не подписав бумагу о своем согласии на развод. Митчеллы были в ярости, но ничего не могли поделать.

Физически и душевно избитая, вся в синяках от побоев Апшоу, с почерневшими глазами и опухшим лицом, Пегги поначалу отказывалась видеть кого бы то ни было, но Джон Марш настоял на встрече с ней, хотя уже и навещал ее в больничной палате. Доказательства жестокости Апшоу так потрясли Джона, что он принес Пегги небольшой пистолет, который она спрятала под подушку на случай, если Ред нарушит обещание не возвращаться в Атланту.

И Джон, и Пегги — оба знали теперь то, что казалось ей ужасной, гадкой тайной. И это общее знание сделало их ближе друг к другу, а Пегги была уверена, что Джон Марш никогда и никому не выдаст этой тайны.

К тому времени, когда Пегги покинула больницу, она чувствовала себя более обязанной Джону, чем когда-либо и кому-либо в своей жизни, а Джон чувствовал, что никогда прежде ни одна женщина так не нуждалась в нем и не ценила, как Пегги. Он демонстрировал ей свою признательность, ревниво оберегая ее тайну, а она — свою благодарность, молчаливо соглашаясь быть его девушкой.

Мистер Джон Р. Марш Глава 9

Весна 1924 года. Пегги — ведущая очеркистка «Джорнэл». Она не только уважаемая журналистка, но и известная в Атланте личность, звезда репортажа, а ее имя и лицо хорошо знакомы всякому, читающему воскресное приложение.

В то время, когда Пегги работала в редакции, в штате «Джорнэл» состояло много хороших авторов. Кроме Эрскина Колдуэлла, были еще и Грэнтланд Райс, Лоуренс Стам (чья пьеса «Сколько стоит слава?» вскоре пошла на Бродвее), Уорд Морхаус, Уорд Грин, Морри Марки, Рорк Брэдфорд и другие.

Пэгги быстро нашла свое место среди них. Роберт Руарк, будущий автор многих бестселлеров, также работавший вместе с ней в «Джорнэл», говорил: «В своих статьях она сразу брала быка за рога, без всяких там излишних предисловий».

Одной из таких статей, после выхода которой Пегги перевели из отдела очерков в привилегированный отдел новостей и хроники, было ее интервью с Гарри Тау, миллионером из Питсбурга, получившим скандальную известность благодаря выигранному им судебному процессу, что позволило ему избежать виселицы, и позднее попавшему в психбольницу за убийство знаменитого архитектора Стэнфорда Уайта, любовника своей жены — Эвелин Несбит.

У него была все еще густая копна волос которые он зачесывал прямо назад на манер а-ля Помпадур. Цвета они были неопределенного — ни белого, ни «соли с перцем», ни тусклого железа, а скорее цвета сланца, или серые, как у кота. Своими быстрыми бесшумными движениями он также напоминал кота; похоже, годы тюремного заключения породили в нем резкость и нервозность, граничащую с подозрительностью.

Сделанные в той же описательной манере, что и ее очерки, статьи Пегги, написанные ею для отдела новостей, нельзя было отнести к разряду скучных сообщений о чем-либо. Скорее можно сделать вывод, что они были более современными и интересными, чем множество тех статей, что публиковались в журнале.

Пегги взяла за правило быть в курсе текущей моды, а потому со знанием дела писала такие статьи, как, например, «Баловни света и их модные стрижки». Кроме того, она считалась в редакции авторитетом в области постоянно меняющегося сленга. В одной из многих статей на эту тему мы узнаем, что вместе «с пляшущими иероглифами и шутливыми изображениями фараонов», которыми были разрисованы платья фабричного пошива весной 1923 года, Тутанхамон вторгся в американский сленг. «Король Тут» — так говорили о человеке с хорошими намерениями, который постоянно вмешивался не в свои дела и садился в лужу. «Мумия» — означало «бесцветную особу», но когда слова «прекрасная мумия» были адресованы девушке, это означало «высочайшую степень похвалы». А Пегги подбрасывала еще и словечки своего собственного изобретения: «священный ибис!» — заменяло выражение «черт побери!» в минуту волнения. Никто, утверждала она, не может быть привлекательнее «шейха».