Эдуард Эттингер - Аттила России

• Название: Аттила России
• Автор: Эдуард Эттингер
• Издательство: Кавказский край
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-86722-076-1

Предлагаемый вниманию читателей роман немецкого писателя Эдуарда Марии Эттингера (1808–1872) в переводе на русский язык был опубликован в 1911 году известным русским книгоиздателем А. А. Каспари в его знаменитой серии «Тайны венценосцев».

Произведение выгодно отличается стремлением к исторической правде в изображении эпохи царствования Екатерины II в период всесильного могущества фаворита императрицы князя Г. А. Потемкина, прозванного русским Аттилой. Достоинством романа является и детективно-острый сюжет, в который водоворотом событий вовлечены великий князь Павел Петрович (будущий император Павел I), поэт ГР Державин и Бодена — загадочная, роковая женщина, сыгравшая особую роль в жизни всех упомянутых героев романа.

---

— Ваше высочество, — начала она, держа наготове какой-то сверток.

— А, это ты, Надежда! Ну, как здоровье великой княгини?

— Mais comme a l'ordinaire, Altesse[10]…

— Comme a l'ordinaire? Ну, знаешь ли, это очень плохое утешение! Значит, по-прежнему — взгляд затравленной газели, тихие, скорбные стоны… вообще великомученица…

— Да! Но помилуйте, ваше высочество, ведь…

— Ну да, да! Все виноваты эти идиоты-врачи. Покачивают своими пустыми башками и только нагоняют страх. Они уверяют, что великая княгиня слаба и может не перенести родов. Что за чушь! Практика показывает, что именно слабые женщины переносят роды лучше всего и что больше всего смертных случаев бывает среди женщин крепкого сложения.

— Благодарю за столь ободряющие слова вашего высочества! — сказала Надежда с ироническим книксеном, и даже слезы злобы брызнули у нее из глаз: она была в том же положении, что и великая княгиня, однако имела крепкое сложение. — Конечно, это был бы лучший исход для меня… да и для вас тоже, ваше высочество! Господи, я с ума схожу при мысли, что будет, когда это обнаружится! До сих пор я, как могу, скрываю свое положение, но шила в мешке не утаишь: настанет день, когда все станет известным…

— Ну, и что же? Поверь, я сумею защитить тебя от кого угодно!

— Да полно вам, ваше высочество! Ну к чему говорить фразы, которым вы и сами не верите? Разве вы сумели получить вес и влияние в делах? Разве сможете вы сказать хоть слово, если ее величеству благоугодно будет надрать вам уши, как мальчишке? Сами еще покорно подставите… Полно вам! Да и где тут говорить о защите, когда вы не можете защитить собственную свою честь.

— Что ты этим хочешь сказать?

— А то, что ваша супруга у вас на глазах продолжает строить шуры-муры с Державиным, а вы и оглянуться не успеете, как у вас на высочайшем челе вместо короны венец из рогов вырастет!

— Ты забываешься, Надежда!

— Очень громкая фраза, ваше высочество, но ведь я вам не совсем чужая.

— Ты говоришь чушь: Державин только сегодня вернулся в Петербург.

— А это что? — и Нелидова протянула великому князю какую-то тетрадь.

— Откуда это у тебя? — спросил Павел Петрович, нахмуриваясь.

— Ее высочество изволили забыться сном. Я собралась было уходить, как вдруг вижу — из-под подушки торчит беленький уголочек какой-то тетради.

Я уже давно заметила, что ее высочество часто достает эту тетрадь и, когда думает, что за ней никто не следит, целует ее. Я и поинтересовалась.

Гляжу — нечто достойное внимания вашего высочества.

— А, опять стишки! — буркнул Павел Петрович, после чего взял тетрадь и отошел с нею к окну.

Но, прочитав посвящение и еще несколько стихотворений, он побагровел, злобно швырнул тетрадь в топившийся камин и сейчас же сел к письменному столу; там он написал письмо и через пять минут отправил его с курьером в Царское Село.

На другое утро Державин получил высочайший приказ немедленно выехать в Москву.

Проснувшись, великая княгиня по привычке сунула руку под подушку, чтобы достать заветную тетрадь. После долгих и тщетных поисков убедившись, что она украдена, она не сказала ни слова, и только скорбная, страдальческая складка вокруг губ великой княгини залегла еще глубже, еще безнадежнее.

В середине апреля у великой княгини начались роды.

Как раз в это время случилось скандальное происшествие — у фрейлины ее высочества, девицы Нелидовой, родился мальчик. Не успела она оправиться от родов, как ей вручили собственноручное приказание императрицы Екатерины немедленно выехать в тот же день из Петербурга.

А великой княгине делалось все хуже и хуже. 26 апреля 1776 года в Петербурге распространилась грустная новость: ее высочество Наталья Алексеевна скончалась на двадцать первом году своей жизни, разрешившись мертвым младенцем…

Смерть великой княгини Натальи Алексеевны вызвала громадную сенсацию повсеместно за границей. Никто не хотел верить, что молодая, цветущая женщина умерла естественной смертью, и при дворах Франции и Австрии упорно твердили о преступлении. Называли имена, приводили мотивы — языки работали вовсю.

Сама императрица Екатерина сочла долгом оправдываться перед Вольтером (в письме от 12 мая 1776 года). Хотя всем было известно, что она очень не любила своей невестки, хотя она неоднократно говорила, что «лучше совсем не иметь внука, чем иметь его от такого ничтожества», но в этом письме она горячо восхваляла достоинства покойной великой княгини и писала, что смерть такого ангела ровно никому не могла понадобиться.

Она отписывала, как обещала доктору Альману — акушерскому светиле того времени — сто тысяч рублей за благополучное разрешение великой княгини, но по горячности и волнению пригрозила: «если случится несчастье, вы отвечаете мне своей головой!» Альман глубоко поклонился в ответ и… поспешил скрыться за границу.

Между прочим в этом же письме государыня горячо вставала на защиту чести покойной.

«Мой сыну — писала она, — который никогда не любил своей жены, как того заслуживала эта молодая, ангельски красивая женщина, со времени ее смерти ходит, словно потерянный, словно раздавленный горем.

Злые люди осмелились пустить злобную клевету, будто покойная, страстная поклонница поэзии, любила нашего молодого поэта Державина гораздо больше, чем своего прозаического супруга, и во всяком случае больше, чем это допускает супружеский долг. Другие, к которым принадлежит также любовница великого князя, идут еще дальше и осмеливаются утверждать, будто великая княгиня состояла в преступной связи с одним из своих камергеров — графом Андреем Кирилловичем Разумовским и что преступность этой связи явно видна из оставшейся у покойной переписки.

Но это — только клевета; я не верю ни тому, ни другому. Я непоколебимо уверена в порядочности опочившего ангела, да и решительно никаких писем не было найдено».

Мы очень просим читателя запомнить последние две фразы императрицы, потому что, как покажет дальнейшее, действия Екатерины Алексеевны значительно разошлись с этим убеждением.

А пока позволим себе привести здесь несколько соображений.

Разумеется, было бы очень неосторожно и неправдоподобно подозревать малейшую возможность того, что Екатерина II могла быть замешанной в смерти великой княгини. Необходимо принять во внимание, что Екатерина II была очень мягким человеком, крайне неохотно склонявшимся к подписи смертных приговоров.

Но дело в том, что около Екатерины II стоял Потемкин — более могущественный, чем, пожалуй, сама императрица. Правда, сейчас трудно представить себе, какую выгоду могла бы иметь для Потемкина смерть великой княгини. Но вот что говорят факты: акушерка, помогавшая великой княгине разрешаться от бремени, была рекомендована Потемкиным. После смерти великой княгини эта акушерка получила пожизненную пенсию в 2400 рублей серебром в год. Впоследствии она пользовалась неизменным благоволением Потемкина и графа Безбородко, которые часто принимали ее у себя и приглашали к своему столу.

Чем можно объяснить всю эту необыкновенную милость? Почему акушерке даже после несчастного исхода родов назначили такую крупную по тому времени пенсию, когда почтенного Альмана пугали, что несчастный исход будет стоить ему головы?

Все это — такие вопросы, на которые едва ли кто-нибудь может дать правдоподобный ответ, за исключением того, который уже дало общественное мнение Европы.

Часть вторая. Таинственные превращения

I

В том самом письме (от 12 мая 1776 года), о котором уже говорилось, Екатерина II написала Вольтеру следующее:

«.. Кроме всего этого, меня, как мать, страшно мучает совершенно необъяснимое явление: великий князь, относившийся к жене при ее жизни почти с ненавистью, теперь, после ее смерти, чтит ее как святую и предается настолько безграничной скорби, что безвыходно просиживает неделями в своих комнатах в Павловске, довольствуясь обществом молодого пажа, недавно принятого им на службу. Он до такой степени предается необузданному раскаянию из-за того, что не дал покойной всей той любви, которой она заслуживала, что врачи серьезно опасаются за его здоровье и боятся расстройства умственных способностей великого князя. Я настояла, чтобы Павел переехал из Павловска в Царское Село, так как там его на каждом шагу мучали воспоминания, и надеюсь, что шумная жизнь большого двора развлечет его и отвлечет от грустных мыслей».

Но надежды матери-монархини не оправдались: переехав по ее настоянию в Царскосельский дворец, Павел Петрович зажил полным нелюдимом, совершенно не показывался из своих апартаментов, расположенных в дальнем крыле дворца, и просиживал дни напролет, заперевшись с пажом Осипом.