Виссарион Белинский - Сочинения Державина

• Название: Сочинения Державина
• Автор: Виссарион Белинский
• Жанр: Критика

Статьи о Державине, приуроченные к столетнему юбилею со дня рождения поэта, должны были составить часть давно задуманного и неоднократно обещанного Белинским в печати «Критического курса русской поэзии». Вместе с циклом статей «Сочинения Александра Пушкина (1843–1846)» и статьей «Кантемир» они заложили основу научной истории русской литературы.

---

Говоря о прекрасных местах оды «Бессмертие души», нельзя не указать на следующие:

Сей дух в пророках предвещает,
Парит в пиитах в высоту,
В витиях сонмы убеждает,
С народов гонит слепоту;
Сей дух и в узах не боится{23}
Тиранам правду говорить:
Чего бессмертному страшиться?
Он будет и за гробом жить.
. . . . . . . .
. . . . . . . .
Наш прах слезами оросится,
Гроб скоро мохом зарастет;
Но огнь от праха в том родится,
Надгробну надпись кто прочтет:
Блеснет, – и вновь под небесами
Начнет свой феникс новый круг.
Все движется, живет делами,
Душа бессмертна, мысль и дух.

Как серный пар прикосновеньем
Вмиг возгарается огня,
Подобно мысли сообщеньем
Возможно вдруг возжечь меня:
Вослед же моему примеру
Пойдет отважно и другой;
Так дел и мыслей атмосферу
Мы простираем за собой!

И всяко семя роду сродно
Как своему приносит плод:
Так всяка мысль себе подобно
Деянье за собой ведет.
Благие в мире духи, злые,
Суть вечны чада сих семен;
От них те свет, а тьму другие
В себя приемлют, жизнь иль тлен.

Зато некоторые из од духовного и нравственного содержания поражают невообразимыми странностями. Кто бы, например, подумал, что вот эти стихи – Державина, а не Тредьяковского:

Как птица в мгле унывна,
Оставлена на зде (на кровле),
Иль схохленна, пустынна
Сидяща на гнезде
В нощи, в лесу, в трущобе,
Лию стенаньем гул.

А между тем это действительно стихи Державина из оды «Сетованье», начинающейся стихами:

Услышь, творец, моленье
И вопль моей души!

Но огромная поэма, а не ода «Целение Саула» представляет собою пример особенной нестройности. Она состоит более чем из 400 стихов, которые все вроде следующих:

Внимает песнь монарх; но сила звуков, слов
Так от него скользит, как луч от холма льдяна;
Снедает грусть его, мысль черная, печальна,
Певец то зрит – и, взяв других строй голосов,
Поет уж хором всем, но сонно, полутонно,
Смятенью тартара, душе смятенной сходно.

И кто бы мог думать, чтоб за такими стихами следовали вот какие:

На пустых высотах, на зыбях божий дух
Искони до веков в тихой тьме возносился,
Как орел над яйцом, под зародышем вкруг
Тварей всех теплотой, так крылами гнездился.
Огнь, земля и вода, и весь воздух в борьбе
Меж собой, внутрь и вне, беспрестанно сражались.
И лишь жизнь тем они всем являли в себе,
Что там стук, а там треск, а там блеск прорывались;
Гром на гром в вышине, гул на гул в глубине,
Как катясь, как вратясь, даль и близь оглушали;
Бездны бездн, хляби хлябь, колебав в тишине
Без устройств естество, ужас, мрак представляли.

Впрочем, эти стихи, прекрасные и сильные, несмотря на свою грубую отделку, суть единственный оазис в песчаной пустыне этой поэмы.

Ода «Бог» считалась лучшею не только из од духовного и нравственного содержания, но и вообще лучшею из всех од Державина. Сам поэт был такого же мнения. Каким мистическим уважением пользовалась в старину эта ода, может служить доказательством нелепая сказка, которую каждый из нас слышал в детстве, будто ода «Бог» переведена даже на китайский язык и, вышитая шелками на щите, поставлена над кроватью богдыхана. И действительно, это одна из замечательнейших од Державина, хотя у него есть много од и высшего, сравнительно с нею, достоинства.

Из од Державина нравственно-философического содержания особенно замечательны сатирические оды – «Вельможа» и «На счастие». При рассматривании первой, должно забыть эстетические требования нашего времени и смотреть на нее, как на произведение своего времени: тогда эта ода будет прекрасным произведением, несмотря на ее риторические приемы. Первые восемь строф просто превосходны, особенно вот эти:

Кумир, поставленный в позор,
Несмысленную чернь пленяет;
Но коль художников в нем взор
Прямых красот не ощущает:
Се образ ложные молвы,
Се глыба грязи позлащенной!
И вы без благости душевной
Не все ль, вельможи, таковы?

Не перлы перские на вас
И не бразильски звезды, – ясны:
Для возлюбивших правду глаз
Лишь добродетели прекрасны, —
Они суть смертных похвала.
Калигула, твой конь в сенате
Не мог сиять, сияя в злате:
Сияют добрые дела!

Осел всегда останется ослом,{24}
Хотя осыпь его звездами;
Где должно действовать умом,
Он только хлопает ушами.
О, тщетно счастия рука,
Против естественного чина,
Безумца рядит в господина
Или в шумиху дурака.

Каких ни вымышляй пружин,
Чтоб мужу бую умудриться,
Неможно век носить личин,
И истина должна открыться.
Когда не сверг в боях, в судах,
В советах царских сопостатов:
Всяк думает, что я Чупятов
В мароккских лентах и звездах.

Оставя скипетр, трон, чертог,
Быв странником в пыли и в поте,
Великий Петр, как некий бог,
Блистал величеством в работе:
Почтен и в рубище герой!
Екатерина в низкой доле,
И не на царском бы престоле
Была великою женой.

И впрямь, коль самолюбья лесть
Не обуяла б ум надменный:
Что наше благородство, честь,
Коль не изящности душевны?
Я князь – коль мой сияет дух;
Владелец – коль страстьми владею;
Болярин – коль за всех болею,
Царю, закону, церкви друг.

Да, такие стихи никогда не забудутся! Кроме замечательной силы мысли и выражения, они обращают на себя внимание еще и как отголосок разумной и нравственной стороны прошедшего века. Остальная и большая часть оды отличается риторическими распространениями и добродушным морализмом, который об истинах вроде 2 × 2 = 4 говорит, как о важных открытиях. Впрочем, 10, 11 и 12-я строфы, изображающие вельможескую жизнь людей XVIII века, отличаются значительным поэтическим достоинством. В оде «На счастие» виден русский ум, русский юмор, слышится русская речь. Кроме разных современных политических намеков, в ней много резких и удачных юмористических выходок, свидетельствующих какое-то добродушие, как, например, это обращение к счастию:

Катаешь кубарем весь мир:
Как резвости твоей примеров,
Полна земля вся кавалеров,
И целый свет стал бригадир.

Тонко хваля Екатерину, поэт говорит:

Изволит царствовать правдиво,
Не жжет, не рубит без суда;
А разве кое-как вельможи,
И так и сяк, нахмуря рожи,
Тузят инова иногда.

Сатирически описывая свое прежнее счастие, когда, бывало, все удавалось ему, и в милости бояр, и в любви, и в игре, и в поэзии, поэт очень забавно и вместе колко жалуется на безвременье преклонных лет своих:

А ныне пятьдесят мне било:
Полет свой счастье пременило;
Без лат я горе-богатырь;
Прекрасный пол меня лишь бесит,
Амур без перьев нетопырь,
Едва вспорхнет и нос повесит.
Сокрылся и в игре мой клад:
Не страстны мной, как прежде музы:
Бояре понадули пузы,
И я у всех стал виноват.

Умоляя счастие снова осыпать его своими дарами, поэт остроумно подшучивает над Горацием, обещаясь писать школярным слогом:

«Беатус — брат мой, на волах
Собою сам поля орющий
Или стада свои пасуший!»
Я буду восклицать в пирах.

К числу таких же од принадлежит и «Мой истукан». В ней особенно замечательны некоторые черты характера поэта и его образа мыслей. Таковы два превосходнейшие стиха:

Злодейства малого мне мало,
Большого делать не хочу.

Замечательна и следующая строфа: поэт говорит, что ни за какие дела не стоил бы он кумира —

Не стоил бы: все знаки чести,
Дозволены самим себе,
Плоды тщеславия и лести,
Монарх! постыдны и тебе.
Желает хвал благодаренья
Лишь низкая себе душа,
Живущая из награжденья:
По смерти слава хороша.
Заслуги в гробе созревают,
Герои в вечности сияют!

Доселе говорили мы о Державине, как о русском поэте, в известной степени и в известном характере отразившем на себе XVIII век в той степени, в какой отразило его на себе тогдашнее русское общество. Теперь нам следует показать Державина, как певца Екатерины, как представителя целой эпохи в истории России.

Царствование Екатерины Великой, после царствования Петра Великого, было второю великою эпохою в русской истории. Доселе для него еще не наставало потомства. Мы, люди настоящей эпохи, так близки к временам Екатерины, что не можем судить о них беспристрастно и верно. Эта близость лишает нас возможности видеть ясно и определенно то, что обнаруживается только в одной исторической перспективе, на достаточном отдалении. И потому мы, с одной стороны, слишком увлекаемся громом побед, блеском завоеваний, многосложностию преобразований, множеством людей замечательных и не видим из-за всего этого внутреннего быта того времени. С другой стороны, справедливо гордясь нашим общественным и гражданским счастием, мы, может быть, слишком строго судим лесть, низкопоклонство, патронажество, милостивцев и отцов-благодетелей, составлявших характеристику быта того времени. Мы не можем живо представить себе тогдашнего исторического положения России, того резкого контраста между тираниею Бирона и трудным, по бесплодной, хотя и блистательной войне с Пруссиею, временем, и между царствованием Екатерины – этою эпохою блестящих и великих дел, мудрых преобразований, разумного и гуманного законодательства, которого основою было: лучше простить десять виновных, чем наказать одного невинного, возникшего просвещения и возникавшей литературы, как плодов нравственного простора, сменившего удушающую тесноту, как творения мудрости и благости, воцарившейся на троне. Близкие к тем временам, мы так далеки от них усовершенствованиями всякого рода, так горды и так счастливы великими успехами двух последних царствований, что не можем смотреть на наше прошедшее, не сравнивая его с настоящим, – а это сравнение, разумеется, выгоднее для настоящего. И потому нам теперь должно не столько судить об эпохе Екатерины Великой, сколько изучать ее, чтоб приобрести данные для суждения о ней. К числу таких данных, без сомнения, принадлежат свидетельства современников, – а всем известно, как велик был их энтузиазм к своему времени и творцу его – Екатерине. Здесь мы говорим о царствовании Екатерины только в отношении к поэзии. Поэзия Державина – самое живое и самое верное свидетельство того, до какой степени эта эпоха была благоприятна поэзии и до какой степени могла она дать поэзии разумное содержание. В этом отношении должно обращать внимание не на похвалы Екатерине певца ее, которые, как похвалы современника, не могут иметь той неоподозреваемой достоверности и искренности, как голос потомства; но здесь должно обращать внимание на ту свежесть, ту теплоту искреннего и задушевного чувства, которыми проникнуты гимны Державина Екатерине, на тот смелый и благородный тон, которым они отличаются. Итак, нам остается только выбрать те строфы из разных од его, которые представляют особенно характеристические черты громко и торжественно воспетого им царствования.