Евгений Сыч - Трио

• Название: Трио
• Автор: Евгений Сыч
• Жанр: Научная Фантастика

---

Странник, проповедник нищий и усталый, - а она омыла гостю ноги, вытерла их чистой своей кофтой, потому что не имелось в пещере лишних тряпок, да и нужных тоже. Потом на стол накрыла и служила гостю и отшельнику, пока не утолили первый голод и не продолжили беседы. А тогда села, и глядела, и слушала не слыша, не вникая.

- Ну, как тут у вас? - поинтересовался Пастырь.

- Суета, - не одобрил У. - Как с ума посходили опять: по дороге солдаты туда-сюда мечутся. Видел, наверное?

- Встречал, - признал гость. - До тебя не доходя, замели меня. Я, правда, сам к ним привязался. Веришь ли, три дня учил, пока на путь направил. Да не наставил - направил лишь. А не хотелось мне на них время убивать: к тебе шел.

- Отпустили? - спросил У.

- Куда денутся, - подтвердил тот. - Хотел было пострадать, да привычка у здешних солдат головы рубить. Ну, распните меня, ну, расстреляйте, сожгите, в конце концов, но рубить? Голову оттяпают, а потом приставят ли, да как приставят, да ту ли? Гадательно. - Оба посмеялись.

- Пришлось перевоспитывать, - продолжал Пастырь. - Поговорил с ними. Видимо, беспорядки здесь какие-то, а во главе всего некий Я. Не знаю уж, на кого он работает, соседи ли его оплачивают или ваш правитель левой рукой, о которой правая не ведает.

- Нет, - поморщился У, - это сын мой. Ни на кого он не работает. Просто дурак.

- Дурак? Это плохо, - погрустнел Пастырь. - Добра он не делает. Провокацией это называется, знаешь?

- Знаю, - нехотя признался У, - от него и слышал. Он как раз на провокацию уповает, на умножение зла. Он - их режет, они народ давят, народ в конце концов возмутится и свергнет. Говорил я ему: когда-то еще свергнут, а кровь сейчас льют - чем дальше тем больше - из-за него, дурака, не в последнюю очередь.

- Да и свергнут, - задумчиво сказал гость, - тоже радости мало. Свято место пусто не бывает, а уж крови при этом... Все прежнее просто не в счет.

- Знаю, - кивнул У, - тут уж счет другой начнется.

- Сын у тебя, однако, - подумал вслух Пастырь. - Впрочем, если встретимся, поговорю я с ним. Приходилось мне с подобными сталкиваться. Нужные они правителям люди, даже если сами правители этого недопонимают. Меня раз с таким вот вместе казнить собирались, так меня казнили, а его выпустили: мятежника, убийцу. Интересный был тип, вот только времени поговорить с ним по-настоящему не было.

- Обидно?

- Нет. Я, кстати, слышал, что он уехал в метрополию и вел вполне добропорядочное существование. Может, своим умом дошел... Теперь уже не узнаешь, краток век человеческий. А с сыном твоим поговорю. И вообще, мне здесь многое любопытно показалось. Ты мне общую картину здешних событий дать можешь?

- Не могу, - сказал У, - я давно уже ни с кем не общаюсь. Неинтересно мне как-то. Нового не жду, а о чем спрашивать?

- Это ты зря. Пожалуй, нового и не много, но кое-какие нюансы всегда появляются. Веяния неожиданные. А у нее ты спрашивал, а? - Пастырь кивнул на женщину. - Она ведь недавно у тебя? И не от хорошей жизни сюда пришла.

- Мы разговаривали, - ответил У. - Но так, смутно. Общей картины женщина все равно дать не может, а детали мне ни к чему. Зачем человеку в душу лезть? И без меня любителей спрашивать и специалистов развелось хоть отбавляй.

- Ты не прав, - мягко настоял гость. - Спрашивать человека надо, чтобы беду расшевелить, чтобы прорвалась она и вытекла, не лежала камнем на сердце. Обидели? - обернулся он к женщине.

Женщина молча кивнула.

- Мужа убили? - Она опять кивнула.

- За что?

- Не знаю.

- А дети?

- Не дал господь.

- Молодая ты еще, - сказал Пастырь. - Детей тебе нужно. Дело женщины дети, и не надо думать о мертвых. Потому что воспоминание о беде и ожидание беды всегда страшнее, чем сама беда, а мужу твоему ничто уже не грозит, ничего с ним худого больше случиться не может. И тебе нужно идти самой с того места, где остановился он, и путь твой, женщина, один - дети. Сказал я уже об этом и вновь повторю, чтоб крепче запомнилось. Жить надо, жизнь коротка и путь короток, а печалиться о прошлом - остановиться в пути. Не дело это для того, кто должен идти дальше. Поняла меня?

Помолчали. Опечалились. Женщина ушла вглубь.

- Давай спать ложиться, - предложил гость. - Устал я сегодня, прошел много.

С Я Пастырю довелось встретиться вскоре; хрупким оказалось его христианское воинство, и вновь вернулся он к отцу отдохнуть от поражений.

Верую

Еси Бог. Как у каждого бога, у него много имен. Есть известные, есть тайные. По мере увязания в прогрессе тайных имен люди узнавали все больше. И узнают. И становятся сильнее. Не так давно явилось миру еще одно имя божье - Случай.

Как всегда при узнавании, люди пораскинули мозгами и успокоились ка том несколько более, чем до. Подходит, - решили люди об имени бога. Соответствует. Но Случай не самое заветное из имен. Доказательства? Пожалуйста. К вам приходят и вам говорят, что вы - допустим - племянник нехорошего во всех отношениях царя Николашки. И за это вас немедленно должно расстрелять. "Случай!" - думаете вы, соглашаясь. И не протестуете, не противитесь - куда уж тут денешься! Идете себе и расстреливаетесь. А не случай тому виной, нет, не случай. Случай - это так, частность. Главное ситуация. Посмотрите на календарь. Ну да, племянник, но ведь некоторое время назад обстоятельство это не пули бы вызвало, а лишь почтительность, готовность услужить. А через некоторое время, чуть позже, - не пули и не готовность, а пожатие плечами явилось бы результатом обнародования этого факта из вашей биографии. Или возьмем не время, а расстояние: сместить бы вас в тот самый, опасный момент на пару тысяч километров в избранную сторону - и опять же нечто другое, а не расстрел, вызовет известие. Ситуация - бог, перед которым бессилен даже тот, кто прочих богов презрел. Ибо сказано: "экспорт революции невозможен, поскольку сама революция невозможна без революционной ситуации".

Воспоем же в унисон: несть бога, кроме, ныне и присно и во веки веков. Амен!

- Останься!

- Зачем?

- Останься сегодня со мной, не уходи. Они все спят, и Пастырь, и сын. Останься!

- Ладно.

- Садясь сюда, поближе ко мне.

- Зачем? Но пусть, да, ладно, я села. И все же?

- Ты не понимаешь?

- Понимаю, наверное. Слава богу, не маленькая. Только тебе же это не нужно.

- Нужно.

- Ты уверен? Сынок твой мне о тебе порассказывал как-то, и, знаешь, я не совсем уверена...

- А это и проверить можно, - усмехнулся У.

- Изволите говорить пошлости?

- Что ж я, ненормальный, по-твоему? Слишком иного вы все обо мне знаете, больше меня, выходит, знаете, что нужно мне, чего - нет.

- Ты обиделся?

- Я позвал тебя. К чему столько слов. Разве ты не ждала, что я когда-нибудь позову?

- Не сейчас, раньше - ждала. Когда мы одни были. Но что же, мы здесь жить будем?

- А чем тебе плохо здесь?

- Пещера твоя - не дом, а так, природа, романтика. А мне дом нужен.

- Дом? У кого сейчас есть дом? У тебя был, а где он, я много ли было радости? Сама к людям не идешь, а со мной - пошла бы?

- С тобой - пойду.

- И что? Огород заведем, стены поставим, сеять что-нибудь будем?

- Ты этого, (Наверное, не умеешь?

- Да не в этом дело, умел когда-то, научусь, если надо будет.

- Правда? Ну так пойдем!

- А тут - не согласна? Разве дом и огород сделают тебя счастливой? Ты ведь живая, теплая, тебе детей нужно рожать, он прав, Пастырь.

- Подожди, я еще хочу сказать тебе. Мне кажется, ты все-таки не сможешь жить с людьми, потому что твое место здесь, а я для тебя просто прихоть.

- Опять за меня решаешь!

- Ты бы сам решал - и не нужно было б брать твое на себя. Я понять хочу. Что ты можешь? Думать? Но этим не проживешь и детей не накормишь. Чем ты занимался в жизни, в той жизни, с людьми? Пахал?

- Нет, не пахал. Пастухом был когда-то, рыбу ловил и прочее.

- Что - прочее?

- Убивал. Людей, я убивал. Это ведь тоже профессия, хлеб дает не хуже другой.

- А если вернешься к людям, опять убивать будешь?

- Нет. И оставим богу богово, а кесарю кесарево. Что тебе сейчас прошлое или будущее? Зачем? В жизни человеческой легких путей не бывает. В конце легкого пути тупик или ловушка, можешь мзде поверить. Время, оно не с косой, просто косое, я перед ним босой. Можно приблизиться к раю, можно, но только не сразу. Ты понимаешь?

- Я понимаю. Я - понимаю...

Близилась полночь, когда корабль ткнулся упругим бортом в шаткое дерево пристани Рая.

Трепетно.

Если хотят уничтожить память о герое, его портрет печатают на деньгах. Если хотят забыть - рассказывают.

- Мой муж был каллиграфом. Я мало разбираюсь в его работе, но все же думаю, он был приличным каллиграфом, может быть, даже очень хорошим. Во всяком случае, его работу ценили. И зарабатывал он, как я теперь понимаю, много: у нас в доме все было, я даже не знала, чего хотеть. Работал он, правда, серьезно. Сидит с этими листами голодный, чаю только с утра попьет, насвистывает и работает. С утра он никого видеть не мог и не хотел. А вечером мы гостей принимали или сами в гости ходили. Муж любил работы свои показывать. Хвастался. Приятели посмотрят, похвалят, обсуждать начнут: это, мол, хорошо, а так лучше. Он послушает и начинает им потихоньку объяснять, что к чему, так, знаешь, будто они сами все понимают, только слегка подзабыли. И через некоторое время, смотришь, все с ним согласны, а он сидит, доволен, аж светится весь. Злилась я на него тогда, но слушать любила, он о своей работе хорошо рассказывал.