Raptor - Тенебрариум

• Название: Тенебрариум
• Автор: Raptor
• Жанр: Научная Фантастика

В поисках вдохновения, писатель отправляется в далёкий город-призрак, уничтоженный загадочной катастрофой.

---

— За что? Неужели за шаманство?

— Нет, конечно. За помощь в сохранении культурного и языкового наследия малых народов. Хе-хе. Ты понимаешь, Писатель, альмы — юкагирские шаманы, отличаются от других шаманов, например, якутских, или эвенкийских. Они не столько жрецы, сколько хранители древних знаний своего народа. Из поколения в поколение альмы бережно передавали эти знания для потомков. В первую очередь, язык и фольклор. Дед хранил в своей голове столько разных историй, легенд и сказаний, что за всю жизнь не успел пересказать мне их полностью. А сколько песен он знал… Память у старика была — дай бог каждому. С ним всегда было интересно. За это его все очень уважали. Даже отец. Хоть и не мог смириться с его шаманским статусом. Но самого деда, как человека, он безусловно уважал. И дед к нему относился очень хорошо. Как сейчас помню, после очередного спора, отец, разгорячённый выбегает из хижины, а дед спокойно говорит, — 'Василий — умный начальник. Очень умный. Но слышит только свой голос. Слышал бы другие голоса — стал бы ещё умнее'. Он, кстати, его так и называл — 'начальник'. По-имени редко, и только за глаза. В селении отца все так называли. Не только дед. Сколько раз он деду говорил — 'Отец, ну какой я тебе начальник?' А тот всё равно его так называет. Наверное так юкагиры выказывали ему своё почтение. То ли слово 'начальник' для них означало что-то вроде 'господин', то ли у заключённых из окрестных лагерей это обращение переняли — не знаю, обманывать не буду. Важно, что отец с дедом, несмотря на разногласия, крепко дружили, и часто ходили вместе на охоту. Меня с собой не брали. Мал ещё был. Ну а потом война началась. Отец ушёл на фронт. Мы с мамой остались в Якутске. На время перебрались к деду. Жили у него пока война не закончилась. Переживали сильно за папу. А дед всё время говорил, — 'Не бойтесь за Василия. Ворон его бережёт'. Хочешь верь, а хочешь не верь, но отца действительно что-то защищало. Сначала он воевал с немцами, потом с японцами, и за всю войну получил лишь одно лёгкое ранение. Бедро осколком зацепило. Вернулся домой только в начале сорок шестого, живым и невредимым. Вот радости-то было! Как только вернулся, сразу увёз нас обратно в Якутск. Хотели и деда с собой перетащить. Как раз в ту зиму бабка померла. Дед было согласился, и переехал к нам, в город, но прожил только полгода. Не по нутру ему была городская жизнь. Уехал обратно в тайгу. Три года ещё прожил в одиночестве и преставился.

— А кто его награждал?

— Дак, приезжали там. Сначала какая-то бабёшка-филолог. Жила у нас около недели. Занималась изучением юкагирского языка. Дед её консультировал. Ещё приезжали собиратели народного фольклора. Ну как, помнишь, Шурик из 'Кавказской пленницы'? Хе-хе. Вот, то же самое. Записывали сказки легенды…

— Тосты? — усмехнулся я.

— Не-ет, тостов не было. Песни были, это да. Танцы были. Камлания были, с бубном. Культурная программа, в общем. Дед всех очень радушно встречал. От него гости всегда уезжали довольными. Ну а потом и награды, хе-хе, нашли героя. Да-а, дед у меня был большим знатоком в области устного народного творчества. А я, к стыду своему, подкачал. Память дырявая. Почти ничего из его рассказов не запомнил. Одно только в памяти осталось. Дед часто возвращался к 'Вороньему эпосу'.

— Что это?

— Ворон — священная птица. Не только у юкагиров. Но и у большинства северных народов. Он считается создателем мира, первоосновой. Поэтому, именно ему посвящено так много легенд и преданий.

— Вы упоминали, что белый ворон — это Ваш тотем. Значит он помог не только Вашему отцу, но и Вам?

— Можно и так сказать. Я до сих пор не понимаю, реальностью это было, или безумием? Когда я заблудился во мраке, когда отчаялся, появился он, и вывел меня на свет. Удивительное дело, Писатель. Слушая истории деда, про духов, обитающих в тонком мире, я считал их небылицами. А теперь, после пережитого, всё больше склоняюсь к мнению, что эти сказки имеют под собой вполне реальную основу.

Старик разговорился. А я надеялся, что он вот-вот доберётся до действительно интересующих меня тем: проекта 'Затемнение' и катастрофы в Иликтинске. Но дед увлёкся воспоминаниями из своей прошлой жизни. Останавливать и сбивать его с мысли было бы делом неправильным. Он только что нашёл 'свободные уши', чему был несказанно счастлив. Пока он видит во мне благодарного слушателя, а не коварного добытчика информации, у меня есть шанс узнать всё то, что знает он, в полной мере. Вот я и слушал его, не торопя и не перебивая.

Дальше он рассказал мне, как после школы пошёл служить в армию, а после армии поступил в Якутский Геологический Институт и выучился на геофизика. Работал всё в том же Якутске, женился. Затем, у него появились дети: сын и дочь. На этом наша беседа закончилась, потому что наступило время сумерек, и мне нужно было спешить домой. Хоть в тот день я и не узнал того, что меня интересовало, но я возвращался в приподнятом настроении. Главное, что теперь старик Аверьян мне доверяет.

*****

На следующий день я слегка умаялся после тренировки. Да ещё к нам в гости забегала Тинка. Пока с ней поболтал. В общем, до старика добрался только под вечер, и на общение с ним у меня осталось не более полутора часов. Ожидая услышать продолжение длинной автобиографии, я уже на первых его словах начал клевать носом. Конечно же, заранее перед ним извинился, сказав, что сегодня у меня выдался непростой денёк. Аверьян Васильевич согласился, что я выгляжу усталым. Но, несмотря на его понимание, мне очень не хотелось захрапеть посреди его откровений. После такого он точно перестанет изливать свою душу. Поэтому я крепился как мог. Терпеть пришлось недолго, потому что рассказчик внезапно вырулил на ту самую колею, которую я ждал от него со вчерашнего дня. Мою дрёму живо как рукой сняло.

Началось всё с момента, когда они с семьёй перебрались из Якутска — в Иликтинск. Точнее, в Иркутск-18. Город к тому времени уже частично лишился своей секретности. После разработки нового месторождения, в нём стали заправлять нефтяники. Это был период бурного роста городской инфраструктуры. Строились новые микрорайоны, культурные учреждения и учебные заведения. Никаноров, к тому времени уже схоронивший обоих родителей, как раз работал в сфере геологии. От предложения перебраться на новое, перспективное место он не отказался. Ну а то, что это 'почтовый ящик' — его тогда не смутило, потому что тогда, по его словам, никто особо не верил, что оборонка когда-нибудь вернёт городу прежний, засекреченный статус. Холодная война завершилась. По стране шагали конверсия и разоружение. Военное градообразующее предприятие Иркутска-18, было заменено нефтяной компанией. Сам город торжественно готовили к переименованию. Перспективы маячили самые радужные. Молодой Иликтинск, растущий буквально на глазах, грозился догнать и перегнать соседний областной центр — Иркутск. К тому моменту, когда в город вернулись военные, Аверьян Васильевич уже несколько лет преподавал в Иликтинском Техническом колледже имени Антипова. К тому моменту, как он вышел на пенсию, его дети, вместе с внуками, не желая оставаться в закрытом городе, перебрались в Иркутск. За год до катастрофы, жена умерла от рака, и остался старик совершенно один.

Вчера он долго нахваливал своих детей, в красках расписывая, какие они толковые. А сегодня на него вдруг напала меланхолия, и он признался, что за целый год, после смерти его жены, дети и внучата забыли про него. Никаких вестей от них он не получал. Списывал это на их занятость, и на усложнившуюся почтовую процедуру. Но суть, конечно же, крылась в другом. О нём благополучно забыли. Наверное, именно это и озлобило бедного старика, всю жизнь посвятившего бесценным детям, которые на старости лет просто оставили его доживать свой век в одиночестве. 'Зачем им старый пенёк?' — неискренне пытался оправдать их Никаноров. — 'У них своих забот полон рот'.

Мне было жаль его. Но старческая исповедь вгоняла меня в сон.

— Я считаю, что так поступать нельзя, — подавив зевок, произнёс я, не столько чтобы поддержать собеседника, сколько чтобы самому встрепенуться и не отключиться. — Пожилые люди не заслуживают такого отношения.

— С нами тяжело, дорогой мой Писатель. К старости люди превращаются в жутких зануд и маразматиков. Ты же сам помнишь, как я с тобой поначалу, хе-хе.

— Да помню. Ну и что? 'Кто старое помянет — тому глаз вон'. Всех нас ждёт старость. И какой тогда смысл рожать детей, воспитывать их, ставить на ноги, если потом эти дети тебя бросают, и даже письмеца не напишут? Я Вам вот что скажу. Если я выберусь из города живым, то первым делом, вернувшись в Иркутск, я разыщу Ваших детей, и расскажу им про Вас.

— Спасибо, — по щекам растроганного старика покатились слёзы.

Нужно было срочно вытаскивать его из меланхолической трясины, и выводить разговор на конкретную тему. Я спросил первое, что мне пришло в голову, — А Вы знали Новожиловых?