Сара Корбетт - Дом в небе

• Название: Дом в небе
• Автор: Сара Корбетт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-227-05849-2

В 2008 г. канадская журналистка Аманда Линдаут и австралийский фотограф Найджел Бреннан отправились в Сомали, чтобы готовить репортажи из этой «горячей точки» Африканского континента. По дороге в лагерь беженцев недалеко от Могадишо они были захвачены в плен вооруженным отрядом исламских фундаменталистов. После освобождения Аманда в соавторстве с Сарой Корбетг издала мемуары о выпавших на ее долю испытаниях. Это горький рассказ о 460 днях страданий и насилия, но также преодоления страха и боли. Книга получила широкую прессу и горячий читательский отклик по всему миру.

---

В первую ночь я лежала без сна, слушая дробные автоматные очереди и рев сирен за окном. Мне было страшно еще и потому, что я пыталась прыгнуть выше головы. Мне предстояло многому научиться. Во время своих лихорадочных сборов я скачала в Интернете руководство по тележурналистике, своеобразный «Телерепортаж для «чайников», и несколько раз проштудировала его от корки до корки. В Дамаске, где провела неделю в ожидании иракской визы, я начала читать толстенную книгу Роберта Фиска «Великая война цивилизаций: покорение Ближнего Востока» и поняла, что почти ничего не знаю. Вечерами, сидя у себя в номере, я трудилась над понижением регистра моего голоса, превращая высокое девичье сопрано в суровый репортерский альт. Энас, координатор и переводчик, стала моей подругой. Ей было около тридцати пяти лет. У нее была широкая улыбка и полная сумка конфет, что помогало ей легко завести разговор с кем угодно. В свободное время мы ходили по магазинам – покупали головные платки и пили сок в барах на рынке Карада. Еще мы гуляли по разбитой набережной Абу-Навас на восточном берегу Тигра, куда до недавнего времени вход гражданским был запрещен. Энас рассказывала, что до войны здесь было самое оживленное место в городе – прогуливались парочки, работали богемные галереи, рыбные рестораны, где подавали холодное пиво. Теперь все было закрыто, лишь в стенах чернели пулевые пробоины. В парке, заросшем сорной травой, вечером появлялись дети. Они приходили играть на площадках, установленных здесь на деньги европейских благотворительных фондов.

Энас была мусульманкой, но платок надевала по настроению и не молилась пять раз в день. Никто из знакомых иракцев – ни сотрудники канала «Ал-Хурра», ни оператор, с которым мы работали, – не молился так часто. Они были такие же мусульмане, как и мои друзья дома – христиане. Они отмечали главные праздники, посещали мечеть по пятницам, и каждый имел собственные отношения с Аллахом. Да, они искали поддержки в Коране, но были против радикального ислама, как и все здравомыслящие люди. Они разделяли мнение, что войну начали радикальные группировки внутри суннитов и шиитов, чем воспользовались иностранные государства, заинтересованные в иракской нефти.

Возможно, работа в иранской компании была не совсем то, чего хотела Энас, но она не подавала виду. Утром она, тихо напевая, готовила нам крепкий чай и затем зачитывала по блокноту план работ на день. Ирак оккупировал Иран в 1980 году, когда Энас была еще ребенком. Война продолжалась восемь лет, унеся жизни полумиллиона иракцев. Победы никто не добился, но с тех пор соседи относились друг к другу с неприязнью. Понятно, что многие иракцы ненавидели Иран. Мне встречались люди, которые отказывались давать интервью, узнав, что я представляю иранское телевидение. «Простите, – сказал один торговец на рынке, – я хоть и не хочу, чтобы вас ругало начальство, но поймите – Иран нам принес много горя».

Очень скоро я поняла, что являюсь частью пропагандистской машины. Я, Энас и оператор ездили по стране, делали репортажи о бездомных детях, раненых мирных жителях, о перемирии, которое мало чем отличалось от военных действий, а мистер Надьяфи редактировал отснятый материал так, чтобы выставить американских солдат и политику США в наихудшем свете. Согласно текстам, которые он для меня писал, любое упоминание о войне должно было сопровождаться фразами «американская оккупация» или «американское вторжение». Коран всегда был «Священный Коран». Нам не единожды приходилось выезжать в Шадр-Сити – почти полностью разрушенный и опасный район, где случались стычки между Армией Махди и американскими войсками. Когда я попросила мистера Надьяфи нанять нам с Энас охранника, он ответил отказом. Во мне крепло чувство, что меня попросту используют.

Вечером я звонила по скайпу маме, жадно вслушиваясь в ее голос, ловя знакомые интонации – особенно когда бывало страшно. Ее очень встревожило мое признание, что босс скупится на деньги для охранника, и она просила меня скорее сменить работу. Я стала изучать в Интернете репортажи крупных багдадских тележурналистов, рассматривать работы известных фотографов, надеясь перенять что-то полезное, уяснить, что они освещают и как они это делают. Я рассылала резюме в канадские газеты, а главного редактора нашей местной «Ред-Дир адвокат» я уломала дать мне еженедельную колонку. Он обещал мне тридцать пять долларов за статью и двадцать пять за каждую фотографию.

Когда одиночество меня окончательно добило, я вместе с офисом перебралась в отель «Хамра», находящийся среди жилых домов в двух милях от «Палестины». Народу там было куда больше – журналисты, иностранные спецы всех мастей, в основном из Европы и США. Одни каждый день уезжали на работу, другие сидели в номерах безвылазно.

Отель «Хамра» имел форму полукруга. Балконы выходили во внутренний двор с бассейном и пластиковыми шезлонгами. В баре на первом этаже продавали пиво «Найнекен» и ливанское вино, а в ресторане готовили блюда местной кухни. Гостиничный комплекс, который помимо основного включал еще два здания – причем в одном находилось бюро «Вашингтон Пост», был защищен высокой стеной. В отеле жили сотрудники «Лос-Анджелес Таймс», «Эн-би-си Ньюс», «Ю-эс-эй Тудей» и других компаний. Вечером постояльцы собирались у бассейна с бутылками бомбейского джина, раздобытого у военных. Горничные расставляли столики, официанты приносили стаканы, лед, пиво, вино и еду из ресторана.

В один из первых вечеров в «Хамре» я приоделась и тоже вышла к бассейну. Заказала пиво, пытаясь делать вид, что я не хуже других. Все журналисты вокруг говорили о работе – кто с кем встречался, у кого брал интервью или договорился об интервью на следующей неделе. Меня захлестнула волна радостного возбуждения. Наконец-то я среди людей, у которых есть чему поучиться!

Я подошла к группе парней у одного столика и сказала:

– Привет! Я Аманда!

Они все заулыбались и пожали мне руку – как коллеги, товарищи. На вид им было лет по тридцать. Ах, как здорово! А потом один из них спросил, где я работаю.

– «Пресс ТВ».

– А что это?

Я стала объяснять, что это иранская телекомпания и, конечно, я планирую вскоре уволиться, как только найду другую работу.

Последовало долгое пренебрежительное молчание. Свет фонарей, отражаясь в бассейне, бросал на нас зеленую рябь.

– А вы? – спросила я, пытаясь сместить фокус. – Вы где работаете?

Они назвали своих работодателей – все из США, все крупные серьезные медиакомпании. Мы поболтали еще с минуту, а потом они под разными предлогами ушли, оставив меня одну.

В первые недели в «Хамре» кто бы и что у меня ни спросил, я не знала, что отвечать. Откуда я? Из маленького городка в штате Альберта, Канада. Где я закончила аспирантуру? Я вообще не училась в университете, не говоря уж об аспирантуре. Кем я работала прежде, чем приехала сюда? Хм… никем. Все эти люди говорили на непонятном мне языке, как иностранцы. Я никогда не бывала в Вашингтоне, не знала Нью-Йорк. Я, конечно, читала сайты ведущих новостных агентств в Интернете, но мало была знакома с медиасферой США. В Багдад я попала точно так же, как попадала в другие города – Бейрут, Алеппо, Хартум, Кабул, но я не училась в Йеле или Колумбийском университете. Я много работала и использовала любую возможность пообщаться с профессиональными журналистами, но всякий раз чувствовала себя не в своей тарелке.

Не все они были снобами. Однажды я познакомилась с репортером «Эн-би-си Ньюс» Ричардом Энгелем. Это был привлекательный спортивный человек чуть ниже меня ростом, с ослепительной улыбкой и выбритыми, как у моряка, висками. Когда настал неотвратимый момент и я призналась, что работаю на «Пресс ТВ», он отнесся к этому сочувственно и сказал, что и сам начинал как фрилансер. Впервые он приехал в Ирак в 2003 году, и из оборудования у него была одна ручная видеокамера. А теперь, по прошествии пяти лет, он ведущий тележурналист на «Эн-би-си Ньюс». Вскоре я узнала, что его назначили иностранным шеф-корреспондентом всего канала.

– Все где-то начинают, – говорил он мне, – воспринимайте это как первую ступень карьеры. Но только не забывайте, что нужно двигаться дальше.

Месяц спустя я уволилась из «Пресс ТВ» и стала работать внештатным корреспондентом «Франс 24» – парижской телевизионной станции, вещающей на английском. Я сделала для них репортаж об Иракском национальном симфоническом оркестре, об иракских беженцах, возвращающихся домой, и о трудной жизни палестинских беженцев в Багдаде. И как во времена «Пресс ТВ», меня потрясали встречи с простыми иракцами. Когда я видела усталого врача в переполненной ранеными больнице, учительницу в Шадр-Сити, которая выметает из класса осколки оконного стекла, разбитого взрывом, братьев-сирот, продающих «Клинекс» на улице, я не могла не чувствовать трагизма их положения. И помочь им хоть немного, донести до мира весть об этих людях, живущих среди войны, было для меня честью.