Алексей Писемский - Горькая судьбина

• Название: Горькая судьбина
• Автор: Алексей Писемский
• Издательство: Издательство «Правда», биб-ка «Огонек»
• Жанр: Драматургия
• Год: 1959

«Хорошая крестьянская изба. В переднем углу стол, накрытый белой скатертью, а на нем хлеб с солью и образком.

Старуха Матрена сидит на одной лавке, а на другой баба Спиридоньевна.

Спиридоньевна (глядя в окно). Не видать, баунька… Ничуть еще!…»

---

Лизавета, конфузясь, берет хлеб с солью; Ананий Яковлев кланяется ей в ноги и потом целует ее.

Матрена (толкая дочь). Поклонись, дура, сама-то ему в ноги!

Лизавета кланяется;

Ананий Яковлев поднимает ее и опять целует.

Спиридоньевна (жеманно). Здравствуйте, батюшка, Ананий Яковлич, какой нарядный да хороший стали! Как живете-можете?

Ананий Яковлев. Ничего-с: поманеньку, бог грехам терпит… (К дяде Никону.) Одолжите, пожалуйста, на минуточку кису-то.

Дядя Никон (сбрасывая с плеча кису). На-те вот вам черта-борова какова… Девки и бабы… значит… иди сюда, лапки! Всем будут подарки…

Ананий Яковлев (вынимая из кисы драдедамовый платок и подавая его матери). Пожалуйте-с!

Матрена (целуя его в локоть руки). Ай, батюшка, благодарствую, красавец мой бриллиантовый!

Спиридоньевна. Ну вот, баунька, настоящий тебе старушечий: к лицу будет… оченно пойдет.

Матрена. Нешто, мати!.. Наряжают да ублажают меня, а я, старая, и поблагодарить-то не умею как хорошенько.

Ананий Яковлев (вынимая из кисы кусок шелковой материи и подавая его жене). Это для вас теперь… Пожалуйте-с!..

Лизавета молча берет и целует у мужа руку.

Спиридоньевна (рассматривая с завистью подарок Лизаветы). Вона, мать, гарнитуры-то какие: мы и не видывали здесь этаких. На-ка, и бархатцу-то на оторочку привез. Словно кукла нарядная, будешь ходить у нас в шелках да в бархате.

Ананий Яковлев (Спиридоньевне). А вас, извините на том, не чаял здесь захватить… Позвольте, по крайности, хоть полтинничком поклониться… (Дает ей полтинник.)

Спиридоньевна. Ой, чтой-то судырь-батюшка!.. Оченно вам благодарна… (Целует у него руку.)

Дядя Никон. А мне дляче красной шапки не привез? Это уж, брат, не ладно, право!

Ананий Яковлев. Ныне народ-то прозорлив стал: и без красной шапки понимают человека.

Спиридоньевна. Уж именно, судырь!.. Может, наскрозь видят, кто каков есть человек.

Матрена (зятю). Садись, батюшка, за стол-то… (Дочери.) Поди там, вынимай из печи-то, что есетко… (Спиридоньевне.) Анна Спиридоньевна! Потрапезуй, матка, с нами… (Дяде Никону.) Полно, старый хрен, болтаться-то тут тебе, словно мотовило. Залезай в передний-то угол.

Дядя Никон (садясь). Залез, баушка!.. Я те водки привез, ей-богу! Шельма твой Анашка, питерский, ведь, кулак, распоясал мошну на один полштоф да и думает: баста! «Нет, брат, говорю, шалишь! С тетки Матрениным пирогом еще надо водку пить!..» (Вынимает из кармана полуштоф и гладит его.) Вот оно, благословенное-то мое!.. Вынимай, баушка, ковши да ендовы!

Матрена (ставя из шкафчика небольшие стаканы). Пьешь и стаканчиками, – ныне вино-то дорогое!

Все садятся за стол;

Лизавета подает щи и свеженину.

Ананий Яковлев (жене). Что ж, садитесь и вы! Маменька, позвольте им-с! Давно тоже мы рядком-то с ней не сиживали.

Матрена (дочери). Садись!

Дядя Никон (первый наливает и пьет). Здравия желаем, с похмелья умираем: нет ли гривен шести, душу отвести…

Матрена (Спиридоньевне). Анна Спиридоньевна, выпей, матушка!

Спиридоньевна. Ой нет, баунька, неохота что-то.

Матрена. Да полно, чтой-то! Ты попригубь, так, может, и понравится.

Спиридоньевна (выпивая). С Успеньева дни, мать, не пила. Да сама-то ты выпей, хозяюшка почтенная!

Матрена. О, полно-ко, мать, какая уж я пивица… (К зятю.) Ты сам-то, батюшка, не выпьешь ли хоть перед хлебом-то с солью?

Ананий Яковлев. Нет-с, благодарю; не имею той привычки.

Дядя Никон. Вот Лизунька так выпьет, потому самому… с радости… муж приехал… веселей, значит, принимать его будет: вино, значит, теперь дух человеку дает, – верно!

Ананий Яковлев. Пошто им пить? Что это за глупые речи: скучно даже слушать!

Спиридоньевна. Что, батюшко, Ананий Яковлич, вологодским трактом, чай, изволил ехать?

Ананий Яковлев. Нет-с, какое тут вологодский! Пустое дело это нынче тракт стал: почесть, что заброшен! Теперь чугунка народу тысячи по три зараз везет и, словно птица, летит: верст по тридцати в час уходит.

Матрена и Спиридоньевна (в один голос). Ой, батюшки, чтой-то? Будто уж и по тридцати верст?

Ананий Яковлев. Это еще не так оченно много… так как, значит, дело это еще у нас внове: так опасаются тоже маненько; а что в иностранных землях она и шибче того ходит!.. Теперь, хоша бы насчет времени этим большое сбереженье… значит, и на харчах барыш; бока тоже не наломает; сидишь, словно в комнате, не тряхнет, не вальнет: штука отменная-с!

Дядя Никон. Это, брат, я знаю… видал… Теперь тысяча человек едет… Махина с дом… а лошадей четверка только везет, ей-богу!.. Потому самому дорога гладкая… по этому… по шоссе идет…

Ананий Яковлев (несколько потупившись). Никакой тут лошади нет-с… ни единой… А ежели и есть какая, так ее самое везут… Вы это, может, дилижанец видали; а чугунка другое дело: тут пар действует.

Спиридоньевна. Да как же это, батюшки, пар-то? Он у нас токмо что в бане и есетка, да горшки им парить умеем.

Матрена. Дошел, видно, нынче народ до всего.

Дядя Никон. И это, брат, знаю, что ты говоришь, и то знаю!.. А вы уж: ах, их, ух!.. И дивуют!.. Прямые бабы, право! Митюшка, кузнец, значит, наш, досконально мне все предоставил: тут не то что выходит пар, а нечистая, значит, сила! Ей-богу, потому самому, что ажно ржет, как с места поднимает: тяжело, значит, сразу с места поднять. Немец теперь, выходит, самого дьявола к своему делу пригнал. «На-ка, говорит, черт-дьявол этакой, попробуй, повози!»

Спиридоньевна. Ой, полно-ко, чтой-то все чертыкаешься: нашел место за столом.

Дядя Никон. Ей-богу, так, курносая! А ты что думала: я больше его знаю… что он бахвалит?

Ананий Яковлев (солидно). Никакого тут дьявола нет, да и быть не может. Теперь даже по морской части, хошь бы эти паруса али греблю, как напредь того было, почесть, что совсем кинули, так как этим самым паром стало не в пример сподручнее дело делать. Поставят, спокойным манером, машину в нутро корабля; она вертит колеса, и какая ни на есть там буря, ему нипочем. Как теперича стал ветер крепчать, развели огонь посильнее, и пошел скакать с волны на волну.

Матрена. Ничего, мать Спиридоньевна, мы, век-то с тобой изживучи, не увидим.

Спиридоньевна. Какие уж мы, баунька, видальщицы; только на осины да на березы и гляди, сколько хошь… Вона Лизавета, поди, чай, побывает с мужем в Питере, наглядится на все!

Ананий Яковлев. Дляче им не побывать!.. Может быть, даже нынешним годом этот случай приладим. Чем чужую кухарку нанимать, так лучше своя будет.

Лизавета (вспыхивая). Где уж нам, судырь, в Питер ехать: женщины мы деревенские, небывалые, и глядеть мы по-тамошнему не умеем, а не то, что говорить.

Ананий Яковлев. Что ж вы так себя оченно низко ставите; а как мы тоже Питер знаем, так вам надо быть там не из худых, а, может, из самых лучших; по крайности я так, по своему к вам расположению, понимаю.

Дядя Никон. Ты, Анашка, меня, значит, в Питер возьми, ей-богу, так! Потому самому… я те все документы представить могу. Меня, может, токмо што в деревне родили, а в Питере крестили, – верно! Теперь барин мне, значит, говорит: «Никашка, говорит, пошто ты, старый пес, свои старые кости в заделье ломаешь, – шел бы в Питер». «Давайте, говорю, ваше высокородие, тысячу целковых; а какой я теперича человек, значит, без денег… какие артикулы могу представить али фасоны эти самые… и не могу».

Ананий Яковлев. В Питере-то и без ваших денег много в кабак уходит… (Обращаясь к Спиридоньевне.) Опять теперь, Анна Спиридоньевна, насчет того же пару…

Спиридоньевна. Да, да, батюшко, голубчик, поговори-ка о хорошем: больно повадно твои умные речи слушать-то.

Ананий Яковлев. Ни одной, почесть, фабрики нет без него. На другую, может, прежде народу требовалось тысячи две, а теперь одна эта самая машина только и действует. Какие там станы есть али колеса, все одна ворочает: страсти взглянуть, когда вот тоже случалось видать, и человек двадцать каких-нибудь суется промеж всего этого, и то больше для чистоты.

Дядя Никон. Ты теперича, Анашка, говоришь: машина!.. Что такое значит машина?

Ананий Яковлев (не обращая на него внимания). Начальство теперь насчет только того в сумнении находится, что дров оченно много требуется… леса переводятся… ну так тоже землю этакую нашли… болотину, значит, с разными этакими кореньями, пнями в ней… Все это самое прессуют, сушат, и она гореть может! Каменный уголь тоже из иностранных земель идет и тем большое подспорье для леса делает.