Иван Истомин - Живун

• Название: Живун
• Автор: Иван Истомин
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7529-0674-1 (Т. 1), 5-7529-0675-Х

Переиздание одноименного романа, повести «Последняя кочевка» и рассказов старейшего ненецкого писателя. Произведения, написанные на автобиографической основе, воссоздают историю Тюменского Севера 20-х–30-х годов нашего столетия.

---

И все же дух творческого соперничества в целом на Ямале с годами стал ослабевать. Это показала проведенная в декабре 1996 года Международная конференция писателей народов Севера, состоявшаяся в Салехарде.

Причин много, они понятны. Но я бы выделил следующие: прежде всего ушел такой необходимый для регионального литературного процесса писатель — лидер, каковым был многие годы Истомин; добавим столь характерное для переломных эпох сползание к мелкотемью. За перо взялись кому надо и кому не надо. Эгоизм дорвавшихся до инвестиций и тщеславие издаваемых дошли до такой степени, что авторы книг-однодневок стали избегать рецензий, разборов рукописей, совершенно нетерпимы стали к литературной критике. Переход к рыночным отношениям еще больше подстегнул заинтересованность авторов в количестве выпускаемой продукции, пишут, не заботясь о ее качестве и реализации, не считаясь с потребностями читателя. Лишь бы нашелся спонсор, лишь бы были деньги.

Известно, что литература малых народностей, в основном, переводная. Но не всегда увидишь, кто переводчик, да иногда кое-кто рад скрыть свое имя, поскольку перевод — чистейшая халтура. Он это понимает, но ему тоже нужны деньги, чтобы выжить. Вновь и вновь тиражируются образы, которые были присущи молодым авторам при Истомине, во времена становления национальной литературы. На этом фоне, как одинокая певчая птичка, прозвучала, пожалуй, ненецкая писательница Анна Неркаги со свежим взглядом, глубокой философией и психологией своих героев в повестях «Анико из рода Ного», «Илир», «Белый ягель», «Молчащий»…

От сознания подобной своей творческой несостоятельности некоторые авторы северных народностей вдруг ринулись на критику русского языка, будто бы виноватого в том, что они слабо его знают. Да и сам русский народ изображают как завоевателей. Художественность и духовность при подобном подходе подменяются национальным самолюбием и даже отталкиванием от «русскости».

Так был ли русский народ завоевателем Севера? И недостаточно ли он сам, исторически сложившийся многонациональным, пострадал от различных систем и идеологий? Этот факт глубоко понимал Иван Григорьевич Истомин. Во многих статьях, произведениях он с благодарностью обращается к русскому народу и его языку как основе общения российского народа, как духовному и культурному корню России.

В то же время нельзя не признать (и это общая беда), что великий русский язык, выработанный сотнями поколений, перед которым преклонялся весь мир, по-радикулитному стал старчески сгибаться. Не только иностранная белиберда, полууголовщина разъедают его изнутри, но даже исконные русские слова стали произноситься в ином значении. И это тоже одна из причин ставшего привычным слабого перевода подстрочников, и, как следствие, потеря колорита и сочности языков малых народностей — подобного рода потери литераторы смогут исправлять лишь при высокой требовательности к себе.

Есть малые народности, но нет малой литературы — ома единая составная мировой культуры. Очень жаль, что мало обращается внимания на общее направление развития литературы. На сегодняшний день раскладка ямальского населения такова: 18 процентов — сельское, 82 — городское. Пока коренные сельчане возились с навозом, рыбку ловили, оленей пасли — на Ямале произошла урбанизация. И с этим надо считаться, хотя бы в плане тематических предпочтений! В то же время питательная среда для большинства литераторов по-прежнему остается в сельской местности, в глубинках по языку и самобытности. Вот почему так важно сохранить эту среду обитания!

Самая сильная сторона — это, конечно, фольклор малочисленных народностей. Его активно используют, но он далеко еще не востребован. Его необходимо бережно и кропотливо собирать знающим людям, сохраняя веками наработанную манеру сказителей, и ничего лишнего не придумывать. Это основа и питательная среда будущих книг-сказок для мастеров слова.

После Ивана Григорьевича Истомина, к нашему стыду, на сегодня нет ни одного из коми-зырян прозаика или поэта. Но именно этот народ при всех запретах на религию сохранил на Ямале христианство, праздники, обряды. У коми-зырян множество прекрасных песен, особенно остроумны пословицы и поговорки. Причем это можно услышать в каждом доме, в любой беседе.

На Ямале посредством художественного слова совершенно не раскрыты судьбы репрессированных, раскулаченных, мрачная история 501-й стройки — «мертвой» железной дороги в чистке ГУЛАГа.

Еще одна тема, о которой думаешь, своеобразно инвентаризуя материал оставшейся без Истомина ямальской литературы — тема заселения полуострова. Если эпопея освоения месторождений нефти и газа в Сибири страстно воспета К. Лагуновым в романах «Ордалия», «Больно берег крут» и других, то сегодня актуальна иная тема — обживания Севера. За этим обязательно стоят судьбы и выбор родины для своих детей. Здесь, к сожалению, пока назвать нечего.

И наконец, тема природной среды — самая большая и самая уязвимая. Раскрытие ее через природоохранные службы или бесконечные выкрики, типа: «Все вырубили, все уничтожили, разорили, загрязнили» — дело безнадежное. Уже не всколыхнет никого — привыкли. Человек пользовался природой и будет пользоваться. Но как?

В основе этой темы лежит понятие «экология», с древнегреческого языка — «жилище». Если Ямал представить как огромный чум под северным небом, где живут люди разных национальностей, где пасутся олени, водятся звери и птицы, текут реки, осваиваются недра, строятся города и поселки, то, естественно, возникает вопрос, что этот чум надо ежедневно убирать, заботиться о чистоте своего жилища, так, как заботился о чистоте своих помыслов Иван Истомин.

Каждый писатель стремится к признанию, но не он это определяет. Ненцы Ивана Григорьевича считают ненецким писателем, зыряне — коми писателем. А для всех нас он писатель российский и остается примером человечности, вдохновения и труда.

Ю. Н. Афанасьев

ПОСЛЕДНЯЯ КОЧЕВКА Повесть

Ледоход был бурным. Потемневшие льдины, словно потревоженное стадо оленей, толкаясь и громоздясь друг на друга, шумно двигались по Оби. Выше по течению, за излучиной реки, виднелась полая вода, широко разлившаяся меж берегов, отороченных узкой полосой оставшихся льдинок. Водная равнина неудержимо приближалась, оттесняя грузноватые хрупкие льдины все дальше и дальше на север.

День выдался теплый, ясный и тихий. В безоблачном небе сияло ослепительно яркое полуденное солнце. Оно, будто перелетная птица, вернулось в Заполярье после долгой и холодной зимы. Теперь круглые сутки щедро озаряло необъятный край, отражаясь в бесчисленных тундровых озерах, в заберегах рек и речушек. Над Обью непрерывно неслись в вышине бисерные ниточки птиц, разноголосо и весело приветствуя свои родные места. А воздух, очищенный весенними ветрами, влагой и солнцем, был упоительно свеж. Как в такой день, исключительный для Севера, не выйти на лужок над рекой?!

Старик Ямай, низенький и толстый, в легкой малице с опущенным капюшоном, сидел у реки на ветхой, без нескольких копыльев нарте и неотрывно смотрел с пригорка вниз, на реку Обь. Он всю свою жизнь кочевал с оленями в тундре, далеко от больших рек, и такого ледохода никогда не видел. Трубка давно уж потухла в его зубах, а он все смотрел на реку, на льдины. Вот одна из них с куском подтаявшей грязной зимней дороги поднялась на дыбы и с грохотом погрузилась в бурлящую воду.

— Ай-яй-яй! — не удержался старик, покачал седой головой, остриженной под польку.

Льдины лениво, словно им не хотелось уходить из родных мест, все плыли и плыли куда-то вниз по реке, откуда им уже не было возврата. И это невольно заставило Ямая думать о другом. Старик по-прежнему глядел на реку и думал, что вот и в жизни так же: старое ушло, нет ему пути назад.

* * *

…Началось это с колхозного собрания. Оно было таким же необычным и бурным, как ледоход.

Молодежь с каждым годом все чаще и чаще поговаривала о том, что пора перейти их кочевому колхозу на оседлость. Пожилым, особенно старым, исконным кочевникам, казалось это ненужной и не скоро осуществимой затеей.

Много было на собрании споров, ругани и даже слез. Разве нельзя жить, как жили до этого? На Ямал пришла новая жизнь, без кулаков, шаманов, купцов. Люди трудятся сообща, сами на себя, и жизнь с каждым днем становится лучше. Что же еще надо? — возражали молодым. А колхозники помоложе да пограмотней доказывали, что дальше так жить нельзя. И секретарь колхозной парторганизации, учитель Максим Иванович, с ними заодно. Когда-то давно он помогал создавать первые тундровые колхозы и собирал первых учеников-ненцев в школу. В ту пору звали его просто Максимкой. И он совсем не знал ненецкого языка. Теперь же Максим Иванович Волжанинов постарел, ссутулился, усы поседели, а по-ненецки разговаривал не хуже самих оленеводов.