Зинаида Шаховская - Таков мой век

• Название: Таков мой век
• Автор: Зинаида Шаховская
• Издательство: Русский путь
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-85887-213-1

Мемуары выдающейся писательницы и журналистки русского зарубежья Зинаиды Алексеевны Шаховской охватывают почти полстолетия — с 1910 по 1950 г. Эпоха, о которой пишет автор, вобрала в себя наиболее трагические социальные потрясения и сломы ушедшего столетия. Свидетельница двух мировых войн, революции, исхода русской эмиграции, Шаховская оставила правдивые, живые и блестяще написанные воспоминания. Мемуары выходили в свет на французском языке с 1964 по 1967 г. четырьмя отдельными книгами под общим подзаголовком «Таков мой век». Русский перевод воспоминаний, объединенных в одно издание, печатается впервые.

---

История лейтенанта Хохлова, которую он рассказал в Матади, не позволяла мне питать особые иллюзии. Сколько их было, внедренных в наше движение советских провокаторов? Мысленно я перебирала соратников моего мужа, русских студентов Гентского университета; один из них, эстонский подданный, был для нас особенно ценен — студенческие каникулы возвращали его к самым границам СССР — не он ли? Не сорокалетний ли, с седеющими висками киномеханик Перфильев? А может быть, жена его, не очень подходящая ему пышная брюнетка, то ли подавальщица, то ли кассирша бара в Антверпене? Не был ли агентом другой студент, русский грек с очень живым умом? Или юный рабочий, обрусевший болгарин, смуглый и черноволосый? Или, наконец, самый примечательный персонаж из всей этой компании, Яновский, который, казалось, прямо вышел из «Бесов»? Это был худой и бледный, болезненный молодой человек со светлыми холодными глазами, неподражаемый казуист, бывший центром наших дискуссий. Все эти люди были бедны и как будто бескорыстны. Приходили к нам еще два советских студента, отцы которых занимали важные посты в коммунистическом партийном аппарате. Странно, но эти двое казались мне наименее подозрительными.

В 1930 году мой муж счел нужным созвать евразийский съезд. Действительно, скандал с еженедельником «Евразия», так называемый «кламарский кризис»[59], нанес большой урон евразийскому движению. Позиции его и цели необходимо было определить заново. Европа в ту пору переживала экономический кризис, грозивший и политическими последствиями. Уже заставляли говорить о себе и Гитлер, и Муссолини. В такой обстановке созвать съезд эмигрантов было делом нелегким. Ни Франция, ни Германия, ни Англия не желали выдавать визы эмигрантам, а тем более для политического съезда. У Святослава были связи с влиятельными бельгийцами из деловых и политических кругов. Среди них нашлись и такие, кто понимал опасность, исходящую от коммунизма. Они поддержали моего мужа в его хлопотах, и благодаря этим усилиям первого сентября 1930 года в Брюсселе открылся первый евразийский съезд.

Это было великолепно. О сне позабыли, дискуссии не прекращались. Поздно ночью, уже после заседания, замечательный ученый Владимир Николаевич Ильин, чья обширная эрудиция во всех решительно областях приводила в смущение профанов вроде меня, прочитал блестящий доклад. Этот доклад получился таким длинным, что был запечатлен в виде шутливого рисунка, на котором молодой тогда еще профессор стал лысым и бородатым, но речи своей не прерывал, а делегаты съезда, тоже постаревшие на полвека, сидели окутанные паутиной. Надо сказать, что Владимир Николаевич Ильин — типичный образец безмерной русской натуры. Мой муж утверждал, что как-то раз Ильин диктовал статью по-русски и внезапно, без предупреждения, перешел для ясности на древнегреческий язык, что совершенно сбило с толку переставшего что-либо понимать секретаря, сидевшего за пишущей машинкой. Владимир Николаевич знал досконально музыку и филологию, математику и философию, химию и анатомию. Поскольку Бог призвал человека достичь божественного совершенства, ничто не мешает человеку быть всезнающим и разносторонним… И профессор Ильин, среди прочего, решил научиться плавать и стал прекрасным пловцом. Одно лишь ему было заказано (и я уверена, что он об этом сожалел): научиться летать, не прибегая к летательным аппаратам.

Присутствовал на съезде и профессор Савицкий. Это был другой тип ученого: рассеянный, с мягким характером. Удивительные у него были глаза, голубые, лучистые. И смелый, дерзкий ум. Очень развито было в нем чувство христианской морали, но страдал он некоторой наивностью, пагубной в политических делах. Он приехал в Брюссель из Праги вместе со своим помощником Константином Чхеидзе — упрямым грузином, таким же упрямым, как и его соотечественник Сталин. Надо мне описать для истории и чету Клепининых, руководившую парижской группой евразийцев и сыгравшую столь важную роль в последующих событиях. Николай Клепинин (не путать с его братом, отцом Дмитрием Клепининым, погибшим в гитлеровском концлагере) был личностью бесцветной; над ним целиком и полностью властвовала его мощная половина, Нина Клепинина, гигантского роста блондинка с правильными, но жесткими чертами лица. В прошлом она была женой профессора Сеземана, ученого мужа, пожелавшего вернуться в СССР. Про него говорили, что коммунистический режим показался ему безобидным по сравнению с тем гнетом, которому его подвергала супруга.

Роль Нины Клепининой на съезде оказалась чрезвычайно важной. Для краткости не буду останавливаться подробно на различных представленных на съезде позициях. Скажу только, что мой муж принадлежал к группе, составлявшей православное крыло движения, а во главе «уклонистов» стояла Нина Клепинина. Не знаю, какие доводы подействовали на Савицкого, выбор которого при голосовании оказался решающим, но факт тот, что в последнюю минуту он предложил всем присутствующим присоединиться к позиции Клепининых.

Если при открытии съезда мы все встали, чтобы почтить минутой молчания убитых в СССР за евразийское дело, то на заключительном заседании мы могли бы точно так же поклониться будущим жертвам, из которых некоторые сидели тогда за одним столом, но принадлежали к разным, противостоящим друг другу направлениям евразийского движения.

Дело этим не завершилось. Во время съезда Святослава выбрали в Президиум, у него появились новые обязанности. И, в силу этих новых дел, он очень скоро пришел к мысли, что история с еженедельником «Евразия», то есть «большевизация» евразийства, могла повториться.

Поэтому он усилил бдительность и предостерег Савицкого о возможности советской инфильтрации в Евразийство, а также сообщил ему, что Яновский был связан с коммунистической организацией, пропагандировавшей возвращение эмигрантов в СССР. Позже эти сведения были подтверждены, и на этот раз из весьма «компетентных», как принято говорить, бельгийских источников. Надо сказать, что и в СССР в ту пору были евразийцы, а, кроме того, иногда туда отправлялись с определенными заданиями евразийцы из эмигрантов. Сам профессор Савицкий ездил в СССР дважды и не подозревал, что эти путешествия были возможны лишь потому, что его проводники состояли в сговоре с тайной советской разведкой, а ей было удобнее, таким образом, проследить за его связями внутри страны. Капитан Арапов, красавец-офицер из кавалергардов, неоднократно посещавший нас в Брюсселе, был расстрелян при таинственных, так и не выясненных обстоятельствах. Некоторые «внутренние» евразийцы тоже были расстреляны или сосланы в 1933-м году, во время ежовщины. Сегодня же стало известно (об этом говорит и Джеффри Бейли в своей книге «Война советских спецслужб»), что советская ветвь евразийского движения действовала как мнимая подпольная группа в составе организации под названием «Трест» и что ею были созданы собственные центры, которым предписывалось поддерживать связь с евразийцами-эмигрантами.

Разумеется, никаких документальных доказательств двойной игры Яновского мой муж представить не мог. Но и молчать он не имел права. Он дал знать в Прагу обо всем, что ему стало известно, и попросил своих коллег рассмотреть этот вопрос на ближайшем заседании Президиума, которое должно было состояться в Париже, в Исси-ле-Мулино, на квартире у Клепининых.

На сообщение Святослава Клепинины реагировали с возмущением. Они заявили, что такое бездоказательное обвинение совершенно неприемлемо и равносильно клевете. Профессор Алексеев по причинам, известным ему одному, встал на сторону Клепининых. Профессор Савицкий уступил по слабости характера, хотя и предполагал, что мой муж был прав. Третий член Президиума не сомневался в том, что Святослав сообщил вполне достоверные сведения, но склонился перед мнением большинства. Святослав немедленно и с большой горечью вышел из Президиума и надолго отошел от всякой политической деятельности.

Вскоре скрытая до времени правда стала явью. Перенесемся на несколько лет вперед, в 1937 год. Всем совершенно было ясно, хотя в некоторых кругах и закрывают на это глаза, что мир находился на пороге кровавых испытаний. Как всегда в подобные моменты, спецслужбы удваивают свою активность и, следовательно, понемножку ликвидируют тех, кто им мешает, при обстоятельствах, вовсе не похожих на перипетии в фильмах о Джеймсе Бонде.

Мне, верно, на роду было написано встретить на протяжении жизни не одного убийцу… Среди них был Сергей Эфрон, муж Марины Цветаевой, поэт; о нем я говорила раньше. Он был одним из прокоммунистически настроенных евразийцев — редакторов еженедельника «Евразия». Участник Белого движения, он после разгрома Белой армии приехал в Прагу, где поступил в университет, а затем вместе с Мариной обосновался в Париже. Я встречалась с ним несколько раз, он казался мне человеком весьма заурядным. Знаю, кое-кто его прозвал «глупым «верблюдом». Что побудило Сергея Эфрона добиваться возвращения в СССР: ностальгия ли, желание ли положить конец неопределенности эмигрантского существования? Так или иначе, для этого требовалось искупить прежние грехи, в том числе и принадлежность к Добровольческой армии. Этим, видимо, и объясняется, что Эфрон приложил руку (по заказу, конечно) к советизации «Евразии», которая стала постепенно сползать в коммунистическое русло. Но этого оказалось недостаточно. Начиная с 1934 года Сталин уже решил пойти на сговор с Гитлером.