Иван Панаев - Стихотворения

• Название: Стихотворения
• Автор: Иван Панаев
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1972

«Красоты ее мятежной

В душу льется острый яд…

Девы чудной, неизбежной

Соблазнителен небрежный

И рассчитанный наряд!…»

---

Долгое молчание.

Опять мечта… Проклятая мечта!..
Вы, демоны, смеетесь надо мною?..
Ну, смейтесь, смейтесь, – я и сам смеюсь.

Удар грома.

Сильнее, гром! Тебе не заглушить
Стенания растерзанного сердца!..

Другой удар сильнее.

Вот так! И то не громко; посильнее!.,
О, если б мне стихии покорялись!..
Одним ударом я б разрушил мир
И молнией спалил бы все картины…
Пусть гибнет всё… Пощады ничему!
И первое погибни ты, искусство!..
Искусство – вздор… Оно на дне бутылки,
Вот где оно, искусство!.. Пить и пить…
Страстям своим… отважно предаваться,
Роскошничать и в неге утопать —
Вот жизнь!.. И Рафаэль так жил…
И я…
(Засыпает.)

Гром и молния. Фети спит непробудным сном… Освещенная молнией, бледная и худая, с распущенной косой, появляется Анунциата и останавливается перед спящим Фети.

Анунциата:

Богохулитель дерзкий!
И это ты, что обещал так много,
Ты, кем была я некогда горда,
Кому вполне безумно предавалась,
Кем я жила и страстно упивалась, –
И это ты, мой светлый идеал?
Проклятие! Ты дерзостно попрал
Святыню чувств, надежд и вдохновений,
Ты погубил в зародыше свой гений,
На полпути к бессмертию ты пал!

Фети просыпается и с ужасом смотрит на Анунциату.

Фети:

О боже! Прочь, ужасное виденье…
Анунциата!!. Это страшный сон
Иль совести тревожное явленье?!
Я без того разбит и сокрушен…
Анунциата, ты ли?..

Анунциата:

Это я!
Я – казнь, тебе ниспосланная свыше!
А! ты узнал меня!.. Да, это я, –
Твоя Анунциата!.. Это я,
Доминикино Фети!.. О, гляди, гляди,
Я мало изменилася. Не правда ль?
. . . .
Проклятие, проклятие тебе!

Фети:

(упадая пред ней на колена)
Не проклинай! Не я, не я, а люди —
Виновники погибели моей!
У ног твоих позволь мне умереть,
Дай выплакать у ног твоих прощенье…
Не я, не я, – а люди!. .
. . . . .
<1846>

«Напрасно говорят, что я гонюсь за славой…»

Напрасно говорят, что я гонюсь за славой
И умствую. Меня никто не разгадал!
Нет, к голове моей чернокудрявой,
Венчанной миртами, ум вовсе не пристал.
Нет, что мне умствовать! К чему? Вопросы дня
И смысла здравого прямое направленье
Меня не трогают, не шевелят меня:
Когда в движеньи ум – мертво воображенье…
Не мир действительный – одни мне нужны грезы,
Одна поэзия душе моей нужна!
Порой салонный блеск, мазурка, полька, слезы,
Порою мрачный грот и томная луна…
При ослепительном и ярком свете бала,
С букетом ландышей и пышных тюбероз,
Иль одинокая под сумраком берез,
Я с наслаждением мечтаю и мечтала.
Напрасно ж говорят, что я гонюсь за славой
И умствую… Меня никто не разгадал!
Нет, к голове моей чернокудрявой,
Я повторяю вам, ум вовсе не пристал.
Село Фекла
<1847>

Будто из Гейне

Густолиственных кленов аллея,
Для меня ты значенья полна:
Хороша и бледна, как лилея,
В той аллее стояла она.

И, головку склонивши уныло
И глотая слезу за слезой,
«Позабудь, если можно, что было», –
Прошептала, махнувши рукой.

На нее, как безумный, смотрел я,
И луна освещала ее;
Расставайся с нею, терял я
Всё блаженство, всё счастье мое!

Густолиственных кленов аллея,
Для меня ты значенья полна:
Хороша и бледна, как лилея,
В той аллее стояла она.
<1847>

«Ты мне всё шепчешь…»

Ты мне всё шепчешь: «Постой!»
Я говорю: «Для чего же?»
Что же вдруг сталось с тобой?
Ты простонала: «О боже!»

Дивный был ужин вчера!
Мы проболтали до ночи,
Но и расстаться пора:
Сон уж смежает нам очи.

Что ты всё смотришь кругом?
Что потупляю я взоры?
Долго мы были вдвоем,
Сладко вели разговоры.

Я виноват пред тобой,
Ты предо мною… Но что же?
Ты мне всё шепчешь: «Постой!»
Я говорю: «Для чего же?»
<1850>

К Фанни Эльслер Подражание одному московскому стихотворцу

Фанни милая порхала
Амазонкой и с ружьем,
Грациозно приседала
И летела напролом,
А сценические плошки
Света яркою струей
Освещали ее ножки.
Фанни! я поклонник твой!
Но не танцы и не пляски,
Силы полные, огня,
И не пламенные глазки
Озадачили меня…
Я люблю тебя, о Фанни!
Не за то, что легче лани
Ты порхаешь. Вовсе нет!
Не за эти прелесть-крошки
Восхитительные ножки,
А за то, что ты, на дрожки
Сев, поехала Москвой
Восхищаться. Взгляд твой зоркий
Упивался красотой
_Самотёка, Лысой горки_
И _Поклонною горой_…
Вот поэтому-то Фанни
Вдруг с ума свела меня…
Ей и дань рукоплесканий,
И. восторги… Да, тебя
Русским сердцем понял я!
1850

Серенада

Уж ночь, Акулина!
Окрестности спят;
Все жители Клина
Давно уж храпят.

Покушав наваги
И выпив потом
Целительной браги,
Я здесь, под окном!

Своей балалайкой
Тебя разбужу,
А Жучку нагайкой
Как сноп положу.

До нитки промочен.
Осенним дождем,
Я жду тебя очень
Давно под окном.

Надень душегрейку,
К окошку присядь,
Дай грусть мне злодейку
С тобой разогнать.

Какая причина,
Что темен твой дом?
А! вот и лучина
Зажглась за окном.
<1851>

Греческое стихотворение

Я лежал в Марафонских полях,
А гекзаметр горел на устах.
Наяву иль во сне, но, поэзии полн,
Видел где-то я там, вдалеке, при луне,
Блеск эгейских серебряных волн —
И чудесный процесс совершался во мне:
Пред мечтою моей проходил
Эврипид, и Софокл, и Эсхил…
Вспоминал я прелестные взоры
Живописной Аркадии дев,
Эримантоса дивные горы
И певцов беотийских напев
Под зеленым шатром сикоморы,
В честь Венеры пафосския храм,
Где у белой коринфской колонны,
Волю дав неудержным страстям,
Танцевали лесбийские жены…

И приятно ласкали мой взор
Парфенона краса и размеры,
И дымок, что вился из амфор,
И в плюще виноградном гетеры…
Там быстрей, чем из лука стрела,
Повершать с волей сильной и жгучей
На гражданской арене дела
К агоре мчался всадник кипучий…
Высоко возносился мой дух,
Я к Зевесу поднял свои руки,
А меж тем щекотали мой слух
Тетрахорды приятные звуки…
Кипарисы склонялись ко мне;
Перепутаны ветвью лианы,
Помавали главою платаны…
И, пылая в священном огне
И сливаясь с природой устами,
Я коснулся до лиры перстами…
И сознал, что, душою и мыслию грек,
Я элл_е_нов вполне понимаю;
Что каков ни на есть, а и я – человек
И в себе мирозданье вмещаю.
<1851>

Поэт

В пределах дальней высоты,
Где носятся планет плеяды
И звезд блистают мириады,
_Он_ водрузил свои мечты;
Среди небесного объема,
Преград не зная ниотколь,
Он в облаках, в соседстве грома,
Земную позабыл юдоль.
Игру мирского треволненья
Он прихотливо пренебрег,
Но в бурном вихре вдохновенья
О братьях позабыть не мог.
Над ним таинственные мысли,
Как тучи черные, нависли;
И – телом прах, душой колосс,
Светило и надежда века —
Он погрузился весь в вопрос
О назначеньи человека…
Не тщетно он пытал судьбу,
Не тщетно он витал в эфире,
Печаль и тайную борьбу
На громкой возвещая лире…
Вдруг грянул колокол глухим
И перекатным звоном —
И медным языком своим,
С гуденьем и со стоном,
Вещал таинственный ответ,
Душе его понятный, –
И очутился вдруг поэт
В пустыне необъятной:
Кругом шумят толпы людей
С их суетностью дикой,
Но он один, как средь степей,
Угрюмый и великой! –
И всё, что радует других,
Ему смешно и ложно…
Да счастье для натур таких
Едва ли и возможно!..
<1851>

«В безумных оргиях уходит жизнь, как сон…»

В безумных оргиях уходит жизнь, как сон:
Шампанское с утра до ночи льется,
Крик, женщины, стаканов битых звон…
Хоть тяжело, а весело живется…
И страшно мне окончить жизнь в глуши,
И страшно мне теперь за труд приняться,
А _между тем_ на дне моей души
Глубокие вопросы шевелятся…
<1853>

Сельская тишина

Уж солнце медленно сокрылось за горою,
Означив свой закат огнистой полосою;
Прохлада чудная дневной сменила жар;
Над ближним озером поднялся белый пар,
И слышно в воздухе цветов благоуханье…
Природа нежится в таинственном молчаньи,
Лишь там, в запущенном, заглохнувшем саду,
Лягушки плещутся и квакают в пруду…
«Жить в сельской тишине – какое наслажденье,
Имея так, как я, доходное именье
И добрых мужичков, в определенный срок
Раз в год сбирая с них умеренный оброк
И прибавляя всё – благодаренье богу! –
К наследью отчему землицы понемногу».
Так долго думал я и долго любовался
Природы красотой. Передо мной являлся
Порою Дормидон с небритой бородой,
Чтоб трубку вычистить, докуренную мной…
Но вот уж тень легла на нивы и поляны,
Вот месяц выглянул и, полный и румяный,
Бледнее и бледней на тверди голубой;
Вот пес откликнулся на крик сторожевой…
Дрема долит меня и очи мне смежает…
На сон грядущий мне постель приготовляют.
Пора и на покой, пора!.. Покушав плотно,
С какой приятностью, как сладко, беззаботно
Я лягу на постель и стану засыпать…
. . . . . .
1853

На дороге