Энн Эдвардс - Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару

• Название: Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару
• Автор: Энн Эдвардс
• Издательство: Дрофа
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7107-0164-5

«Бессмертная американская классика», «самый знаменитый роман XX века», «волнующая история любви и ненависти» — все это сказано о романе Маргарет Митчелл «Унесенные ветром». О романе, тиражи которого в США и во всем мире уступают лишь тиражам Библии, а фильм, снятый по нему, до сих пор, спустя 50 лет после выхода на экран, остается непревзойденным по числу посмотревших его зрителей.

Какова же история этой прекрасной книги? Как случилось, что скромная домохозяйка — Маргарет Митчелл из Атланты — стала автором супербестселлера? Что должна была узнать и пережить эта женщина, чтобы создать произведение, вот уже более полувека волнующее миллионы читателей во всем мире? Существовали ли в реальной жизни люди, похожие на Ретта Батлера и Скарлетт О’Хару? Все это можно узнать, прочитав историю жизни М. Митчелл «Дорога в Тару». Написанная живо и увлекательно, книга заинтересует не только поклонников романа «Унесенные ветром», но и тех, кто увлекается американской историей, издательским делом и кино.

---

Стотысячная толпа людей уже заполнила освещенные ярким светом «солнечных» прожекторов кварталы Персиковой улицы, прилегающие к городскому театру, когда счастливые обладатели билетов стали прибывать на премьеру.

Эти «избранные» хорошо сознавали, что являются участниками события национального масштаба и что они собрались здесь, чтобы посмотреть фильм, снятый по роману, на создание которого ушло почти десять лет жизни его автора — Маргарет Митчелл.

Знали они и то, что потребовалось два года, чтобы найти исполнительницу роли Скарлетт О’Хары, что фильм был самым дорогим в истории Голливуда и что идет он четыре часа, являясь, таким образом, самым длинным фильмом из всех, когда-либо снятых в Голливуде. «И самое главное, — писала газета «Таймс» в своей статье, посвященной премьере «Унесенных ветром», — большинство из зрителей знало наизусть историю любви Ретта Батлера и Скарлетт О’Хары, и они непременно стали бы протестовать, если бы в фильме было хоть одно серьезное отступление от романа».

Нигде, ни в одном письме из своей обширной переписки, уцелевшей при посмертном уничтожении ее личных бумаг, Пегги не написала ни слова о том, что чувствовала она в тот момент, когда они с Джоном садились на зеленое бархатное сиденье лимузина, предоставленного им Сэлзником, или на пути к театру, где ей предстояло в первый раз увидеть на экране оживших героев своего романа. Она только заметила, что лимузин Сэлзника — самое роскошное средство передвижения из всех, на которых ей когда-либо доводилось ездить.

Бесси, помогавшая ей надеть длинное пышное платье из бледно-розового тюля, выбранного Пегги для выхода на премьеру, сказала: «Мисс Пегги до самой последней минуты надеялась, что сможет досмотреть фильм до конца».

Театр находился в пяти минутах езды от дома Маршей, и Дитц в своем сценарии проведения премьеры предусмотрел, что Пегги приезжает последней.

Толпы людей, простоявших на улице весь день в надежде увидеть хоть мельком главных виновников торжества, ко времени прибытия Пегги уже находились в состоянии, близком к неистовству. Погода была прохладной, дул свежий ветер, но люди поснимали свои пальто и стояли, размахивая шляпами и флагами Конфедерации. И вот момент, которого все так ждали, наступил: их собственная Пегги Митчелл уже подъезжала к театру, где предстояло воссоздать историю Атланты, и через несколько минут она должна будет появиться на черном сверкающем лимузине, сопровождаемом почетным эскортом из полицейских машин.

И когда Пегги прибыла к театру и вышла из машины, стараясь идти так, чтобы из-под длинного вечернего платья не было видно ее тяжелой ортопедической обуви, она была поражена царившим вокруг ослепительным блеском: вся площадь перед театром была залита морем огней, яркие лучи прожекторов пересекались в небе, а на Персиковой улице было светло как днем.

Мэр Хартсфилд вышел вперед, взял Пегги за руку и повел ее на высокую платформу, установленную перед театром, на которой находились микрофоны. Пегги оглянулась, подождала, пока Джон выйдет из машины, и лишь тогда вновь повернулась к толпе и приветственно помахала рукой собравшимся людям.

Из-за криков и свиста никто на площади, скорее всего, не услышал, как ведущая представила Пегги собравшимся. Говард Дитц, стоявший рядом с Пегги, помог ей спуститься с платформы и по устланной красным ковром дорожке пройти к театральному подъезду. И в тот момент, когда Маргарет Митчелл скрылась в дверях импровизированной «Тары», толпа взорвалась аплодисментами.

Четверо пожилых ветеранов (самому молодому из них было 93 года), сражавшихся в битве за Атланту, одетые в серые мундиры армии конфедератов, сидели на стульях в проходе между рядами. Спускаясь вниз, под руку с Говардом Дитцем, Пегги остановилась и, наклонившись, пожала руку каждому ветерану и лишь затем продолжила спуск к своему месту в партере. Через несколько минут свет в зале погас.

Позднее Пегги говорила, что была несколько ошеломлена, когда на экране появились титры: «Это была земля рыцарей и хлопковых полей, называвшаяся когда-то Старым Югом». «Рыцарь» было не то слово, которое ассоциировалось у нее с Югом. Но не успела Вивьен Ли надуть губки и покапризничать на экране и пяти минут, как Пегги, да и другие зрители, уже была убеждена, что лучшей актрисы на роль Скарлетт было не сыскать. И хотя произношение мисс Ли несколько отличалось от произношения жительницы Джорджии, никого из зрителей это, похоже, уже не волновало. «Она — моя Скарлетт», — заметила Пегги Медоре в антракте.

На протяжении всего фильма публика то аплодировала, то вскрикивала, то свистела или плакала — поочередно. Крики восторга и одобрения вызвала сцена, в которой Скарлетт стреляет в дезертира-янки; рыдания слышались в зале, когда на экране жители Атланты переживали трагические минуты, вчитываясь в списки погибших и раненых в битве при Геттисберге; а когда оркестр Конфедерации, разгоняя гнетущее настроение, начинал играть зажигательную мелодию «Дикси» — зал взрывался аплодисментами.

Громкое «ха-ха-ха» Пегги раздавалось всякий раз, когда на экране появлялась Присси (Баттерфляй Макуин) или когда Мамушка (Хэтти Макданиэл) слегка приподнимала верхние юбки, чтобы показать Ретту Батлеру кончик нижней, сшитой из красной тафты.

В своем обзоре, посвященном фильму и опубликованном на следующий день в «Атланта Джорнэл», Медора приводит слова Пегги о том, что она была очень расстроена отсутствием на премьере Хэтти Макданиэл. «Она единственная из всех «звезд», участвовавших в фильме, не приехала в Атланту, а «звезда» она настоящая. Сцена, в которой после смерти Бонни Мамушка вместе с Мелани поднимается по лестнице, — самая прекрасная из всех, когда-либо виденных мною».

Когда фильм закончился и в зале зажегся свет, едва ли можно было найти во всем театре человека, чьи глаза не были бы заплаканны. И когда Пегги в сопровождении мэра Хартсфилда шла по проходу к сцене и когда потом стояла рядом с Дэвидом Сэлзником и другими актерами на сцене, она, не стыдясь, вытирала слезы кружевным платком.

Зал встал, аплодируя и крича «Браво!». Мэр Хартсфилд подвел Пегги к микрофону и на мгновение стало тихо, когда конферансье объявил: «Леди и джентльмены, мисс Маргарет Митчелл из Атланты». Мэр опустил микрофон, чтобы Пегги удобнее было говорить, но еще несколько минут ей пришлось ждать тишины: в зале бушевала овация.

Пегги стояла на сцене, невероятно похожая на ребенка; щеки ее пылали, глаза покраснели от слез, а скромный розовый бант поддерживал ее волосы. «Это была случайность, — проговорила она, наконец, дрожащим голосом, — и я так рада, что вам понравилась моя бедная Скарлетт». Она закончила свою речь, поблагодарив «мистера Сэлзника и всех, кто создавал этот фильм», за «прекрасно выполненную работу по воплощению моей книги на экране».

Пусть редко, но в адрес романа Пегги звучали критические высказывания: и что-де это обыкновенная любовная история для дамского журнала; и что взгляд на историю у нее узкий, местнический; и что эпические размеры романа претенциозны, а писательский стиль Пегги далек от совершенства. Фильм же оказался недосягаем для критики.

Дело в том, что в течение трех лет с момента выхода в свет роман «Унесенные ветром» был воплощением не одной, а двух американских легенд: одна — яркая, волнующая; связанная с войной штатов и рассказанная с точки зрения Юга; другая — героическая и трагическая одновременно история любви двух людей, оказавшихся достаточно сильными и стойкими, чтобы пережить войну. А потому, соединив обе легенды в одном фильме, Сэлзник сделал как бы две картины: «достоверную историю мятежа для Юга и волнующую историю любви для всей остальной страны».

Да и сама Пегги никогда не сомневалась в успехе фильма, тогда как успех книги казался ей случайным и преходящим. И покидая театр в сопровождении эскорта, медленно двигаясь, чтобы принять поздравления от заплаканных, взволнованных зрителей, Пегги прошептала Медоре: «Мне кажется, что на этот раз никакого сумасшествия не будет».

После ряда «премьер» в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и Чикаго попасть на фильм «Унесенные ветром» в любом кинотеатре страны можно было, лишь предварительно заказав билеты. Причем цена на них была вдвое выше обычной. И тем не менее, несмотря на высокие расценки и необходимость предварительного заказа билетов, кассовые сборы били все рекорды. Спекулянты скупали билеты и тут же перепродавали по таким запредельным ценам, что даже посещение нью-йоркского «Live Theatre» казалось по сравнению с просмотром «Унесенных ветром» намного более дешевым удовольствием. Даже те, кто не читал роман и потому до выхода фильма на экран ничего не знал ни о Маргарет Митчелл, ни об «Унесенных ветром», теперь не могли удержаться, чтобы не познакомиться и с книгой, и с фильмом.