Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“

• Название: Невѣста „1-го Апрѣля“
• Автор: Гюи Шантеплёр
• Издательство: Русское Книжное Товарищество "Деятель"
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1913

Роман о любви. История, которая началась с невинной шутки, а закончилась трепетной любовью.

---

Облака, лѣсъ освѣтились, затѣмъ раскатъ грома потрясъ все вокругъ. Вернувшись вновь кѣ дѣйствительности Мишель поднялся и, завернувшись въ свой плащъ, торопливо направился къ большой дорогѣ кратчайшимъ путемъ; но дождь увеличивался, а башня Сенъ-Сильвера находилась еще въ разстояніи пяти-шести километровъ. Мишель колебался; въ нѣсколько минутъ онъ могъ достичь другого убѣжища — маленькой часовни, показываемой жителями Ривайера иностранцамъ, какъ одну изъ достопримечательностей округи подъ именемъ „Зеленой Гробницы“.

Неистовый порывъ вѣтра ускорилъ рѣшеніе молодого человѣка; онъ повернулъ назадъ, перешелъ площадку Жувелля и углубился въ высокій лѣсъ, чтобы быстрѣе добраться до „Зеленой Гробницы“.

Это зданіе довольно сомнительнаго, съ точки зрѣнія хронологической точности, готическаго стиля скрывало въ глубинѣ лѣса гробницу неизвѣстнаго рыцаря. Почти болѣе полустолѣтія она была запущена и заросла плющемъ, который съ каждымъ годомъ болѣе и болѣе прочно осѣдалъ на стѣнахъ, портилъ стрѣлки оконныхъ сводовъ, покрывалъ или окутывалъ причудливо украшенныя химерами рыльца водосточныхъ трубъ. Мишель любилъ это меланхолическое мѣстечко. Нѣсколько разъ онъ срисовывалъ искуснымъ карандашомъ внѣшнія детали памятника и гробницу, находившуюся внутри часовни, тѣло таинственнаго рыцаря въ желѣзныхъ латахъ, его мужественныя, немного осунувшіяся черты, закрытые глаза, остроконечную бороду, которая выходила изъ шлема, съ поднятымъ забраломъ, руки, сложенныя въ искусственной позѣ на шпагѣ крестомъ, и даже слѣпилъ цоколь могильнаго ложа: подлѣ украшеннаго гербовыми лиліями щита большая борзая собака, странная, въ родѣ геральдическаго животнаго, которая, казалось, оберегала сонъ рыцаря…

Но на этотъ разъ, молодой человѣкъ не чувствовалъ никакой прелести отъ перспективы уединенныхъ размышленій подъ крышей гробницы. Усталый, промокшій, онъ съ досадой задавалъ себѣ вопросъ, въ которомъ часу ему будетъ возможно вернуться въ башню Сенъ-Сильверъ.

Весь лѣсъ стоналъ подъ все быстрѣе и чаще падавшими дождевыми каплями. Казалось, на все было наброшено покрывало грусти: на деревья съ хрупкой зеленью, которыя какъ бы дрожали отъ стужи, на помутнѣвшіе ручьи, на цвѣточки, склонившіе недолговѣчныя головки и терявшіе блескъ своей бѣлизны.

У Мишеля вырвался возгласъ досады противъ стихій; можетъ быть, кромѣ того, въ глубинѣ души, онъ былъ не особенно удовлетворенъ собою и порицалъ себя за тяжелыя воспоминанія.

Онъ не любилъ болѣе Фаустину, и всякая связь между нимъ и ею была порвана, но ему хотѣлось бы еще услышать о ней или увидѣть ее въ послѣдній разъ; ему хотѣлось бы прочесть въ ея, когда-то такъ горячо любимыхъ, глазахъ раскаяніе, встрѣтить въ нихъ блескъ слезы. Чувство, что о немъ сожалѣетъ, что его оплакиваетъ та, которую онъ такъ оплакивалъ, такъ сожалѣлъ, сознаніе, что онъ не напрасно пережилъ все это, смягчило бы его сердце не чувствомъ отмщенія, но чувствомъ успокоенiя, снисхожденія, ясностью прощенія.

Дождь все лилъ, гонимый яростнымъ вѣтромъ, сгибавшимъ хрупкія деревья и налетавшимъ на другія, ломая своими порывами слишкомъ сухія, негнущіяся вѣтки.

Мишель дошелъ наконецъ до „Зеленой Гробницы“. Когда его высокій силуэтъ, одѣтый въ темный плащъ съ капюшономъ, появился во входѣ, заросшемъ растеніями, крикъ испуга раздался изъ глубины часовни.

Въ полусвѣтѣ, синѣвшемъ послѣдними отблесками дня, сквозившемъ сквозь единственное уцѣлѣвшее отъ времени окно, вынырнулъ мальчуганъ лѣтъ пятнадцати, выглядѣвшій черезчуръ современно въ этой готической часовнѣ въ своей саржевой блузѣ, въ „knicker-bockers” [2] и въ желтыхъ гетрахъ, застегнутыхъ до колѣнъ.

— Ахъ, милостивый государь, васъ можно было принять за рыцаря или за одного изъ его родственниковъ. У васъ совершенно такая же борода, — сказалъ мальчуганъ съ очень легкимъ, но однако, достаточно явственнымъ акцентомъ, чтобы не напомнить опытному слуху о языкѣ Шекспира.

Затѣмъ онъ забавно, съ глубокимъ вздохомъ, добавилъ:

— Ну, знаете, становится легче, когда видишь живого. Я довольна.

И вдругъ, когда незнакомецъ приблизился къ двери, Мишель понялъ, что онъ находится передъ взрослой дѣвочкой или очень молоденькой дѣвушкой, одѣтой въ костюмъ велосипедистки. Велосипедъ былъ тутъ же, непочтительно прислоненный къ каменному ложу; шины его касались лилій на щитѣ.

— Я сомнѣваюсь, чтобы родственники рыцаря явились къ нему отдавать визитъ позже или раньше полуночи, и сознаюсь, что я не зналъ о сходствѣ нашихъ бородъ, — возразилъ Мишель, оправившись отъ своего удивленія и забавляясь апломбомъ дѣвочки, которая робѣла, находясь съ глазу на глазъ со статуей, но почувствовала себя сейчасъ же очень по себѣ съ существомъ изъ плоти и костей, встрѣченнымъ ею въ первый разъ среди лѣса, въ двухъ или трехъ километрахъ отъ всякаго человѣческаго жилья.

— Зато, — продолжалъ онъ, — я прекрасно знаю, что грабители съ большихъ дорогъ показались бы въ настоящій моментъ очень представительными, если бы ихъ сравнили со мною, и я долженъ быть вамъ очень благодаренъ, милая барышня, что вы испугались только привидѣнія, встрѣтивъ меня въ такомъ видѣ, въ какомъ я нахожусь.

— О, даже воръ былъ бы желаннымъ гостемъ, принимая во вниманіе мое состояніе, — возразила девочка, вкладывая въ это „о“всю несознательную забавность своего чужеземнаго выговора.

— Вы бы не поколебались въ выборѣ между карманнымъ воромъ и привидѣніемъ?

— Ни одной минуты.

— Однако, милая барышня, — возразилъ смѣясь Треморъ, — мнѣ кажется, я ни тотъ, ни другой, и если я какимъ-нибудь образомъ могу оказать вамъ услугу, я буду въ восторгѣ. Я предполагаю, что какое-нибудь недоразумѣніе разлучило васъ съ вашими товарищами по прогулкѣ, и вы теперь затерялись въ лѣсу, подобно какъ мальчикъ съ пальчикъ.

Мишель Треморъ обыкновенно придерживался съ женщинами довольно холодной осторожности. Его старая застѣнчивость, которую ему удавалось теперь скрывать передъ другими, но которая была слишкомъ присуща его природѣ, чтобы онъ могъ самъ ее когда-нибудь забыть, мирилась съ этой выдержанностью. Но въ присутствіи этого ребенка, нуждавшагося, можетъ быть, въ его покровительствѣ, и встрѣченнаго имъ внѣ свѣтскихъ условій, онъ держалъ себя вполнѣ естественно, съ немного фамильярнымъ добродушіемъ.

Молодая особа была видимо, оскорблена такой непринужденностью. Можетъ быть, также успокоившись относительно возможности появленія призрака, она почувствовала вдругъ, послѣ перваго впечатлѣнія успокоенія, что ей слѣдовало проявить нѣкоторую осторожность передъ земнымъ существомъ, которое она такъ радостно привѣтствовала въ своемъ дѣтскомъ страхѣ. Ея маленькая головка выпрямилась, ея нѣжныя ноздри расширились, вся ея шаловливая физіономія изобразила высшую степень презрѣнія.

— Никакое недоразумѣніе не разъединило меня съ моими товарищами по прогулкѣ, сударь, такъ какъ я ѣхала одна; а такъ какъ я никогда не пускаюсь въ путь безъ дорожной карты, то мнѣ никокимъ образомъ не приходилось бояться участи мальчика съ пальчикъ; но я ѣздила навѣстить бѣдныхъ и, прельщенная прекрасными уголками лѣса, я бродила подобно, кажется, Красной Шапочкѣ, какъ вдругъ пошелъ дождь. Это и заставило меня искать убѣжища въ этой развалинѣ, гдѣ я очень терпѣливо подожду конца ливня.

— При условіи, однако, чтобы только не вмѣшались духи, — хотѣлъ прибавить Мишель, улыбаясь на этотъ оскорбленный тонъ.

Но онъ подумалъ, что маленькая иностранка выражается не совсѣмъ по-дѣтски и что вѣроятно она достигла возраста первыхъ длинныхъ платьевъ, того возраста, когда, преисполненныя своимъ новымъ достоинствомъ, молодыя дѣвушки живутъ въ постоянномъ страхѣ, чтобы съ ними не обходились, какъ съ дѣтьми. Онъ поклонился, не отвѣчая, дошелъ до двери и, освободившись отъ своего отяжелѣвшаго отъ сырости плаща, сталъ смотрѣть наружу, прислонившись къ каменному косяку.

Вмѣстѣ съ дождемъ спускалась свѣжесть, пріятно ослаблявшая натянутые нервы.

— Что, дождь все еще идетъ? — спросила немного смягчившись молодая дѣвушка.

— Меньше.

Наступило молчаніе, длившееся нѣсколько минутъ. Затѣмъ, видя, что Мишель выказывалъ самыя миролюбивыя намѣренія и даже добродушіе, иностранка наконецъ стала обходительнѣе, подошла и прислонилась къ противоположному косяку.

— Я не смогу вамъ предложить мой плащъ, набухшій отъ дождя какъ губка, сударыня, а я очень боюсь, какъ бы вы не простудились, — замѣтилъ спокойно молодой человѣкъ.

Она покачала головой.

— Не думаю, сударь; во всякомъ случаѣ, я предпочитаю холодъ темнотѣ, которую я ненавижу.

Въ глубинѣ часовни было, дѣйствительно, теперь темно, и гробница рыцаря, по которой непосредственно скользилъ послѣдній отблескъ свѣта, бѣлѣлась, неясная и безъ очертаній, въ тѣни.

Мишель улыбался. Велосипедистка прибавила:

— Эта полная таинственности часовня меня пугаетъ. Когда я увидѣла просвѣчивающую сквозь вѣтви колоколенку, я никакъ не думала, что войду въ гробницу. Но я не знаю этой мѣстности. Я здѣсь всего только съ субботы… едва ли пятый день… Этотъ рыцарь, похороненный здѣсь, какъ назывался онъ при жизни? Не идетъ ли о немъ теперь, когда онъ умеръ, слава, что онъ отъ времени до времени покидаетъ свое могильное ложе?