Сергей Аксаков - Несколько слов о раннем весеннем и позднем осеннем уженье

• Название: Несколько слов о раннем весеннем и позднем осеннем уженье
• Автор: Сергей Аксаков
• Жанр: Публицистика

«В старые годы, то есть в годы молодости и зрелого возраста, я совсем не знал ни раннего весеннего, ни позднего осеннего уженья; под словом позднего я разумею не только сентябрь, но весь октябрь и начало ноября – одним словом, все то время, покуда не покроются крепким льдом пруды и реки. Будучи страстным ружейным охотником, я обыкновенно еще в исходе августа, в самом разгаре окуневого клева, оставлял удочку до будущей весны…»

---

Вот такую-то осень люблю я не только как охотник, но как страстный любитель природы во всех ее разнообразных изменениях.

Те же самые причины, то есть постоянная жизнь в деревне и невозможность охотиться с ружьем, заставившие меня попробовать уженье так рано весною, заставили меня продолжать охоту с удочкой осенью, до последней крайности, несмотря ни на какую погоду. Сначала, до сильных морозов и до наступления холодного ненастья, рыба брала на прежних, глубоких и крепких местах, как и во все лето. Мало-помалу клев в омутах переходил в береговой, то есть в клев около берегов, потом некрупная рыба, средней величины, начала подниматься в верховье пруда[2] и держалась более посредине реки, отчего и удочку надобно было закидывать далеко от берега. Уженье такого рода я продолжал до таких морозов, от которых вся моя речка, несмотря на родниковую воду, затягивалась довольно крепким льдом; лед же, не очень крепкий на тех местах, где держалась рыба, я разбивал длинным шестом, проталкивал мелкие льдины вниз по течению воды или выбрасывал их вон и на таком очищенном месте реки продолжал удить, ловя по большей части средних окуней и разную мелкую рыбу. Нередко уживал я при нескольких градусах мороза, стоя по колени в снегу и спрятав за пазуху коробочку с червями, потому что червяк замерзал даже при насаживании его на крючок. Очевидно, что насадку надобно было производить проворно: впрочем, я несколько раз видел, что замерзший и окоченевший червяк сейчас оттаивал в воде и начинал шевелиться. Покуда моя река замерзала только с краев, а по ее середине тянулась длинная, сплошная полынья, удить можно было везде, где была открыта вода, наблюдая только ту осторожность, чтоб леса не прикасалась к ледяным окраинам, потому что она сейчас примерзла бы к ним и при первой подсечке можно было ее оторвать; надобно было также наблюдать осторожность при вытаскивании рыбы, бережно вынимая ее на лед и потом уже выбрасывая на берег: такой двойной прием вытаскиванья драгоценной добычи нужен для того, чтоб об острые края береговых льдин не перерезать лесы.

Когда морозы становились сильнее, то на реке не замерзали только те места, где больше было сильных родников и куда постоянно собиралась всякая мелкая рыба. Клевали по большей части окуни, но клев их терял свою решительность и бойкость, да и сами они, вытащенные как будто без сопротивления из воды, казались какими-то вялыми и сонными. Может быть, многие возразят мне: «Что за охота добывать с такими трудностями несколько полусонных рыб?» – На это я буду отвечать, что «охота пуще неволи», что в охоте все имеет относительную цену. Я думаю, что в этом случае все охотники согласятся со мной. Где много благородной дичи или крупной рыбы лучших пород, там, конечно, никто и не посмотрит на дичь низшего достоинства или на мелкую рыбу; но где только она одна и есть, да и той мало, там и она драгоценна.

1858 г. Января 3-го.Москва.

Примечания

1

Шмара – зелень, водяной цвет.

2

Напоминаю моим читателям, что я удил на речке Воре, которая вся состоит или из прудов, или из прудовых верховьев; настоящего свободного теченья речки, или, справедливее сказать, ручья, почти нет: оно продолжается не более как сажен на сто от мельниц, а потому мои наблюдения не могут быть прилагаемы к реке неприпруженной, которая течет собственной своей массою воды.