Ален Бюизин - Казанова

• Название: Казанова
• Автор: Ален Бюизин
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-480-00137-2

Имя Джакомо Джованни Казановы известно во всем мире. О его галантных похождениях ходили легенды. Тысячи дам по всей Европе – от служанок до аристократок – желали подарить свою любовь обаятельному авантюристу. Герой этой книги прожил интересную, до краев наполненную приключениями и плотскими утехами жизнь, а затем, нимало не стесняясь, рассказал о них в своей автобиографии «История моей жизни», из-за чего имя его стало нарицательным, символом гедонизма и сексуальных наслаждений. Кем же был на самом деле этот великий венецианец: незаурядный любовник и соблазнитель или известный путешественник, объехавший всю Европу в поиске телесных и духовных удовольствий? Ловкий авантюрист, с поразительной легкостью проникавший в высшее общество и самые блестящие салоны или талантливый литератор, написавший первый в истории фантастический роман о путешествии вглубь Земли и свои легендарные мемуары? Ищите ответы на эти вопросы? Впервые Ален Бюизин рассказывает правду о Великом Любовнике! Перевод с французского.

---

И тем не менее Казанова достаточно общался с женщинами, чтобы составить себе кое-какое представление о том, как надлежит их обольщать, и выработать стратегию своего поведения. Как можно было ожидать, она не отличалась утонченностью. Во времена своих бесед с Вольтером Казанова познакомился с одним любезным синдиком из Женевы, «великим учеником Эпикура и Сократа», который поделился с ним своими рассуждениями о целомудрии. Разумеется, это мысли самого венецианца по данному поводу: «По дороге он рассуждал о чувстве стыдливости, которое не позволяет открыть взгляду те части тела, которые нас с детства приучали прикрывать. Он сказал, что зачастую это целомудрие могло происходить от добродетели; однако сия добродетель еще слабее, нежели сила воспитания, поскольку не может устоять перед натиском умелого нападающего. Самым легким из всех способов был, по его мнению, способ не подозревать о стыдливости, показать, что до нее нет никакого дела, высмеять ее, например, нужно ее попрать, преодолев преграды стыда, и победа обеспечена; бесстыдство нападающего в один миг заставляет исчезнуть стыдливость подвергшегося нападению. Климент Александрийский, сказал он мне, ученый и философ, говорит, что целомудрие, будто бы прочно укоренившееся в уме женщин, находится, однако, лишь в их рубашке, ибо если удастся ее с них снять, то и тени стыдливости не остается» (II, 417). Дерзость и смелость, не заботясь о ненужной и мешающей стыдливости. Совершенно верно: во многих ситуациях Казанова не тратит времени на тонкости прелюдии и быстро переходит к делу. Как замечает Робер Абирашед, несколько ошарашенный такой стремительностью, ему случалось дотронуться до святилища женщин, с которыми он познакомился всего несколько часов назад, и показать им свое сокровище в первую же встречу. Pronto![51] Едва завязав разговор с почти незнакомой женщиной в гостиной или в ее карете, он уже тянется к ней губами, щупает ее за бедро, за грудь, скользит рукой к самым интимным местам. Pronto! Если предоставляется случай, он занимается любовью меж двух дверей или в комнате по соседству со спальней мужа, чем скорее, тем лучше, даже не давая себе труда раздеться или снять маску. Нескольких минут ему достаточно, чтобы достичь своей цели.

При этом не стоит поспешно принимать Казанову за варвара, набрасывающегося с наскока на тех, кого он желает, срывая с них одежду и оскорбляя их стыдливость. В XVIII веке не знали той крайней сдержанности, обидчивой холодности, которые в наши дни все больше отдаляют друг от друга мужчин и женщин, усиливая взаимное недоверие. Читая вольные произведения того века (или даже мемуары), я не уставал удивляться быстроте, естественности, с какими замышлялась и даже осуществлялась интимная связь, зачастую с первых же минут первой встречи. В нашем времени «политической корректности» это совершенно невообразимо: обольститель или обольстительница были бы немедленно осуждены законом за сексуальные домогательства.

На самом деле не следует думать, что, часто прибегая к финансовым средствам, упрощавшим сближение и устранявшим проблемы, Казанова не имел никакой системы обольщения. Был у него стратегический прием, который ему всегда нравился и удавался в случае необходимости: обольщение-дуэль, две женщины одновременно. Казанова тогда рассчитывал на ложный стыд, мешавший обеим выказывать полную неприступность, на соперничество, побуждавшее ту, которая уже выказала свою благосклонность, подтолкнуть другую поступить так же. Вот так! Две, потому что одна увлекает за собой другую, но еще и потому, что Казанова меньше привязывается к одному человеку, который потребовал бы индивидуального и исключительного признания, безраздельной любви. Впрочем, на протяжении «Мемуаров» все тела и лица последовательных любовниц Казановы, который не прикладывает никаких усилий, чтобы чем-то их выделить и придать им индивидуальность (разве что они обладали серьезным недостатком!), сливаются и смешиваются в неразличимую общую женскую плоть. «Откровенно говоря, все эти описания вызывают подозрение, что он никогда хорошенько не вглядывался в лицо своих любовниц, самое большее под определенным углом зрения. Воодушевляли его всегда сексуальные атрибуты женщины, будившие грубую чувственность… Поэтому от бесчисленных Генриетт, Ирен, Бабет, Мариуччий, Эермелин, Марколин, Игнаций, Лючий, Эстер, Сар и Клар (пожалуй, все святцы пришлось бы перечислить!) не остается ничего другого, кроме месива телесного цвета из жарких и сладострастных женских тел, сумбурная вакханалия цифр и чисел, подвигов и восторгов», – пишет С. Цвейг. Помимо каждой отдельно взятой женщины Джакомо любит прежде всего женственность вообще, случайно воплощающуюся в отдельных особях. Как при таких условиях мог бы он создать себе четкий женский идеал, который можно описать и выделить? «Все, что мы знаем, – это что ему меньше нравились светловолосые толстушки и что его почти не интересовала красота ног. Как бы он ни изощрялся, описывая нам своих любовниц, ему так и не удается показать нам по-настоящему хотя бы одну: это всего лишь алебастр, эбеновое дерево, лилии, розы, очаровательный блеск, точеная грудь, божественные полусферы, благовонное дыхание. Поражают лишь несколько интимных подробностей, особенностей, если таковые отыщутся, обрамляющих святилище или фриз, но все эти тела смешиваются в его воспоминаниях, образуя безликий хоровод; то тут, то там черное пятно африканской кожи, горб уродливой актрисы, узкая талия молоденькой девочки слегка нарушают монотонность или банальность картины»[52], – отмечает Робер Абирашед. Все написанное Казановой всегда обезличивает, обобщает женщин во славу глобальной, чисто плотской женственности; тела взаимозаменяются и стоят одно другого в бесконечно возобновляемом соитии.

XII. Венеция III

Я не умру, я буду жить и воспою хвалу Господу.

После быстрого путешествия из Вены, в четыре дня добравшись до Триеста, на пятый Джакомо Казанова прибыл в Венецию, по его словам, в канун праздника Вознесения, то есть 29 мая 1753 года. «Радуясь возвращению на родину, которую человек так любит из величайшего из предрассудков; став выше многих равных себе в отношении опыта и знания законов чести и учтивости, я горел желанием возобновить старые привычки; но более методично и с большей сдержанностью. Я с удовольствием увидел в кабинете, где спал и писал, свои бумаги, запорошенные пылью, – верный знак, что никто сюда не входил» (I, 653). Неужели же он остепенился, если верить этому лестному автопортрету? Или эта сдержанность означает, что в будущем он намерен быть скромнее и скрытнее, чем в прошлые годы, чтобы не навлечь на себя гнев правительства Республики? Потому что на самом деле в его жизни ничего по сути не изменилось. Он с удовольствием встретился с троицей старичков, которые ему покровительствовали и содержали его. Некто Валентин Делаэ, двуличный святоша и бессовестный честолюбец, в прошлом уже пытавшийся заменить его собой под крылом г-на Брагадина, решил попробовать женить Марко Дандоло на Корнелии Тьеполо, еще молодой, красивой и свежей. Казанова, почувствовавший, что подобный союз лишит его доброй части доверия и ресурсов, тотчас разрушил эти планы соответствующим оракулом. «Знайте же, что пока я буду жить с этими тремя друзьями, у них не будет иной жены, кроме меня», – заключил он по адресу своего соперника, высказавшись по меньшей мере двусмысленно.

Однажды в июне 1743 года Казанова спас, во время опасного падения в воды Бренты, хорошенькую женщину, кабриолет которой опрокинулся; впрочем, он воспользовался этим, чтобы попутно полюбоваться «всеми чудесными тайнами», пока красавица не успела одернуть юбки. Немного спустя к нему явился ее любовник, офицер с не самой лучшей репутацией, попытавшийся втянуть его в сомнительные спекуляции. Проявив на сей раз недоверие, Казанова уклонился, однако офицер, весь в долгах как в шелках, не отставал от него, познакомил со своей матерью, а главное, со своей сестрой, чтобы бросить ему наживку. Он почуял в Казанове молодого жениха. При необходимости, он продаст ему сестру, обозначенную в «Мемуарах» таинственными инициалами К.К., чтобы поправить свое более чем тревожное материальное положение. Кто же была эта пресловутая К.К., заставившая казановистов затупить столько перьев в попытках установить ее личность? Сначала думали, что это некая Катерина Кампана, а затем решили, что на самом деле это была Катерина Капретта, родившаяся 3 декабря 1738 года, чьим братом был Пьер Антонио Капретта, и которая позднее, 2 февраля 1758 года, вышла замуж за Себастьяно Марсили. На самом деле личность ее не важна, поскольку она ничего не меняет в деле, во всяком случае, не проливает на него свет. Важно то, что Казанова очень скоро воспылал к ней страстью. Девушка по-ангельски невинна, и вот наш обольститель не решается насладиться своим сокровищем, как сделал бы циничный распутник. Он еще не подозревает, что ввязался в духовном отношении в значимое и решающее приключение: не будь его, все в его жизни было бы по-другому, признается он сам. Милые прогулки в красивом саду Джудекка, любезная болтовня, состязания в беге с очаровательными призами, тонкие блюда. Желание Казановы растет, и он ни с того ни с сего предложил ей сочетаться браком перед Богом как единственным свидетелем, не проходя через канцелярию и церковный ритуал. Она согласилась, нимало не колеблясь. Не растерявшийся Казанова тут же убедил ее скрепить семейные узы, отправившись в постель и освятив договор плотью. Сказано – сделано: «К.К. стала моей женой как героиня, как должна становиться таковой любая влюбленная девушка, ибо наслаждение и осуществление желания даже боль делают сладкой. Ее постоянные обмороки делали меня бессмертным» (I, 678).