Николай Добролюбов - Русская цивилизация, сочиненная г. Жеребцовым

• Название: Русская цивилизация, сочиненная г. Жеребцовым
• Автор: Николай Добролюбов
• Жанр: Критика

Н. А. Жеребцов – публицист славянофильской ориентации, крупный чиновник (в частности, служил вице-директором департамента в Министерстве государственных имуществ, виленским гражданским губернатором, был членом Совета министра внутренних дел). «Опыт истории цивилизации в России» привлек внимание Добролюбова как попытка систематического приложения славянофильских исторических взглядов к конкретному материалу, позволявшая наглядно продемонстрировать их антинаучный характер: произвольное противопоставление разных сторон исторического прогресса – духовной и социальной, односторонний подбор фактов, «подтягивание» их к концепции и т. п. Вместе с тем Добролюбов показал, что за славянофильской фразеологией скрываются аристократические амбиции и феодальные симпатии Жеребцова. Добролюбов чутко уловил усвоение славянофильства официальным сознанием, в рамках которого оно из оппозиционного идейного течения превращалось в расхожее охранительное умонастроение.

---

Вот какого рода проделки совершались в древней Руси, вот до какой виртуозности доходили эти простодушные, патриархальные тиуны, дьяки и подьячие, которыми так восхищаются славянофилы, подобные г. Жеребцову.

Но по крайней мере семейная жизнь вознаграждала в древней Руси за все общественные несовершенства! Там царствовал мир и любовь, там была покорность жен мужьям, благоговение детей пред родителями, домовитость хозяйки, стыдливость и целомудрие девиц, страх божий и чистая любовь к людям. Златоверхий терем, дружеская беседа, патриархальное хлебосольство, идиллическое препровождение времени в кругу семейства и ближайших родных… как все это прелестно и заманчиво!.. Зачем Петр разрушил все это своими балами и ассамблеями, общественными потехами, иноземными манерами и обычаями, оторвавшими древнюю русскую семью от семейной жизни?.. Теперь негде нам найти приют и отдых от разного рода общественных невзгод, одолевающих нас: в собственном семейном быту каждый находит теперь то же самое общество, от которого он хотел бы бежать. О, как вожделенны для нас эти убежища старинного россиянина, с их теремами и светлицами, с доброй, целомудренной женой и покорными детьми, с медами и наливками!

Но увы! и с этой иллюзией придется расстаться. Мудрено сказать, кто первый и с какого резону вообразил, что в древней Руси господствовала такая простота и чистота семейной жизни; еще мудренее оставаться теперь в этом заблуждении после всего, что уже было писано о древней Руси. Мы, пожалуй, не станем приводить деликатных ночных похождений Чурила Пленковича; не станем говорить о том, как Тугарин невежливо вел себя за столом князя Владимира, кладя руку за пазуху великой княгине; не обратим внимания даже на то, как эта княгиня, в отсутствие мужа, привлекает к себе в спальню статного молодца, начальника калик перехожих{58}. Все это рассказывается в народных песнях, сложенных про Владимира, и может быть не более как следствием языческого понимания вещей. Не будем вообще говорить о семейной жизни до монголов; во все это время быт народный оставался, очевидно, языческим. В конце XII века, по свидетельству «Церковного правила» митрополита Иоанна{59}, народ полагал, что церковное венчанье нужно только князьям да боярам. «Русская правда» указывает на обычай держать рабынь наложницами («Русские достопамятности», ч. I, стр. 54). Летописи свидетельствуют о князьях, явно державших наложниц в XI и XII веках. В «Вопрошаниях Кириловых» (XII век) находится довольно наивный вопрос: «Боже, владыко, и друзии наложници водят яве и детя родят, яко с своею; и друзи с многыми отай водят: которое луче?» («Памятники российской словесности», 187{60}). Оставим эти времена, оставим и печальный монгольский период и перейдем прямо к XV веку, ко времени оживления Руси при возвышении Московского княжества. Что находим мы здесь, по летописям, законодательным актам и памятникам литературы? Увы, то же, решительно то же самое, только в несколько измененных формах. О наложницах в это время уже упоминается менее; но беспрестанно говорится о насильственном пострижении жен, прогнанных мужьями или убежавших от них, о четвертом, пятом, шестом, седьмом браке, о прелюбодеяниях, насильствах над рабами и т. п. В половине XV века митрополит Иона обличал даже вятчан за вступление в десятый брак. («Акты исторические», I, 498. Ср. I, 67, 141, 161, 491, 498). Отношения жены к мужу были таковы, что он мог ее отдавать, продавать, закладывать, предавать в рабство. Законы не постановляли этого, но в актах находятся свидетельства, что это было, и, следовательно, самое положение женщины допускало подобное явление. В одной грамоте начала XVII века пишется: «А иные многие служилые люди, которых воеводы и приказные люди посылают к Москве и в иные города для дел, жены свои в деньгах закладывают у своей братьи, у служилых же и у всяких людей на сроки; и отдают тех своих жен в заклад мужи их сами, и те люди, у которых они бывают в закладе, с ними до сроку, покаместа которыя жены муж не выкупит, блуд творят беззазорно; а как тех жены на сроки не выкупят, и они их продают на воровство же и в работу всяким людям, не бояся праведного суда божия» (Румянцевские грамоты, III, 246){61}. Этакого обращения не одобряли и древнерусские законы. Но тем не менее они подтверждали своим авторитетом тот факт, что жена находится в полной зависимости от мужа. В указе Ивана IV 1557 года запрещается мужу быть душеприказчиком жены на том основании, что жена в его воле: – «что ей велит писати, то и пишет» («Акты исторические», I, 257). А как достигалось такое послушание жены, можно видеть из некоторых глав творения, в котором ярко отразился семейный идеал древней Руси, – Из «Домостроя». Обязанности идеальной жены, по «Домострою», состояли в том, чтобы все в доме «вымыть, и вытереть, и выскресть, и высушить, и положить в чистом месте»; чтобы «отай от мужа не есть и не пить», во всем ссылаться, как велит муж, «в беседах дурных и пересмешных и блудных речей не слушать и самой не беседовати о том»; «беречь остатки и обрезки», «смотреть за слугами, чтобы они работали, не пили и не шатались». Если жена всего этого не исполняет, то муж, сказавши сначала кротко, должен ее и плетью постегать, только не перед людьми, а наедине; постегавши же, можно «и пожаловати». При этом сообщаются следующие правила относительно сбережения жены в целости при наказании ее: «А про всякую вину по уху, ни по виденью не бити; ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колоть, никаким железнымиои деревянным не бить. Кто с сердца или с кручины так бьёт, многие притчи оттого бывают: слепота и глухота, и руку и ногу вывихнут, и перст, и главоболие, и зубная болезнь; а у беременных жен и детем повреждение бывает в утробе. А плетью, с наказанием, бережно бити; и разумно, и больно, и страшно, и здорово» («Домострой», глава 38, стр. 68{62}). Такие предписания были во второй половине XVI века высшей степенью гуманности, до которой только могли возвышаться лучшие люди, подобные Сильвестру, автору «Домостроя». При таком положении жены пред мужем нечего, кажется, и говорить об отношениях детей. В судебнике Ивана IV сделаны некоторые ограничения права отца продавать своих детей (статья 76). Герберштейн говорит, что отец до трех раз мог продавать сына, и он опять все возвращался под власть отца; если же, будучи продан в четвертый раз, он получая свободу, то уже избавлялся от отцовской власти («Rer Mosc», 34){63}. Известие это оспаривают некоторые; но что же удивительного, если и в самом деле существовал такой обычай? По характеру семейных отношений в древней Руси это очень возможно.

По крайней мере хоть одного нельзя ли оставить за древней Русью: полного сохранения чистоты девства и супружеской верности? Нет, и того нельзя. Не говоря о том времени, когда языческие понятия владели всем семейным бытом, вот что делалось в XVI веке, по свидетельству «Стоглава», как оно приведено у Карамзина (том XI, прим, 830): «О Иване дни, в навечерие рождества Христова и крещения сходятся мужи, и жены, и девицы на ночное плещование, и на бесчинный говор, и на скакание, и бывает отрокам осквернение и девам растление. И егда нощь мимоходит, отходят к реце с велким кричанием, и умываются водою, и егда начнут заутреню звонити, тогда отходят в домы своя и падают, яко мертвы, от великого клопотанья. В троицкую субботу сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробам с великим кричанием, и егда начнут играти скоморохи, гудцы и причудницы, они же, от плача преставще, начнут скакати и плясати и в долони бити». Вы скажете, что и тут выражается только влияние языческого поверья; но как бы то ни было, а «ночное плещованье» совершалось. Да если хотите, можно представить и другие примеры, без всякого уже отношения к язычеству. Раскройте Желябужского: «Петр Кикин бит кнутом за то, что он девку растлил» (стр. 7); «Пытан Володимер Федоров, сын Замыцкой, в подговоре девок, по язычной молвке Филипа Дивова» (13); «Приведены в Стрелецкий приказ Трофим да Данила Ларионовы с девкою в блудном деле его жены, в застенок, и они повинились в застенке в блудном деле. А сказали: что они с девкою блудно жили. Одному учинено наказанье пред Стрелецким приказом, вместо кнута бить батоги; а другого отослали в Патриарший приказ, для того что он холостой» (стр. 22); А «на Царицыне бит кнутом нещадно Иван Петров, сын Бартенев, за то, что брал взятки; так же брал женок и девок на постелю» (стр. 53). Можно повернуть дело так, что наказание кнутом за подобные преступления скорее говорит о чистоте нравственности в обществе, нежели о его развращении. Но ведь это так случилось, что попались эти люди; а что их били кнутом, так это вовсе не диковинка: кого же не били кнутом в древней Руси? Но не всегда же попадались под суд люди, любившие пожуировать тогда. В «Актах юридических», изданных г. Калачовым (том I, стр. 555{64}) помещено духовное завещание одного почтенного отца семейства, который говорит, что он «раб есть греху, наипаче же всех блудному», отпускает на волю нескольких женщин, живших у него в доме, и в заключение просит у всех прощения. Умилительный тон его просьбы может растрогать поклонников древней Руси: «также и сирот моих, которые мне служили, мужей их и жен, и вдов, и детой, чем будет оскорбил во своей кручине, боем по вине и не по вине, и к женам их и ко вдовам насильством, девственным растленьем, а иных есми грехом своим и смерти предал; согрешил во всем и перед ними виноват». Если вы скажете, что и это исключительный случай, то придется для вас сделать выписку из «Домостроя», где говорится, чтобы слуги хорошо жили с женами и