Иван Истомин - Первые ласточки

• Название: Первые ласточки
• Автор: Иван Истомин
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7529-0695-4 (Т. 2), 5-7529-0675-Х

Книга кроме произведений старейшего ненецкого писателя содержит также воспоминания о нем.

---

— Дело сделано — поил коней! — лепетнул Сенька и сбивчиво заговорил: — Эль, мне сильно понлавился Гнедко. Хочу менять с тобой баш на баш… своего Пеганку на твоего Гнедка.

— Да-а?! — удивился Эль.

— А что? — пробасил Будилов. — Верно — можно менять запросто! У Семена голос… детский, а на Пеганку нужно вроде моего баса. Но мне некуда ездить. Пеганка и Алексей — вот пара. Горы свернут…

— Горы-то горы, да будет ли тяжеловоз слушаться меня. — Эль перестал смеяться. — И Гнедка жалко…

— Знаем… плачете оба, когда ты, Гажа, бьешь его… — Сенька опустил капюшон и сел на лавку. — Поплобуй-ка с Пеганкой меляться силой.

Эль кивнул головой — точно, у него уже промелькнула такая мысль.

Вышли во двор. Сияла полная луна над вершинами кедров и елей, отражая-отбрасывая черные их тени на белизну искристого снега. На небе приветливо мигали звезды, словно спелые морошки. Запрягли коней и поехали дальше. Эль занял Сенькино место, нарочно затрубил голос и стеганул Пеганку так, что она вздрогнула, рванулась вперед и понеслась крупной рысью. Эль и Будилов едва удержались на месте. И Сенька сзади на Гнедке радостно завизжал, как ребенок, видя, что конь у него бежит вовсю.

— Вот что значит хозяин сильный. — Александр Петрович все еще смеялся. — Будет толк, Алексей! А Сенька пусть берет твоего коня…

Так и ехали крупной рысью до Березова, сделав еще две остановки в ямских домишках. Всего пути от Мужей чуть больше полутора суток.

2

В Березовом остановились у сторожа пристани, которому было поручено охранять мужевский груз. В избе горел югыд-би, как во многих домах, что поразило Сеньку Германца. Александр Петрович за два дня получил все, что надо, и стал помогать грузить Элю и Сеньке. Эль вздыхал о выпивке. И Сенька не пил — у них просто не было денег, аванс у Будилова еще не получали.

На третьи сутки решили отдохнуть, пошататься по кару — городу. Но в карманах пока пусто — и в каре скучно. Накануне вечером ударил крепкий мороз. Сенька был неважно одет и боялся замерзнуть. Так и коротали время до вечера, играли в дурачка.

— Завтра поедем, хоть и в стужу, — сказал Будилов, раздавая карты. — Кони отдохнули за три дня, и нам пора.

— Мы-то с тобой можем, а Сенька-то как, якуня-макуня! Замерзнет ведь. — Эль посмотрел на обувь Германца.

— Точно, — согласился Александр Петрович. — А как договорились — меняете коней баш на баш?

— Меняем… — ответили вместе.

Будилов решил — если будет стужа, то они с Элем поедут на Пеганке, а Семен подождет и выедет на Гнедке, когда будет теплее.

Вдруг электрическая лампочка на потолке погасла, стало темно.

Александр Петрович недовольно пробубнил:

— Ну вот и в темноте остались. Еще рано, нет восьми часов. Только ушел на дежурство хозяин. Часто так бывает, мамаша?

— Часто, — сказала она. — Сейчас зажгу керосиновую лампу.

Сенька похвастался в темноте:

— А у нас не будет так! Я сам стлою югыд-би. И ладиво привезем в Мужи…

Старушка принесла горящую лампу, и Александр Петрович стал собираться к другу-связисту.

— А аванс? — спросили друзья.

— Да-а, забыл… — хмыкнул Будилов. — Только не выпивать. Вы завтра купите своим женам и детям подарки. — И дал им деньги, потом надел непродуваемую малицу и ушел, гаркнув: — Пока!..

— Ну начальник у вас громогласный. Хоть уши закрывай, — засмеялась хозяйка, когда он вышел.

Эль и Сенька стали думать, нельзя ли выпить.

— Тут в каре есть сур, мамаша? — спросил Эль. — А то некуда девать деньги…

— Они пищат, — ухмыльнулся Сенька.

Она вначале удивилась, что прибывшие из Мужей вроде тоже выпивают, как везде. «Вдруг они нехорошие в пьяном виде. Еще начнут дебоширить, а старика нет», — подумала хозяйка. Но потом сравнила по виду Эля и Сеньку, маленького, и сказала:

— Вообще-то есть самогон, даже рядом, токо ни-ни. Боятся милиционера…

— Мы плиезжие, — успокоил Сенька.

Старуха оделась, сходила недалеко и принесла бутыль с какой-то белесой жидкостью. Понюхали — самогон. И начали понемногу тянуть его. Угостили чуточку и хозяйку. Она подала им закусить сырой недосоленной «сись чери» — гнилой рыбой — вкусной и специфически пахнущей. К тому же рыба была мерзлой — во рту таяла, будто сахар.

Пили, затянули зырянскую песню «Ой ты, солнышко мое…».

Вдруг у Гажа-Эля возникло желание в последний раз попрощаться с Гнедком. Избить его от души, а потом обнять его и реветь-скулить, изливая всю неудавшуюся жизнь.

— Не смей моего Гнедка тлогать! — лепетнул, вскочил с места Германец, уже пьяный, и замахнулся на Эля.

А Гажа-Эль вышел, преспокойно привязал Гнедка уздой за бревно. Конь, нервно вздрагивая, играл мускулами и негромко ржал. Эль, перекрестясь и плюнув в ладонь, начал стегать коня изо всей силы, приговаривая:

— Это за все мои грехи!.. За знакомство со мною, Гажа-Элем! За службу верную от меня, дурака!..

Пеганка отошла в сторону. А Сенька плакал на коленях.

3

Назавтра Гажа-Эль с Будиловым собрались ехать на Пеганке в Мужи, а Сенька решил остаться с Гнедком — по-прежнему была стужа. К тому же Сенька, нализавшись допьяна, на «прощании» Эля с Гнедком чуть не отморозил ноги и даже захромал. Будилов ругал крепко обоих за учиненную пьянку и не дал им опохмелиться. Но Гажа-Эль днем, еще раз сводив лошадей на водопой, все же ухитрился где-то выпить.

— Безобразие! — сердился Александр Петрович. — Надо ехать сейчас же!

Он дал Семену деньги, чтоб прожить несколько дней, рассчитался с хозяевами, и к вечеру они выехали из Березова. Поехали легкой рысью, хотя розвальни до отказа нагружены тяжелым мотором, мотками проводов, покрытых сверху брезентом. Оставалось место сидеть на возу только спереди и сзади.

«Вот уже и огни зажглись кое-где, — думал Будилов, глядя на еле видимый из-за морозного тумана город, закрывая лицо рукавом от сердитого ветра. — Ничего, в Мужах тоже будет югыд-би. Без канители: то погаснет, то зажжется. Проведем радио, у нас уже стоит мачта, оборудуем радиоузел. Вот привезем, натянем провода — и слушай Москву… Правильно толкует начальник электростанции — мне надо заранее готовить заместителя…» — Но тут лиственницы и кедры заслонили Березово, и он отвлекся, приглядываясь к коню. Гажа-Эль даже не гнал особо Пеганку, но она сама шла резвее, будто играла. Да и Будилову и Элю хотелось быстрее попасть в ямскую избушку, чтобы не мерзнуть зря. Отдыхали дольше, а в Азовах совсем стало тепло. Сенька, наверно, мчится вовсю на Гнедке, чтоб догнать тяжеловоза. Вон и лошадь с той стороны.

Но когда подвода прибыла в Азовы, то оказалось, что это ямщик, везет пассажирку в Обдорск. Она и сказала, что слышала, будто приезжий из Мужей потерял коня и ищет, не может найти.

— Якуня-макуня! — сразу догадался Гажа-Эль. — Гнедко погнался за мной. Любит-то меня, дурака.

— Значит, бежит сюда. А может, пробежал мимо нас, когда мы отдыхали, — пробасил Будилов. — Вот несчастье-то Сеньке, да и мне, главное…

Но в Мужах не оказалось Гнедка — ни во дворе Эля, ни у Сеньки. Гажа-Эль и Будилов долго и много доказывали Ичмонь-Верке и отдельно Гаддя-Парассе, что Сенька в Березовом остался из-за них, женщин, а они свое — отдай Пеганку, отдавай. Но у Пеганки новый хозяин — Гажа-Эль, и он не даст.

Насилу уговорили жен беспутного Германца. А Марья у Эля согласилась сразу — правильно, что променял на тяжеловоза, хотя Гнедка жалко.

Неделю ждали Сеньку, а его все нет и нет. Эль утром и вечером навещал женщин. Будилов тоже заходил к ним ежедневно, но все безрезультатно. Александр Петрович караулил почту сверху — не расскажет ли кто-нибудь из приезжих о пропавшем Сеньке.

И вот наконец узнали от проезжающего, что мужевский человек, вроде зовут его Семен, застрял с грузом в городе — ему надо в Мужи, а конь удрал, но потом нашелся — мертвый…

— Как — мертвый? — удивился Будилов.

— Не знаю, — ответил тот. — Хозяин плачет, не знает, как ехать…

Начали думать с Куш-Юром. Надо кого-то отправлять на выручку беспутного Сеньки. И Гнедко мертвый, если не врет проезжий.

Решили обратиться к Варов-Гришу, потому что у Эля еще изба не готова. Гриш мялся вначале, ругал Германца и его жен, но согласился съездить.

На полдороге к Азовам встретил он воз с грузом и двумя седоками. Остановились.

— Мать родная! Сенька-Семен!.. — воскликнул Гриш, увидев съежившегося на задке Германца. Он сидел в облезлом гусе поверх малицы и держал руки за пазухой.

— А я поехал за тобой. Вот хорошо-то — сам ползешь-едешь до Мужей. А Гнедко где? — Он смотрел на незнакомую черную лошаденку и на ее кучера.

— Пропал конь! — ответил тот. — Оставили пока под навесом у сторожа пристани…

А Сенька, услышав Гриша, заерзал, обрадовался, а потом захныкал: