Петр Краснов - Последние дни Российской империи. Том 2

• Название: Последние дни Российской империи. Том 2
• Автор: Петр Краснов
• Издательство: Техномарк
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-87247-093-2

Последние дни Российской империи: П. Краснов. От двуглавого орла к красному знамени. Части 3—5.

---

   — А как сокрушить их? — спросил Николай Ильич.

   — Борись.

   — Халдейская мудрость! — презрительно сказал Николай Ильич, — таинственные заклинания, масонские ложи, чёрная месса, всё это слыхали мы, но я не очень склонен верить всему этому.

   — Увидите и уверуете.

   — Если уверовать в злого духа, то придётся уверовать и в Бога. А это я уже пережил и передумал. Бога нет

   — О Боге я не говорю. Я говорю о победе над миром. Воюй с обществом людей, не покладая рук, пока не установится должный порядок, пока все земные народы не станут рабами твоими. Так писано в Зогаре.

   — Кабалистика, — сказал Николай Ильич, но честолюбие его было задето. Ему показалось, что то, что говорит ему незнакомый еврей куда выше и умнее, нежели — «долой самодержавие».

   — Хорошо. Но чтобы бороться, нужно иметь силу.

   — Силу? — спросил старик и тихо стал отходить от озера. — Силу? — уже издали сказал он. — Лучшего из гоев умертви, лучшей из змей раздроби мозг— так говорит Мехильта. — Справедливейшего из безбожников лиши жизни — так говорит Софорим.

Старик уже шёл по шоссе к местечку. Лучи заходящего солнца заливали его красным блеском и, казалось, что струи крови текут по его бороде. Он остановился и вдруг грубо и громко захохотал. Так не соответствовал этот смех его тихому глухому голосу, его величавой библейской осанке, что Николай Ильич с удивлением посмотрел на него.

   — Я пришлю к вам учителя. Из нашей ложи. Ему веруйте, — крикнул старик.

Николай Ильич бросился за ним. На углу переулка до него донеслись слова: «Увидишь и больше!» Но, когда он вошёл в переулок, то там никого не было. Ни ребёнка, ни собаки, ни старика, ни женщины с вязаньем, — никого не было в переулке, залитом закатными кровавыми лучами солнца.

II

Старик сдержал обещание. Он прислал учителя. В этом присяжном поверенном, ничего не было таинственного. Среднего роста, вертлявый, нервный, любящий позы, рыжеватый еврей Троцкий, Лев Давидович, любил пожить, покушать, поухаживать, был сладострастен не в меру, доходил до садических эксцессов, был влюблён в самого себя и по глубине и настойчивости мысли был много ниже, нежели Николай Ильич. Но у него было то, чего не хватало Бурьянову.

Забравшись в кабинет к Бурьянову и потребовавши себе коньяк, Троцкий разрешал все недоумения Бурьянова.

   — Чтобы добиться равенства, — говорил медленно и упрямо Бурьянов, глядя косыми глазами, — надо сравнять общество, убрать сословные перегородки, надо до некоторой степени уничтожить культуру. Начнём сверху: — мы убираем власть. Но как?

   — Чик-чик... И власти нет. Очень просто. Мы поставим громадную электрическую гильотину на большой площади и отрубим все непокорные головы, начиная с царской.

   — Откуда сила?

   — Голод даст толпу, толпа даст силу. Надо всё то, что составляет ценность и смысл жизни взять в свои руки: вот и всё. Право жизни и смерти — раз, распределение хлеба — два, ничего своего, потеря собственности — три. Все наше. Все. Мы говорим, что все принадлежит обществу, народу, но все возьмём себе и станем всесильными. Когда мы возьмём на себя право жизни и смерти, мы получим возможность заставить повиноваться себе большинство.

   — Террор?— спросил Николай Ильич.

   — Кровавый и небывалый!

   — Когда?

   — Это трудно сказать. Надо, чтобы народы устали повиноваться своим владыкам. Нужна война. Война научит людей презирать жизнь, научит убивать. Далее: уничтожить всё, что привязывает людей к жизни. Любовь? Надо надругаться над предметом вашей страсти. Помните «Бездну» Леонида Андреева. А? Сладострастно просмакованная штучка? Неправда ли? Наша интеллигенция готовит нам дорогу. Пойдём, товарищ, по готовому, гладкому пути. Плевать на все! Вы помните, как слюнявые гимназисты читали «Бездну»? Помните «огарочников» 1905 года, помните этих бледных девушек с подсинёнными веками, которые отдавались направо и налево, а потом гордо уходили из жизни? С этого начнём. Есть похоть, есть самец и самка. Так во всём - в песнях, в стихах, в прозе, в музыке. От «Крейцеровой сонаты» Толстого, к «Бездне» Леонида Андреева, к «У последней черты» и «Санину» Арцыбашева — вы видите, большая часть работы уже сделана писателями. Чистоты нет, канва готова, надо вышивать узор. Нет любви, не будет и семьи.

   — Религия? — проговорил Николай Ильич.

   — Кто теперь верит? Храмы пустует. Туда ходят одни старушки, священники сами ни во что не верят. Да и тут, и тут — смело, нагло покажите, что все обман. Откройте мощи, надругайтесь над иконами.

   — Полиция не позволит.

   — Долой полицию! — крикнул Троцкий. — На гильотину её!

   — Печать?

   — Свобода печати, товарищ, есть буржуазный предрассудок. Печать должна быть только наша.

   — Я об этом думал давно. Свобода должна быть только у вождей, но не у народа. Народу должен быть дан лишь призрак свободы, я об этом давно думал, Лев Давидович, но я никогда не мог додуматься, как лишить народ свободы, обещая дать её ему. Вот, где была у меня остановка.

Троцкий посмотрел на Бурьянова и покачал головой. Он встал с кресла, стоя выпил рюмку коньяку и сказал:

   — Опять ваша сестрица водой коньяк доливала. Уж эта её скаредность. — Легче всего, товарищ, это сделать. Перед нами многовековой опыт обуздания народной свободы и подчинения народа, перед нами исписанные страницы истории. Возьмём готовое.

   — Что же, — брезгливо морщась проговорил Бурьянов, — полиция, армия, суд, казни, жандармы?

   — Зачем, зачем, товарищ? Это все испугает народ. Надо всё новое, новые слова. Придёт время, справимся и с этим, это уже подробность.

   — Но где мы найдём людей, готовых исполнять наши приказы?

   — Вот это самое простое. У нас, в России, говорят: было бы болото, а бесы найдутся, я вам скажу — была бы власть, а подлизы и подхалимы найдутся. Прикормим. Помните одно, что человек самое подлое животное в мире, а русский особенно. Не только найдутся, руки целовать будут и славословить будут.

   — Чернь, простой народ, — устало сказал Бурьянов.

   — Профессора, учёные, вельможи, князья, артисты, писатели, — убеждённо сказал Троцкий. — Дайте нам только отвести подальше христианскую мораль и все полетит кувырком. Дайте разбить людей по партиям и перессорить партии между собой и тогда всё будет готово.

   — Откуда у вас такая уверенность? Кто тот старик, которого я видел третьего дня на берегу озера и который непонятным для меня образом исчез?

   — Отвечу на всё, насколько могу. Я присяжный поверенный. Я жид. Жид, которому в гимназии соседи складывали угол полы мундира и показывали свиное ухо, которого преследовали в университете, которого на Невском, во время демонстрации, казак избил нагайкой, которому постоянно грозили чертой оседлости, но не довольно ли? Я поклялся, что будет день, когда молодёжь, студенты и гимназисты будут восторженно приветствовать меня и носить на руках, будет день, когда казаки будут повиноваться мне и станицы изберут меня своим почётным казаком. Будет день, когда мы с вами, товарищ, станем царями вселенной! А вы нам нужны, как знамя, как человек, у которого, что ни фраза, то формула. Но, погодите, товарищ, — прихлёбывая коньяк и блестя глазами воскликнул Троцкий, — девушки лучшего общества будут приходить ко мне и отдаваться мне, а я буду терзать и мучить их на глазах братьев и женихов!

   — Это мне нравится, — сказал Бурьянов, — это идейное сладострастие. Это не разврат, а что-то высшее.

   — Теперь вы знаете, кто я. Я — царь иудейский, я царствующий жид и я сумею показать гоям, что значит владычество жида. Кто послал меня?.. Его я не могу назвать. Он один из великих мудрецов, которым дано править миром. Это вождь социализма, это тот, кто сумеет достигнуть величайшего равенства людей — всех людей сделать рабами, всех поставить на скотское положение.

   — А потом? — спросил Николай Ильич.

   — Потом? А что нам до того, что будет потом? На наш век хватит. Погибла Ниневия и Вавилон, рухнул Египет, а его ли культура не была высока, погибли Греция и Рим с его изнеженным развратом и великолепными легионами, — ну что же, погибнет, обратится в прах Россия, Германия, порастёт бурьяном и по провалившейся мостовой будут ходить путешественники и с удивлением смотреть на остатки зданий и будут говорить: «Как тогда умели строить?» — Вам жалко?

   — Ничуть, — сказал Бурьянов.

   —  И мне не жалко. Почти два тысячелетия накапливалась могучая европейская культура — протрём глаза накопленному капиталу и спустим все до последнего гроша. А! Какой сверкающий апофеоз будет всей мировой истории!