Владимир Гаков - Чтобы войны не было

• Название: Чтобы войны не было
• Автор: Владимир Гаков
• Жанр: Публицистика

---

Вл. Гаков. Чтобы войны не было

«…Тут раздался грохот, похожий на раскаты грома. Грохот обрушился... как удар. Мир вокруг куда-то исчез. На Земле не существовало уже больше ничего, кроме пурпурно-алого, ослепительного сверкания... Все другие огни погасли, и в этом слепящем свете, оседая, рушились стены, взлетали в воздух колонны, кувыркались карнизы, и кружились куски стекла.

... Казалось, что огромный пурпурно-алый клубок огня бешено крутится среди этого вихря обломков, яростно терзает землю и начинает зарываться в нее подобно огненному кроту...»

Как-то даже не верится — эти строки были написаны в 1914 году. Произведение, из которого взято столь узнаваемое теперь описание взрыва, называлось «Освобожденный мир». Автор — Герберт Уэллс.

Никогда еще завтра человечества не зависело в такой мере от его сегодня.

С альтернативой — либо мир и будущее, либо война и конец настоящему — человечество столкнулось в середине нашего века.

Когда же возникла эта страшная атомная проблема? Сорок лет назад, когда американский президент подписал решение о начале секретного проекта «Манхэттек»? Или в самом начале века, когда Резерфорд вместе со своим ближайшим помощником Фредериком Содди открыл трансмутацию атомов?

Не физики склонились над картой Японии, выбирая цели, росчерком пера предоставив «право»: городу Киото — жить, Хиросиме и Нагасаки — погибнуть. Американских военных интересовали поражающие факторы нового оружия, а в Хиросиме было больше деревянных построек, было чему гореть... Кстати, сейчас общеизвестно, что во время своих варварских бомбардировок Японии американские военно-воздушные силы почему-то избегали наносить малейший урон Хиросиме и Нагасаки. «Гуманизм» янки не был проявлением каких-либо симпатий. Они заранее просчитали, что эти города по своим параметрам очень уж вкладываются в зону разрушения новых бомб. И поэтому, пустив в ход «Малыша» и «Толстяка», они хотели узнать точную картину разрушений от атомных бомб, куда бы не вклинивались «показатели» от других бомбардировок. И американский политик, президент Трумэн написал: «В самой крупной в истории азартной научной (!) игре мы поставили на карту два миллиарда долларов и выиграли». Не зря он служил эталоном «стопроцентного американца»! Только нация, не знавшая за последние два века военных действий на собственной территории, способна считать «эффект Хиросимы» на доллары...

И все-таки утверждать, что ученые тут совершенно ни при чем, тоже нельзя. Ведь был Теллер, и не забыто высказывание Энрико Ферми о том, что, дескать, взрыв атомной бомбы — это «прекрасная физика»... И уже в наши дни дает, ухмыляясь, интервью «отец» нейтронной бомбы Сэмюэл Коэн, потрясший цинизмом даже видавших виды западных газетчиков!

Коэн — это из области людоедства. Но ведь были примеры и трагической слепоты, и элементарной близорукости. Основатель атомной физики Эрнест Резерфорд в тридцатые годы едко прошелся по адресу любителей сенсаций, поверивших в то, что человечеству под силу будет обуздать и использовать энергию атома. Он счел достаточным бросить: «Вздор!» — и даже не вступил в дискуссию. Его коллега Нильс Бор искренне пытался остудить горячие головы энтузиастов с помощью «хладных чисел». Самые светлые умы в науке упорно не признавали очевидного за считанные годы до успешного осуществления первой цепной реакции. А когда проект «Манхэттен» был уже в разгаре, высказался военный эксперт адмирал Уильям Лихи: «Самая большая глупость, которую мы когда-либо совершили... Такую бомбу никогда не построят, я утверждаю это как специалист по взрывчатым веществам». Но то адмирал, а вот как объяснить слепоту Бора, Резерфорда?!..

А в научной фантастике об атомной бомбе «знали» и предупреждали уже давно, и приоритет здесь принадлежит, между прочим, не Герберту Уэллсу. В романе английского писателя Роберта Кроми «Удар судьбы», видимо, впервые было описано «сверхоружие»: одновременный взрыв всех его запасов способен был якобы не только разнести вдребезги земной шар, но даже сообщить заметный импульс всей солнечной системе! Появилась книга в... 1895 году — и, разумеется, прошла незамеченной. Мало того, что в Англии бушевали страсти вокруг уэллсовской «Машины времени», — у читателей той поры уже сформировались кое-какие представления о мере научной достоверности, пусть и в фантастике.

Через год после уэллсовского «Освобожденного мира» выходит роман «Человек, встряхнувший Землю», созданный американским писателем Артуром Трэйном в соавторстве с известным физиком Робертом Вудом. Мало того, что это одно из первых произведений, в которых обсуждаются последствия применения атомного оружия, а лучевая болезнь описана, видимо, впервые, но авторы задумались и над перспективами использования разрушительной энергии во благо, а не во зло.

И в нашей стране вскоре выходят сразу две книги, в которых ясно звучит тема атомной опасности. В романе В. Никольского «Через тысячу лет» встречается удивительная фраза о том, как во время неудачного эксперимента «атомы отдали скрытую в них энергию» и «взрыв тысяча девятьсот сорок пятого года стер с лица Земли пол-Европы»... А в романе «Бунт атомов» В. Орловского детально и с поразительным предвидением описывается борьба человечества против угрозы атомного самоуничтожения. Даты выхода книг в свет — 1927 и 1928 годы...

А времени оставалось все меньше, стрелки часов истории завершали положенный круг. На таком фоне и произошла самая знаменитая и чаще других упоминаемая история с произведением малоизвестного американского фантаста Клива Картмилла.

Рассказ, название которого можно перевести двояко — «Черта смерти» или «Крайний срок», — вышел в мартовском номере журнала «Эстаундинг» за 1944 год. И тут же у редактора начались неприятности: в его контору нагрянули агенты ФБР. Их реакция была понятна, ведь автор рассказа подробно описал технологию изготовления атомного оружия! И хотя проведенное расследование быстро показало, что никто из штата редакции и авторского состава доступа к секретнейшей информации по проекту «Манхэттен» не имел, подозрения улеглись далеко не сразу.

Что и говорить, Картмилл угадал и описал буквально все! А спустя четыре месяца журнал опубликовал письмо, в котором постоянный читатель в пух и прах разносил Картмилла за «научную несостоятельность» его идеи! «Все эти штучки с соединением двух докритических масс урана-235 с целью вызвать цепную ядерную реакцию не выдерживают никакой научной критики. Это не научная фантастика, а весьма посредственная «фэнтези», — заявлял скептик. Хотя, вероятно, и сам автор удивительного рассказа тогда вряд ли догадывался, как мало времени осталось его идее ходить в «фантастических».

Но стрелки часов уже стояли на предсказанной черте. Ранним утром в «черный понедельник» 6 августа с базы на острове Тиниан поднялся в зловещий рейс бомбардировщик Б-29 — «летающая сверхкрепость и, которой командовал капитан ВВС США Клод Изерли...

Спустя четверть века после Хиросимы американский фантаст Айзек Азимов писал: «Итак, была взорвана атомная бомба, и неожиданно это событие сделало научную фантастику респектабельной. Впервые фантасты явились миру не как группка чокнутых фанатиков; мы сразу же ощутили себя в положении кассандр, которым мир отныне внимал с почтительным смирением. Но, право же, мечтал бы я оставаться до конца дней своих «чокнутым» в глазах всего света, чем достичь нынешнего признания такой ценой, ценой нового дамоклова меча над головой человечества».

Не прошло и полувека, как былые страхи материализовались: если Уэллс только фантазировал, то Рэй Брэдбери наверняка был знаком со свидетельствами очевидцев бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. А спустя двадцать лет появился «Мальвиль» Роберта Мерля, в котором за некой «литиевой» бомбой уже ясно виднеется вполне реальная нейтронная. И вот что знаменательно: Брэдбери говорит только о городе, поднявшемся на воздух, но Мерль — уже о целой планете, которую убили «в самый разгар весны»...

В западной фантастике пятидесятых годов тема третьей — и последней — мировой войны оставалась едва ли не самой популярной. Тут все перемешалось — и панический ужас, и осознанный протест. А ремесленникам и коммерсантам от литературы их прагматический нюх безошибочно подсказывал, что тема не выдохнется ни через месяц, ни через год.

Конвейер американского книжного рынка с его культом потребительства быстро приспособился к нестандартной новой продукции и, перемолов ее, начал штамповать «концы света» промышленными партиями. И, случалось, голос таких художников, как Брэдбери, заглушался шумом коммерческого прибоя, накатывавшего на прилавки чередой волн кошмаров, сработанных под одну копирку.