Карл Шпиндлер - Царь Сиона

• Название: Царь Сиона
• Автор: Карл Шпиндлер
• Издательство: Кавказский край
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-86722-069-9

Карл Шпиндлер (1796-1855) — немецкий писатель, автор романов «Бастард», «Еврей», «Иезуит», «Инвалид» и др. Долгое время немцы называли его своим Вальтером Скоттом.

В романс «Царь Сиона» автор, ничего не сочиняя, правдиво, как очевидец, рассказывает о событиях жестокого 16 века, событиях «реформационной эпохи», которая была, по сути дела, одной из величайших революций откровение новой религии, новое умственное течение, а также переворот политический и экономический.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

— Как странно! — заметил Гаценброкеру царь. — Нас опять свела судьба; враги сделались друзьями. Твое здоровье, Бендикс! Выпей и за мое: у меня сердце разрывается от яркого счастья.

— За здоровье царя! — крикнул Бендикс, но выпил, поморщась.

— За длинный, многоаршинный полк! — прибавил Гелькюпер, не без злого намека.

— Царь благодарит, — ответил Ян. — Но оставьте теперь корону! Ненавижу эту золотую покрышку. В моей памяти сохранился луг, усеянный цветами. Этот сад — мое детство, ничего не знавшее ни о Библии, ни о царствах. Вернёмтесь на этот ковер цветов! Да благословит Господь дорогое детство!

— Да будет так! — печально согласился седеющий Геценброкер.

— А ремесло-то! — воскликнул Гелькюпер. — Ремесло ведь воспитывает наиумнейших людей. Портные всегда бывали молодцами. Портные воевали на поле брани, портные играли на арфе, портные проповедовали, пророчествовали, собирали богатства — и снова прокучивали все. Но ты, мастер Бокельсон, увенчал короной портняжное ремесло. Да здравствует и да процветает оно!

— Пожалуй, да, — согласился Ян. — То было славное времечко, когда я стал за рабочим столом с аршином и с ножницами, когда прислушивался к веселой болтовне подмастерьев и потихоньку заучивал их песни…

— Да, да! Песни про девяносто девять портных, про заколдованную иглу, что сама шила, про красавицу-еврейку Лиссабонскую, да еще шутливый стишок про мышку с ножницами… Так, так…

Гелькюпер действительно начинал наслаждаться воспоминаниями. У царя глаза подернулись влагой. Слишком сильно действуют чары юных лет даже из-за могилы, чтобы против них могла устоять хотя бы самая твердая броня высокомерия и грехов. Вот, наконец, Гелькюпер взволнованным голосом запел:

Мышка, мышка, цик, цак, цик!
Помоги ты мне скроить.
То портного пробный камень.
Только бы мне это сшить!
Цик, цак, цик.
Счастья дай мне, мышка!

Бокельсон вдруг сорвался с места и, как сумасшедший, начал бегать взад и вперед:

— Это время должно вернуться! Дивара первая пела мне эту песню… Мы тогда были так молоды, так чисты и целомудренны… Будь он проклят, эта жалкая гусеница, которую зовут человеком! Друзья мои, я бы хотел умереть так, как начал жить! Я властен сделать это. Я и себя, и вас хочу осчастливить… Но кто не сумеет молчать…

Вдруг он остановился. Взоры его метали искры. Он вглядывался то в Гаценброкера, то в Гелькюпера, а рука его судорожно хваталась за кинжал, висевший у его пояса. Сотрапезники царя, неожиданно ставшие его поверенными, словно окаменели и ждали, что будет. В эту минуту дверь отворилась, и Дивара, заглянув, спросила:

— Можно войти? Мужчины эти останутся, или…

— Войдите! Новые гости прибавят нам веселья! — в диком восторге приказал царь.

Его грустное настроение сразу перешло в сильнейшее возбуждение.

Тихими, неслышными шагами приблизилась к столу Дивара, Яков, брат короля, и Рейменшнейдер. Они вели под руки сгорбленного, разбитого параличом попа. Пока его усаживали за стол, Рейменшнейдер робко переглянулся с придворным шутом.

— Что же, батюшка, ты уступил наконец доводам рассудка, своему благополучию и увещеваниям нашей царицы? — насмешливо спросил Бокельсон, предварительно заперев все двери.

Седой как лунь, Норберт, расслабленный старостью, болезнью и тяжелым темничным воздухом, едва владеющий своими пятью чувствами, разглядывал царя стеклянными бессмысленными глазами и презрительно кивал головой. Дивара ответила за него:

— Он наконец признался. Из этой самой комнаты есть дверь в тайный ход. Торопись, Ян! Награди друзей наших. Мучительное предчувствие говорит мне, что нам не следует терять ни минуты.

Царь выступил вперед, взглянул на жадно прислушавшихся гостей, принял геройскую осанку и предложил им бежать вместе с ним, захватив все ценности, чтобы потом поделить их с ними. Он рисовал им тяжелое, безвыходное положение города, предстоящую гибель от пламени и убийств; он обещал им и жене своей райское блаженство и раздолье в далекой Португалии. Затем вдруг закончил дико, с угрозой:

— Вам остается лишь выбор между послушанием и смертью. Яков, обнажи свой меч! Гаценброкер, приготовь свое оружие! Рассчитывайте на меня, друзья, убейте на месте и этого безумца и того холопа, если только они вздумают медлить, если замешкаются хоть на минуту!

Яков и Гаценброкер повиновались; ошеломленные слуги тотчас же дали свое согласие.

— Как бы нам только выиграть время? От одной четверти часа зависит сегодня весь мир! — шепнул Рейменшнейдер Гелькюперу, который ходил, как во сне. Ян между тем открыл соседнюю сокровищницу и приказал опустошить ее. Работа закипела. Все драгоценности раскладывались по мешкам. Корону, меч, шпоры и скипетр царя положили на стол, чтобы вынуть из них драгоценные камни. Удалившийся тем временем с кольцом царя и тайным от его имени поручением Яков вернулся вместе с юношей Христофором в зал, походивший на разбойничий притон в своем беспорядке.

Худой и бледный как смерть, Христофор едва взглянул на груду блестящего золота. Также и Норберт сидел безучастный, рассеянный перед сокровищами.

— Мальчик этот последует за нами как заложник, — сказал Бокельсон. — Поручаю его тебе, Яков. Живо за дело! Возьмите факелы, взвалите себе на плечи вашу ношу. Сион будет изумлен, проснувшись завтра, республикой.

— Что делать с Маргиттой? — покорно, умоляющим голосом спросил Яков.

— Пусть она несет кару за свои грехи в пламени пожара или в свалке епископских воинов.

— Но ведь она сестра наша!

— Пускай умирает, пускай погибнет!

— Она останется! — вмешалась Дивара.

Затем она льстиво обратилась к старому канонику:

— Сдержите теперь ваше слово, батюшка, и исполните ваше обещание.

— Что должен я делать? — спросил старец, словно просыпаясь от сна.

Бокельсон стал трясти его за плечо.

— Где дверь? Скорей! В этом зале, говоришь ты?

— О, Норберт! — плакал Христофор. — Вы когда-то обещали открыть тайну для моего и для епископского благополучия, а теперь продаете ее еретикам.

— Молчи, или тебя убьют! — пригрозил ему Яков.

— Мне все равно! — гордо ответил юноша. А Норберт, качая слабой головой, сказал:

— Хочу умереть под вольным Божьим небом, а не сгнить в тюрьме. Бессилен я против дьявола, когда он побеждает.

— Дверь где? Где дверь? — жадно впивались в старого безумного человека Ян и Дивара.

— В том углу… Ведите меня…

Норберт, тяжело ступая, стал ногой искать одну из досок в полу.

— Еще немного терпения, одну минутку! Проклятый алмаз так крепко держится в дуге короны! — молил Рейменшнейдер, который со щипцами трудился над золотым головным убором. В душе он молил об отсрочке, о промедлении.

— Возьми корону вместе с алмазом! — приказал Бокельсон, рядом с которым, тесно прижавшись к нему, все время ходил Гелькюпер, согнувшись под тяжестью золота и драгоценных камней.

— Должно быть, здесь! — воскликнул Норберт и наступил на одно место, издавшее глухой звук.

— О, позор! — со стоном произнес Христофор, которого Яков заставил взять на спину часть добычи.

— Там, там? Огня, посветите! Да где же, где? — бешено спрашивали царь и царица.

— Стой! Слушай! Что это там? — воскликнули им в ответ слуги.

На мгновение воцарилась мертвая тишина. Прислушивался и Норберт.

— Барабаны? Что означает барабанный бой в такой час? — проговорил Бокельсон, бледнея как смерть. Одних обуял смертельный ужас; у других в груди расцветала надежда.

Барабаны весело гремели вблизи дворца. Множество воинственных голосов кричало:

— Вальдек, Вальдек! Развевайтесь флаги! Победа!.. Все наше!

— Вальдек! — радостно воскликнул и Христофор.

— Вальдек! — повторили дрожащие губы Норберта.

— Неприятель в городе, неприятель! — бормотали остальные.

— Ян! Кто заколдовал тебя? — кричала Дивара, дергая царя.

— Дьявольское наваждение! — закричал вдруг царь. — Пусть хоть десять тысяч врагов будут у наших ворот, мы от них уйдем. Где дверь, поп?

— Вальдек, мой епископ! Ад побежден наконец, — проговорил потрясенный Норберт, упал на колени и при новом натиске царя только мотал головой.

— Язычник! Неужели корабль мой должен погибнуть у самой пристани? — неистовствовал Бокельсон и, схватив юношу, поднял его, словно великан. — Я на твоих глазах убью сына твоего епископа, если ты не откроешь сейчас же путь к спасению!

Сильнее гремели барабаны. Выстрел за выстрелом раздавался на соборной площади, нарушая однообразное завывание ветра и шума деревьев. Издали доносилось: «Сион, выходи!» И несколько раз ударили в набат.

— Не выдавайте, Норберт! Пусть еретики не избегнут своего наказания! — кричал Христофор.