Энн Эдвардс - Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару

• Название: Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару
• Автор: Энн Эдвардс
• Издательство: Дрофа
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7107-0164-5

«Бессмертная американская классика», «самый знаменитый роман XX века», «волнующая история любви и ненависти» — все это сказано о романе Маргарет Митчелл «Унесенные ветром». О романе, тиражи которого в США и во всем мире уступают лишь тиражам Библии, а фильм, снятый по нему, до сих пор, спустя 50 лет после выхода на экран, остается непревзойденным по числу посмотревших его зрителей.

Какова же история этой прекрасной книги? Как случилось, что скромная домохозяйка — Маргарет Митчелл из Атланты — стала автором супербестселлера? Что должна была узнать и пережить эта женщина, чтобы создать произведение, вот уже более полувека волнующее миллионы читателей во всем мире? Существовали ли в реальной жизни люди, похожие на Ретта Батлера и Скарлетт О’Хару? Все это можно узнать, прочитав историю жизни М. Митчелл «Дорога в Тару». Написанная живо и увлекательно, книга заинтересует не только поклонников романа «Унесенные ветром», но и тех, кто увлекается американской историей, издательским делом и кино.

---

В своем пятистраничном письме к Гершелю Брискелю, написанном ею в тот первый вечер бегства человеку, с которым она никогда даже не встречалась, Пегги писала, что в то утро, когда она покидала Атланту, ей хотелось одного: «скрыться в горах, где нет ни телефонов, ни газет и где никто ничего не читает, кроме Библии, — и оставаться там, пока не кончатся деньги. Или пока не иссякнет моя слава. А из своего личного репортерского опыта я знаю, что поклонение местным литературным знаменитостям длится не более трех недель».

В другом письме она сообщает, что покинула дом, имея при себе лишь пачку рецензий, записную книжку, несколько детективных романов, пять долларов и пишущую машинку, но не взяв, по ее словам, ни зубной щетки, ни даже смены нижнего белья.

Поездка до Гейнсвилла, находившегося в 55 милях от Атланты, заняла у нее около двух часов, поскольку, пережив последнюю аварию, она взяла за правило вести машину со скоростью, не превышающей 25 миль в час. Пегги сняла номер в скромном отеле, расположенном в стороне от центра Гейнсвилла — небольшого городка у подножия самых северных гор Джорджии, зарегистрировавшись в книге как «миссис Джон Марш из Атланты» и заплатив за комнату три доллара вперед. И хотя она об этом и не упоминала в своих многочисленных «беглых» письмах, ее чековая книжка была при ней, а в городке действовал филиал ее банка.

Беглянке не потребовалось много времени, чтобы достать пишущую машинку и приступить к чтению самых последних рецензий, присланных ей по почте издательством незадолго до ее бегства из дома. Позвонив Джону, она села за письмо к Гершелю Брискелю, который, по словам Джона, позвонил в Атланту, чтобы сообщить, что собирается вскоре на Юг и хотел бы встретиться с Пегги.

«По штемпелю вы сможете определить, что я не дома в Атланте. Я в бегах. И уверена, что Скарлетт О’Харе пришлось пережить куда меньше, когда она покидала осажденную Атланту или находилась в осаде, чем пережила я во время осады, которая длится со дня публикации книги. Если бы я знала, что все это и означает быть писателем, я бы трижды подумала, прежде чем вручить Гарольду Лэтему свою потрепанную рукопись. За эту неделю я похудела на десять фунтов, я вздрагиваю от любого телефонного звонка и убегаю как последний трус, едва завидя знакомое лицо на улице… Совершенно посторонние люди ловят меня за шиворот на улице, задавая при этом потрясающие вопросы, а фотографы выскакивают из всех труб».

Тем не менее, пишет Пегги, она «с большим удовольствием вернется домой», если Брискель решит приехать в Атланту.

«Было бы замечательно увидеться с вами, — пишет Пегги, — ведь я ваша давняя поклонница». И она подробно комментирует его рецензию на «Унесенных ветром»:

«Благодарю вас за фразу, что, несмотря на то, что местами мой роман «граничит с мелодрамой», сами времена, о которых я пишу, были мелодраматичными. Да, именно такими они и были, но надо быть южанином, чтобы представлять себе, до какой степени мелодраматичными они были на самом деле. Я во многом смягчила взятые мною из реальной жизни случаи, просто для того, чтобы они звучали достовернее. И большое спасибо вам за защиту капитана Батлера и достоверность этого образа. Когда я описывала его, мне и в голову не приходило, что потребуется так много аргументов, чтобы доказать, были в реальной жизни люди, подобные ему, или нет. Люди, подобные ему, были тогда столь обычны, что я и выбрала-то этот характер за его типичность. Типична даже его внешность. Я просмотрела сотни старых дагерротипов, вглядываясь в лица, и этот тип лица сразу бросается в глаза. Так же, как лица бледных, печальных молодых людей с непременным локоном на лбу, портреты которых зачастую были снабжены надписью типа «Дорогой кузен Билли. Убит при Шилохе». (Меня всегда удивляло, почему все мальчики, похожие на него, были убиты под Шилохом.) И в случае с капитаном Батлером я оказалась между двух огней: людям он кажется настолько реальным, что я вполне могу заполучить судебный процесс, несмотря на мои уверения, что не писала его ни с кого из тех людей, о которых я когда-либо слышала».

«Бог мой, я все еще продолжаю, — писала она на второй половине пятой страницы письма, добавляя еще несколько строк: — Приезжайте. Я устрою для вас вечеринку, если вам этого захочется, или же просто буду кормить вас, сидеть рядом и слушать то, что вы будете говорить. У моей кухарки старая добрая выучка, и особенно сильна она в приготовлении тушеных овощей и настоящих жареных цыплят, а также булочек, которые тают во рту. Что до меня, то я предпочла бы послушать вас и выразить свою благодарность, нежели устраивать вечеринку».

На следующий день после прибытия в Гейнсвилл утром Пегги пишет Эдвину Грэнберри, автору восторженной рецензии на ее книгу, опубликованной в «New York Evening Sun». Письмо это необычайно длинное — на восьми страницах! — и еще более откровенное, чем то, которое она написала Брискелю:

«Дорогой мистер Грэнберри.

Я — Маргарет Митчелл из Атланты, автор романа «Унесенные ветром». Ваша рецензия на мою книгу была первой из всех, прочитанных мною, и она так обрадовала меня, что мне захотелось тут же написать вам. Больше недели я пыталась это сделать, и вот теперь вы видите, сколь далеки оказались мои благие намерения от исполнения!

Как только я прочла написанное вами, первое, что я подумала, что должна написать вам совершенно необыкновенное письмо, письмо, которое могло бы донести до вас, сколь высоко ценю я вашу доброту. Но оно так и не появилось, затерявшись где-то на дорогах последних сумасшедших недель, и вот сегодня вечером я обнаружила, что сижу в отеле в Гейнсвилле и, падая от усталости, но полная благодарности к вам, пишу нечто бессвязное. А потому простите этому письму его недостатки.

Я и не предполагала раньше, что быть писателем — значит вести жизнь, подобную моей теперешней, иначе я не думаю, что согласилась бы стать им. В течение многих лет я жила тихо и скромно, скромно по собственному выбору, поскольку я — животное не общественное, скромно, потому что хотела работать и не относила себя к числу самых сильных людей на свете. Я сознавала, что нуждаюсь в покое и отдыхе. И вдруг мой тихий мир был взорван. Телефон стал звонить каждые три минуты, дверной звонок — тоже, и совершенно незнакомые люди стали врываться ко мне, задавая совершенно немыслимые вопросы, в том числе и личного свойства, а фотографы стали подаваться мне вместе с утренним кофе.

Появляются и репортеры, но против них я не возражаю, поскольку сама была на их месте, я только не могу себе представить, как им приходится крутиться из-за меня. Ведь я совершенно обыкновенная, не эксцентрична и не имею в запасе никаких романтических историй, связанных с написанием книги. По этой причине они и не могут найти ничего «жареного», что им было бы интересно написать обо мне! Ну и потом эти чаи и вечеринки — они почти замучили меня!

Вчера чаша моего терпения переполнилась, я села в машину и уехала из Атланты практически без багажа, не считая пишущей машинки, четырех детективов и пяти долларов. Когда я прибыла сюда, то была слишком уставшей, чтобы ехать дальше, а потому осталась здесь переночевать, чтобы завтра ехать дальше в горы, где нет телефонов и где никто не узнает меня по какой-нибудь газетной фотографии и не спросит, а трудно ли писать романы.

Не собираюсь перекладывать свои трудности на вас, незнакомого мне человека, который был так добр ко мне. Я просто пытаюсь объяснить, во-первых, свою кажущуюся невежливость с задержкой своего ответа вам, а во-вторых, почему это письмо кажется таким путаным.

Не верю, что смогу донести до вас, сколь много значит для меня ваша рецензия, если не расскажу кое-что о подоплеке создания моей книги.

Я написала ее очень давно, около десяти лет назад, и в основном она была закончена к 1929 году. После этого я почти перестала писать, как по причине частых болезней, похоже, никогда не прекращавшихся, так и потому, что сама вещь не казалась мне заслуживающей того, чтобы ее заканчивать.

Знаю, глупо писать, что я считала свою книгу слишком плохой, чтобы волноваться о ее публикации и продаже, но я не думала, что это будет гуманно с моей стороны — заставить кого-либо покупать ее.

Возможно, это звучит нелепо, но когда я прочла в вечерней газете, что со дня выхода книги распродан уже пятый тираж, то удивилась, потому что знаю, какими могут быть по-настоящему хорошие литературные произведения, и мое не кажется мне таковым. А потому я и не старалась продать его издателям.

После того как в прошлом году приехал мистер Лэтем и выманил рукопись, прислав мне потом на подпись контракт, я была чрезвычайно несчастна. Мне казалось, что я вела себя как круглая дура, позволив книге, подобной моей, выйти в свет, чтобы другие могли увидеть, насколько она плоха и обсудить ее недостатки во весь голос и в любых публичных изданиях.